Смекни!
smekni.com

Державин и русская журналистика 1760-1780-х годов: к вопросу о статусе торжественной оды (стр. 3 из 3)

[v]Ср.: «Со прискорбием рассуждаю о гордости некоторых людей. Сие есть начало непристойных поступок, дурных стихов, витиеватого письма, которые смело выставляют обществу» (ВВ 1769, 401); «Сказывают, что самолюбие не только что с хорошими писателями, но и с мелкими бумагомарателями неразлучно, а некоторые уверяют, что оно и тогда прилипает, когда еще они намереваются быть писателями, но я сего не утверждаю, а скажу только, что самолюбие есть болезнь самая прилипчивая и для писателей опасная» (Пустомеля 1770, 13); «Я слышу и вижу, как некоторые господа плетут себе похвалу, елико мочи имеют, и принуждают читателя против его воли мыслить о себе изрядно, а других без всякой причины презирать и ненавидеть. Следуя такому правилу, вздумалося и мне похвалить самого себя под именем присланного ко мне письма, а оное письмо сделаю я и буду писать сам к себе, как многие то делают под разными видами» (И то и се 1769, 45 лист, 2); «Клеон, превознесенный хвалами, думает о себе, что он превосходит Пиндара, за тем что обучал риторике не знаю в каком-то монастыре и вытвердил наизусть всего Вергилия. Но не подумай, читатель, чтоб он писал согласно с здравым рассудком: он столько горд, что и рассудок презирает» (Смесь 1769, 119); «Начеркал сочинил вздорную пиесу и вздумал, что он может равняться со всеми славными комическими авторами. Сие произошло от пристрастия и самолюбия <…>» (Трутень 1769, 184); «Самохвал, прославляя мнимые свои достоинства, злобствовал на всех тех, кои заслужили всеобщую любовь и почтение, и, называя всех невеждами в словесных науках, не знал различия между Демосфеном и Катоном» (Вечера 1788, 40-41).

[vi]Ср.: «<…> обычай издавать чужие мысли и труды под своим именем ныне стал в моде: эдакая кража теперь не приносит бесчестья, а еще славу доставляет» (И то и се 1769, 7 лист, 2).

[vii]Ср.: «Пламя войны и между сочинителями возгорелось. Вооружились колкими своими перьями г. писатели; вашему Трутню в прошедший вторник немалое было бомбардирование. Всякая всячина добрый вытерпела залп, Адскую почту атаковала какая-то неизвестная партия» (Трутень 1769, 107-108); «Для некоторых сочинителей, которые грызутся между собою, как кошки с собаками, а особливо в песьи дни; потребно разума и согласия до несколько четвертей. Впрочем же, сие согласие весьма нужно, без которого мы иногда и обойтися можем, когда есть ваканции публичных дураков, то занимают у нас такие места мелкотравчатые писаки, и нам гораздо мило смотреть, как они дурачатся и ругают сами себя, а без того, конечно, не приметили бы разумными, а как они поссорятся, то и откроют нам все свои недостатки. <...> (И то и се, 30 лист, 6)».

[viii]Ср.: «Чорт меня дернул приняться за самое разорительное упражнение, а именно: за стихотворство. Я сочинил сказки в стихах и хотел их напечатать, но от меня за напечатание требовали денег, прежде напечатания. Вам, г. издатель, без сомнения известно, что люди моего промысла деньги почитают редкостию, а еще больше те, которые от стихов пропитание имеют» (Трутень 1769, 134); «Самое негодное дело быть стихотворцем. Пропади во век охота ко стихам, названным еще божественным гласом: надобно над ними ломать голову, гоняться за рифмами, считать все слова по стопам и за весь труд не получить ни малой награды» (Трутень 1769, 145); «<...> танцевальная наука не весьма много содержит в себе правил, хотя учителя танцеванья во многих домах принимаются лучше, нежели люди, разумеющие словесные науки <...>» (И то и се 1769, 14 лист, 3); «Вы какое имеете ремесло спрашивал он у меня: и как я сказал ему, что пописывав книги, то он усмехнулся и советовал мне поитить к себе в ученики и хотя ты будешь, говорил он, обметывать одни только петли, то и тогда достанешь в месяц больше, нежели за все твои сочинения в год» (И то и се 1769, 24 лист, 5).

[ix]Ср.: «Ах, знаю, на кого он метит, скажет тотчас ложнодогадливый читатель. Я пересказал бы все клятвы, говоря в ответ, что не того писал, на кого он думает <...> однако мой отгадчик не перестанет твердить, что сие писано на него. <...> Нет, оставлю такие повести, кои побуждают к злословию публику, обыкшую все толковать в худую сторону. Лучше напишу волшебную сказку, сии сказочки часто и знатные, и ученые люди изволят читать на досуге» (Смесь 1769, 35-36);

[x]Ср.: «Я пишу единственно только для одного увеселения и другого намерения не имею, ибо сил моих к тому не станет, не требую похвалы и за славой не гоняюсь для того, что я их недостоин, а желаю, чтоб получил их тот, который мыслит о себе, что он приносит сочинениями великую пользу отечеству» (И то и се 1769, 9 лист, 8); «Мы, благодаря Бога, насущный хлеб имеем, и пишем для того, что нам писать очень захотелось» (Вечера 1788, 6); «Не должно таковых Пиитов ставить рядом, // Которы для своей забавы лишь поют, // С такими, кои петь примаются с подрядом, // И свой бездельный труд, как лапти продают» (Вечера 1788, 77).

[xi]Ср.: «Читатели! Прошу решить сию задачу: // Кто дара не имев, а пишет на удачу. // Умен или дурак?» (Трутень 1769, 111).

[xii]«Всякая всячина», по сути, и является «учебником» «науки жить между людьми» (ВВ 1769, 210). Неслучайно к ее издателю обращаются «господин Наставник» (ВВ 1769, 268). На страницах журнала подробно обсуждается, что можно и что нельзя делать светскому человеку. Наиболее несуразные или «дикие» привычки и обычаи высмеиваются. Полемика с «Трутнем» поэтому начисто лишена какого-либо политического подтекста: Новиков обвиняется лишь в игнорировании светских приличий. Его «сатира на лица» признается «грубостью», а сам он – радикалом, которому «бы хотелось за все да про все кнутом сечь» (ВВ 1769, 175; об этом подробнее см.: Ивинский 2012, 15-21).

[xiii]При этом обвинение в невежливости оказывается одним из самых серьезных, ср.: Предвижу, что ваши листки всегда я буду читать с удовольствием, ибо поныне я еще в них не приметила не только соблазна, но и противных слуху и благопристойности критик. Напротив того, в журнале вашей старшины я нашла много невежливого. Прежде сия госпожа завела между людьми многие ссоры, а теперь рассудила за благо развращать своими изданиями молодые умы, уча их (82) смотреть на то, о чем иной и понятия не имеет (Смесь 1769, 81).

[xiv]В этом контексте становятся понятны выпады против В.П. Петрова: «Мне кажется, потому, что у нас почти все к новостям охотники. У него разум а-ла-грек. Сия мода, служащая прежде к украшениям поверхностей, давно кончилась; и так бестолковые начали оною прикрашивать внутренние свои дарования и выкривлять свой умок то вверх, то вниз, то в ту, то в другую сторону на подобие а-ла-грека. Некоторый господин пуще всего избаловал известного вам умника, сказав, что он больше имеет способностей, нежели славный наш лирик. Но я смело скажу: дай Боже, чтоб сей господин мог порядочно разуметь сего лирика, не только определять цену его знанию и его аттестовать; по-моему, сходнее сказать, что муха равна со слоном, нежели сравнять нескладные и наудачу писанные его сочинения с одами славного нашего стихотворца» (Смесь 1769, 132).

[xv]Об этом подробнее см.: Ивинский 2008; Ивинский 2012, 86-92.

[xvi]Ср.: «Хоть после многие и сочиняли оды, // Но те же самые их вывели из моды» (Собеседник 13, 169); «Наш слух почти оглох от громких лирных тонов, // И полно, кажется, за облака летать, // Чтоб равновесия не соблюдя законов, // Летя с высот и рук и ног не изломать» (Собеседник 10, 28).