Герои ранних романов Достоевского ординарны: это «бедные люди», «мечтатель», «неизвестный», «одна женщина», «обитатели Степанчикова», «униженные и оскорбленные», «молодой человек». Если среди них и попадается литератор, то это либо бездарный литератор Фома Фомич Опискин, либо «неудавшийся литератор» Иван Петрович. Не то в поздних романах: недоучившимся студентом был Раскольников, но он же — философ, посмевший сказать «новое слово» в истории идей; «идиот», но пророк Мышкин; все сколько-нибудь значительные герои романов — «философы». В новом романе появляется герой, способный многое на себя взять. Таковы Раскольников, Мышкин, Ставрогин, Аркадий Долгорукий, Алеша Карамазов. Более того, каждый из. этих героев становится «сердцевиной целого» — как отозвался Достоевский об Алеше Карамазове. Вокруг каждого из них возникает своя «система образов» — «спутников» главного героя, призванных решать те же самые проблемы романа.
Выбор героев заметно отличается в ранних и поздних романах: на смену «ординарному» пришел «оригинальный» герой. «Оригинальность» поздних героев Достоевского заключена прежде всего в их идеологичности.
В двадцатые годы эту особенность концепции героя романов Достоевского осознал Б. М. Энгельгардт, выделивший идею у Достоевского как «новую доминанту для художественной реконструкции характера». «Человек идеи» стал главным героем его романов. Б. М. Энгельгардт пошел дальше этого утверждения в своих рассуждениях о значении идеи в романах Достоевского: идея приобрела у исследователя даже отвлеченное значение — стала самостоятельным «объектом» изображения, а романы Достоевского названы «романами об идее». Этот тезис аргументирование оспорил М. М. Бахтин49, в свою очередь развивший ряд положений Б. М. Энгельгардта: об идее как доминанте характера героя, о «жизни идеи» в романах Достоевского — в концепции М. М. Бахтина идея предстала предметом изображения в его романах. И Б. М. Энгельгардт, и М. М. Бахтин неслучайно ограничивали свои наблюдения поздними романами писателя. Идеологичность — художественное качество именно позднего романа Достоевского. Многие его герои становятся идеологами: Раскольников, Свидригайлов, Соня Мармеладова («Преступление и наказание»), Мышкин, Лебедев, Ипполит Терентьев («Идиот»), Ставрогин, Шатов, Кириллов, Шигалев («Бесы»), Подросток, Версилов, Крафт («Подросток»), все Карамазовы: Алеша, Иван, Митя, Федор Павлович, старец Зосима («Братья Карамазовы»).
«Жизнь идей» входит в сюжеты всех поздних романов Достоевского: в «Преступлении и наказании», «Идиоте», «Подростке» это развитие идеи главного героя, в «Бесах» — изображение трагически безысходного философского эксперимента Ставрогина, в «Братьях Карамазовых» — изображение преломления в. судьбах Карамазовых их идеологий. Идеологичности содержания сопутствовала глубокая философичность поздних романов Достоевского. То, что раньше было уделом повестей («Двойник», «Записки из подполья»), стало жанровой сущностью нового романа Достоевского.
У Достоевского были свои поэтические принципы изображения идей героев. Идея в изображении Достоевского «диалогична», процессуальна, изменчива: «Идея — это живое событие, разыгрывающееся в точке диалогической встречи двух или нескольких сознаний. Таким «живым событием» предстают идеи Раскольникова, Мышкина, Подростка, братьев Карамазовых, философский эксперимент Ставрогина. Их идеи — это «идеи времени», и они составляют внутреннюю сущность содержания поздних романов Достоевского, являются их конструктивным принципом.
«Чужая идея» в изображении Достоевского — скорее чувство, чем мысль, точнее «идея-чувство». Достоевский писал: «Есть идеи невысказанные, бессознательные и только лишь сильно чувствуемые; таких идей много как бы слитых с душой человека». Чуть позже он повторил эту мысль: «Можно многое не сознавать, а лишь чувствовать. Можно очень много знать бессознательно».
В своей основе идея каждого героя Достоевского — чувство, слова же могли быть любыми — они менялись в зависимости от обстоятельств, от собеседника, от настроения. Идее героя не страшны ни противоречия, ни алогизмы. Изреченная мысль героя зачастую приобретает форму парадокса. То, что о своей идее говорит герой, часто сбивает с толку неподготовленного читателя. Но не лучшим образом подчас обстоит дело и научных исследованиях: в анализе идей Раскольникова, Аркадия Долгорукого, Ивана Карамазова нередко опускают многое из того, что противоречит логике слов.
К подобному воплощению «главной идеи» в характере героя Достоевский обратился еще раз в романе «Братья Карамазовы», создав образ «раннего человеколюбца» Алеши Карамазова. Как и у Мышкина, у Алеши «христово» слово вошло в дело его жизни — в утверждение моральных ценностей в отношениях между людьми.
Во всех поздних романах не только идея главного героя, но и идеи других героев становятся предметом художественного изображения — при всем этом доминирует идея главного героя. В «Идиоте», например, возникает своеобразный идеологический параллелизм Мышкина и Лебедева, Ипполита Терентьева, Евгения Павловича Радомского, но «идея» Мышкина остается главной.