Как видим, индивидуально-авторская временная стилизация текста осуществлена Анатолем Франсом с помощью различных языковых средств, орфографических и морфологических (например, устарелых написаний и форм, aage, veüe. Indians, estoit, chaulde, incitez и др.), синтаксических (включая инверсию прилагательных: la fine pointe. verd printemps и т. п.) и лексических (ср. архаизмы и их современные соответствия: ledict = се, prever peser sur. roides = forts. nuiz = personne и т. п.).*
* Многие исследователи отмечают, что во французском языке пласт собственно лексических архаизмов весьма ограничен и что, например, высокий стиль речи создается сугубо литературной, книжной лексикой и неупотребителением разговорных слов и оборотов.
Ю. Б. Корнеев, профессионал высшего класса, переводя рассказ Анатоля Франса, добился стилистической эквивалентности оригиналу благодаря тактичному сочетанию синтаксических и лексических средств при воссоздании исторического колорита:
«Признался Филемон, что в дни незрелой своей юности, на заре зеленеющей весны своих лет, изведал и он человекоубийственную ярость, узрев в неком храме картину Алеллеса, каковая висела там в ту пору, и представляла она Александра, осыпающего могучими ударами царя Индийского Дария, а вокруг сих двух царей воины и сотники, воспламенись гневом, избивали друг друга достойным изумления образом. И было оное творение исполнено с великим мастерством и сходством с натурою. И никто меж тех, кто по годам своим был еще горяч, не мог взирать на оную картину, не возбуждаясь немедля к истреблению и смертоубийству бедных и неповинных людей ради того лишь, чтобы, как делали оные добрые воители в битве, носить столь же богатый панцирь и скакать на столь же легких конях, ибо конная и ратная потеха соблазнительна для юного сердца. Вышеупомянутый Филемон испытал сие. И говаривал, что с тех пор отвратился он нравом и разумом от подробных вольнолюбивых изображений и возненавидел жестокосердие так, что не мог выносить его, хотя б было оно всего лишь для вида показанным».*
* Анатоль Франс. Собр. соч. в 8-ми т. Т. VI. М., 1959. С. 317—318.
В приведенном отрывке временной стилизации способствовали такие слова и словосочетания, как: изведал, узрев, каковой, сей (два раза), сотник, воспламеняясь гневом, оный (три раза), меж тех, не возбуждаясь к истреблению, воители, панцирь, ратная потеха, жестокосердие. Далее в двухстраничном тексте появятся другие архаизмы: присовокуплять, доспехи, щиты, понеже, любострастие, века златого, достохвально, сиречь, нимфа, фавн, пиит, чинящих деяния, зрит, яко, лядвеи (бедренные кости), покои (жилые комнаты), сферы (глобусы и т. п.), астролябия, гномоны (астрологические приборы), обращать разум, вышереченный, трактат, возлюбить, мниться, взирая, отверзнет и, конечно, cue, сей, сего. В контексте перевода эти слова и выражения не затемняют смысла высказывания, передают как смысловую, так и хронологическую информацию и выполняют определенные стилистические функции.
Архаизмы, лексические и грамматические, — основное средство временной (темпоральной, хронологической) языковой стилизации текста при диахронном переводе. В этом случае они выполняют ту особую переводческую функцию, которой не обладают языковые единицы оригинала, соотносимые с ними. Это собственной переводческий художественно-выразительный прием темпоральной стилизации. Когда же архаизмы оригинала являются средством исторического познания и создания колорита времени, то в переводе им отводится та же функция, что и в подлиннике. В таких случаях архаизм оригинала часто находит свое прямое соответствие в архаичном слове или обороте перевода.
18. имена собственные в оригинале и в переводе
На первый взгляд может показаться, что перевод имен собственных не представляет особых трудностей. Даже переводом это называется весьма условно: ведь, как правило, имена собственные транскрибируются или транслитерируются. Это обусловлено своеобразием имен собственных, которые «по сути дела порождены не потребностями познания, а соображениями удобства коммуникации, особенностями языка».* В современной лингвистике собственные имена часто определяются как называющие лексические единицы в отличие от нарицательных слов, которые считаются обозначающими единицами. Иначе говоря, у имен собственных «на первый план выступает функция номинативная — называть, чтобы отличать однотипные объекты друг от друга, в противоположность именам нарицательным, основная функция которых — называть, чтобы сообщать значение, коннотировать».** Кроме того, именования людей (антропонимы) и географические названия (топонимы) не являются первичными лексическими единицами по своему происхождению, так как они образованы на базе нарицательных слов.
* Чесноков П. В. Слово и соответствующая ему единица мышления. М., 1967. С. 156.
** Суперанская А. В. Языковой знак и имя собственное // Проблема языкознания. Доклады сообщения советских ученых на Х Международном конгрессе лингвистов. М., 1967. С. 153—154.
Характеризуя своеобразие информации, присущей именам собственным, А. В. Суперанская пишет: «Имена собственные указывают адреса, указывают на конкретных людей, но, если мы не учили географии и не знакомы с Петром и Иваном, они ничего нам не говорят. Поэтому, чтобы понять собственное имя, узнать его значение, надо сначала узнать, какого рода объект оно означает.
Однако знакомство отнюдь не обязательно должно состояться в прямом смысле слова. Я знаю, что есть французские имена Жак, Пьер, Симон; у меня нет ни одного знакомого с этими именами, но я вполне удовлетворена ответом, что Пьер — это имя.
Таким образом, знакомство может быть не только с объектом и субъектом, но и с языковой категорией, к которой данное имя относится».*
* Суперанская А. В. Структура имени собственного. Фонология и морфология. М.,'1969. С. 9. В другой своейкниге «Общая теория имени собственного» (М,,-1973) А В. Суперанская пишет о трех типах информации имени: речевой, языковой и энциклопедической. «Речевая информация осуществляет связь имени с объектом и выявляет отношение говорящего к объекту» (С. 259). «Энциклопедическая информация — это комплекс знаний об объекте, доступный каждому члену языкового коллектива, пользующемуся данным именем»(Там же). «Языковая информация имени (кроме первичной и минимальной, что это имя) — наиболее постоянная и неизменяющаяся часть его информации. Она заключается в характере и составе компонентов имени» (С. 260).
Эти характеристики собственного имени и прежде всего его соотнесенность с конкретным объектом, который оно словно бы инвентаризует, маркирует, к которому прикрепляет условный ярлык, определяют в сфере имен собственных транскрибицию в качестве основного переводческого приема. Имя собственное — всегда реалия. В речи оно называется действительно существующий или выдуманный объект мысли, лицо или место, единственные в своем роде и неповторимые. В каждом таком имени обычно содержится информация о локальной и национальной, принадлежности обозначаемого им объекта.
Транскрибированные имена собственные наряду с остальными реалиями являются теми немногими элементами перевода, которые сохраняют определенное, национальное своеобразие в своей словесной звуковой форме. Испанское слово, например, даже будучи записанным кириллицей, остается испанским словом и не теряет своего национального колорита. Испанские имена Nicolas, Andres или Ana (речь идет не об этимологии этих имен, а об их функционировании в системе современного испанского языка), совсем похожие на Николая, Андрея и Анну, не становятся обрусевшими под пером переводчика, а передаются как Николас, Андрес и Ана.
Внутренняя форма любого имени, а под ней понимается смысловая структура слова, соотношение значений компонентов, составляющих слово, обычно отражает словообразовательный процесс, происходивший в момент первичной номинации, и может быть очевидной (как, например, в топонимах: город Орел, река Уж, озеро Красавица, Кривоколенный переулок или в личных именах и фамилиях: Вера, Надежда, Любовь, Воронов, Красавина, Косоруков) или стертой, неясной (Москва, Волга, Ильмень, Аграфена, Сидоров, Аверичев и т. д., и т. п.).
В повседневном общении и в любых контекстах, где имена собственные выполняют свои обычные функции, внутренняя форма этих слов, как правило, не воспринимается. Ею пренебрегают, так как, даже если смысл этой формы вполне ясен, ей не вменяются в речи характеристические, оценочные функции, хотя потенциальная оценочность в таких словах всегда сохраняется. Внутренняя форма остается частью собственной структуры слова, предназначаемого, как уже говорилось, для называния конкретных объектов, а не для их определения через понятия и лексическое значение. Именно поэтому с теоретической точки зрения «смысловой перевод «обычных» (о «необычных» речь пойдет ниже) имен собственных, у которых есть в языке оригинала нарицательные «двойники», чреват значительными информационными искажениями, а с точки зрения практической он привел бы к величайшей путанице, прежде всего в топонимике.
Если бы названия, например, кубинских населенных пунктов La Cruz, La Gloria, Rey, мыса Pajaros или гаванской улицы Virtudes стало правилом переводить, а не транскрибировать и в русском тексте эти селения назывались бы Крест, Слава, Король, мыс именовался бы Птицы, а улица стала улицей Добродетелей, то исчез бы даже намек на то, что данные топонимы относятся к ареалу испанской речи, и, главное, нарушилась бы та прямая связь между объектом и его названием, о которой говорилось выше. При подобном подходе к переводу топонимов в русском издании карты мира на территории десятка различных стран появились бы населенные пункты с названиями Орел, Лев, Мир, Вознесение, Троица, Согласие, Заря и т. д., и т. п., а в планах сотен иностранных городов замелькали бы улицы Свободы, Братства, площади Победы и Славы, бульвары Независимости и Равенства.