Конституционно-правовая ответственность, как и любая иная юридическая категория, объективно требует своей детерминации, дефинитивного определения. На сегодняшний день в науке конституционного права нет единого общепризнанного определения конституционно-правовой ответственности. Вариабельность подходов обусловлена отличием в методологических подходах в исследовании этого правового явления и отсутствием нормативно-правового определения конституционно-правовой ответственности в законодательстве большинства современных государств.
Прежде всего, речь идет о дуализме (двойственности) оценки конституционно-правовой ответственности. Ученых юристов, затрагивающих проблему конституционно-правовой ответственности, можно разделить на два "лагеря": сторонников узкого понимания, т.е. признающих лишь "негативную" ответственность, и сторонников "двухаспектной" ответственности, распадающейся на "позитивную" и "негативную". Смысл противостояния этих двух концепций в том, что одна признает возможность конституционно-правовой ответственности лишь после правонарушения (конституционного деликта), другая же исходит из существования ответственности еще до нарушения нормы. Соответственно этому одни юристы видят в ответственности проявление правоохранительной функции, другие стремятся связать ответственность с регулятивной и даже стимулирующей функциями права.
Для наглядности проиллюстрируем вышеизложенные позиции рядом примеров. Так, Б.А. Страшун подчеркивает, что конституционно-правовую ответственность следует понимать только как "негативную". По его мнению, разделение ответственности на "позитивную" и "негативную" является нонсенсом, учитывая, что фактически речь идет о совсем разных вещах: одно дело, когда мы говорим о круге задач и полномочий, за которые отвечает должностное лицо, а другое, когда – это лицо или орган подвергается неблагоприятным последствиям [8].
Категорически заявляя о своем непризнании позитивной конституционной ответственности, Н.М. Колосова, отмечает, что такая ответственность власти возможна, но она не имеет отношения к юридической ответственности и соответственно к конституционной ответственности. Сторонники позитивной конституционной ответственности, пишет Н.М. Колосова, полагают, что она налицо, если законодательно определено, что власть ответственна перед народом. По ее мнению, это неверно, так как для наступления конституционной ответственности необходимо нарушение только тех принципов и норм, закрепляющих конституционные обязанности и права, которые обеспечены санкциями. Учитывая это, она определяет конституционную ответственность как необходимость наступления неблагоприятных последствий за невыполнение (ненадлежащее исполнение) субъектами права своих конституционных обязанностей и за злоупотребление своими конституционными правами [9].
Попытаемся кратко изложить аргументацию сторонников "позитивной" ответственности. Точки зрения в отношении двухаспектного понимания конституционно-правовой ответственности отличаются разнообразием. По мнению целого ряда государствоведов, конституционно-правовую ответственность нельзя рассматривать только в рамках узкого понимания – как применение к правонарушителю санкции правовой нормы или претерпевание им мер государственного принуждения. Так, по мнению Ю.П. Еременко, важнейшая сторона "позитивного" аспекта конституционно-правовой ответственности выражается в подотчетности, подконтрольности [10]. В.Ф. Мелащенко, считая, что в сфере конституционных отношений доминирует "позитивная" ответственность, а "ретроспективная" играет роль вспомогательной (хотя далеко не второстепенной ответственности), рассматривал "ретроспективную" ответственность, как ответственность за прошлое, а "позитивную", как ответственное поведение, ответственное отношение лица (органа) к своим обязанностям, надлежащее исполнение своих обязанностей, подотчетность, юридическую компетентность [11].
Комплексным двухаспектным дефинитивным подходом отличается позиция автора первой в Украине кандидатской диссертации, посвященной проблемам конституционно-правовой ответственности Л.Р. Наливайко, которая определяет конституционно-правовую ответственность как вид социальной и юридической ответственности, существующий в сфере конституционно-правовых отношений, предусмотренный нормами конституционного права, характеризующийся специфическим кругом субъектов, механизмом реализации и санкциями, проявляющийся в принудительном претерпевании способов влияния за противоправное деяние (ретроспективный аспект) и в ответственном состоянии обязанного субъекта (позитивный аспект), выступая важнейшей гарантией реализации и защиты Конституции [12].
На позициях двухаспектной конституционно-правовой ответственности так же находятся известные отечественные ученые-конституционалисты В.Ф. Погорелко и В.Л. Федоренко. По их мнению, конституционно-правовую ответственность следует определять как самостоятельный вид юридической ответственности, который предполагает надлежащее и добросовестное исполнение субъектами конституционного права своих обязанностей (позитивный аспект) либо наступление негативных последствий или нежелательного изменения конституционно-правового статуса для этих субъектов за нарушение норм действующего конституционного права (негативный аспект) [13].
Не вдаваясь в глубокие теоретические дискуссии по поводу правовой природы и содержания конституционно-правовой ответственности, отметим, что при всех различиях дефинитивных конструкций двухаспектной конституционно-правовой ответственности и вариативности в толковании смысла и содержания "позитивной" ответственности, названные точки зрения объединяет в единую концептуальную позицию стремление найти правовой эквивалент, юридическое объяснение лексическому феномену, выражающемуся в достаточно абстрактных понятиях "ответственность за порученное дело", "подойти со всей ответственностью", "возложить ответственность", "правовой долг" и т.п.
Такие языковые обороты действительно отражают объективную потребность общества видеть в ответственности не только синоним кары, но и стимулятора творческого и одновременно правомерного конституционного поведения. Однако следует согласиться с точкой зрения М.А. Краснова, по мнению которого, в предлагаемой этими авторами теоретической конструкции теряется качественная специфика категории ответственности. По существу она просто замещается иными категориями (обязанность, долг, отчетность, позитивное отношение), каждая из которых имеет собственное назначение и содержание. Вследствие этого "позитивная" ответственность утрачивает всякий практический смысл [14]. Таким образом, вполне оправданное стремление с помощью ответственности стимулировать опосредованную правом социально-полезную деятельность не наполняется практическим смыслом, размывает целостную материю конституционно-правовой ответственности.
Характерно, что аморфность концепции "двухаспектной" ответственности вызвала критику даже со стороны тех, кто признает "позитивную" ответственность. Эта критика представляет собою доведение до логического конца разрушение единого понятия ответственности. Ярким представителем данного течения стал О.Э. Лейст, который считал, что творческая работа (прежде всего управленческая) невозможна лишь под угрозой санкции, ибо страх сковывает инициативу [15].
Думается, что оценка той или иной позиции зависит главным образом оттого, что вкладывается в понимание под юридической ответственностью вообще. Если следовать мнению большинства ученых-юристов, которыми юридическая ответственность рассматривается исключительно как ответственность за прошлое противоправное поведение, то сопоставление в рамках конституционно-правовой ответственности элементов "ретроспективной" и так называемой "позитивной" ответственности представляется бессмысленным, поскольку в этом случае речь идет о различных понятиях.
Если же стать на позицию тех, кто определяет юридическую ответственность более широко, различая: 1) ответственность за прошлое (ретроспективный аспект); 2) ответственность в смысле ответственного поведения, подотчетности, юридической компетентности (активный или позитивный аспект), то упомянутое сопоставление таких элементов конституционно-правовой ответственности, как "ретроспективная" и "позитивная" ответственность, разумеется, оправдано, однако при этом теряется основной смысл рассуждений о конституционно-правовой ответственности как об одном из видов юридической ответственности, поскольку в этом случае, в конечном счете, все сведется к тому, что в конституционном праве юридическая ответственность выступает "главным образом в ее общем, позитивном значении – как ответственное отношение лица к своим обязанностям, возложенным на него законом, правильное, добросовестное, успешное, эффективное исполнение, действенный государственный и общественный контроль над таким исполнением обязанностей" [16].
Между тем у государствоведов, даже тех, кто придерживается широкого понимания юридической ответственности, главный интерес с точки зрения конституционно-правовой ответственности вызывает все-таки именно ее "ретроспективный" аспект, ради которого, собственно, и был в свое время в литературе поставлен вопрос о существовании конституционно-правовой (государственно-правовой, конституционной) ответственности как одного из видов юридической ответственности.
Что же касается понятия "позитивной" ответственности, то от него, по мнению О.Е. Кутафина, следовало бы вообще отказаться, поскольку его использование приводит к тому, что одно и то же явление именуется и обязанностью, и ответственностью, а также к размыванию предназначения ответственности как одного из эффективных регуляторов поведения [17]. Другой российский государствовед И.А. Кравец, говоря о малопродуктивности применения категорий "позитивная" и "негативная" ответственность, вообще считает, что их следует заменить более адекватной терминологией, отражающей реальный процесс реализации конституционных норм и соответствующей стандартам мирового конституционного развития [18].