Таким образом, если бы договор купли-продажи лизингового имущества действительно являлся договором в пользу третьего лица — лизингополучателя, последний мог бы отказаться от принятия исполнения от должника. Однако лизингополучатель обязан принять предложенный ему продавцом товар (ст. 484 ГК). Он не вправе отказаться от предложенного продавцом надлежащего исполнения. В противном случае со стороны лизингополучателя будет иметь место просрочка кредитора, которая повлечет для него негативные последствия.
Статьей 167 ГК РСФСР 1964 года[14] было установлено, что исполнения договора в пользу третьего лица может требовать как лицо, заключившее договор, так и третье лицо, в пользу которого обусловлено исполнение, поскольку иное не предусмотрено законом, договором и не вытекает из существа обязательства. Таким образом, правом требования по договору в пользу третьего лица наряду с самим третьим лицом обладал, по общему правилу, и контрагент по договору, который, однако, мог осуществить это требование не для себя, а только и именно для третьего лица[15].
В действующем ГК аналогичная норма отсутствует. Возникает вопрос: если раньше исполнения договора в пользу третьего лица могло требовать как оно само, так и лицо, заключившее договор, то предоставлена ли последнему такая возможность в настоящее время или же требовать исполнения вправе исключительно третье лицо?
Обратимся к постановлению Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 30 июня 1998 г.[16] Суть дела такова. Между истцом и ответчиком был заключен договор страхования, согласно которому страховщик нес ответственность за ущерб, причиненный страхователем третьим лицам. После наступления страхового случая страхователь обратился к страховщику с иском о выплате страхового возмещения третьему лицу. Иск был удовлетворен, однако надзорная инстанция решение отменила, указав, в частности, что судами обеих инстанций не выяснено, отказалось ли третье лицо от реализации своего права. Ю.Б. Фогельсон, основываясь на этом постановлении, приходит к выводу, что третье лицо имеет исковые полномочия о производстве исполнения в натуре, кредитор же получает эти исковые полномочия, только если третье лицо от них отказалось, т.е. кредитор не вправе требовать от должника произвести исполнение третьему лицу до того момента, пока последнее не отказалось от права, предоставленного ему по договору[17].
Но даже если допустить, что в соответствии со ст. 430 ГК лицо, заключившее договор в пользу третьего лица (кредитор), вправе требовать от должника произвести исполнение, необходимо признать, что до тех пор, пока со стороны третьего лица не последовало отказа от предоставленного ему по договору права, исполнение по его требованию может быть произведено только третьему лицу.
Особенностью лизинга является то, что лизингополучатель наравне с лизингодателем наделяется правами и обязанностями покупателя в договоре купли-продажи, за исключением обязанности оплатить имущество, и продавец несет ответственность перед ними как перед солидарными кредиторами. На основании ст. 326 ГК любой из солидарных кредиторов (лизингодатель или лизингополучатель) вправе предъявить к должнику (в нашем случае — к продавцу имущества, которое передано в лизинг) требование в полном объеме. Исполнение продавцом обязательства полностью одному из них освобождает его от исполнения другому (п. 3 ст. 326 ГК).
Таким образом, договор купли-продажи лизингового имущества не является договором в пользу третьего лица, поскольку лизингополучатель обязан принять исполнение от продавца, и в отношениях с продавцом лизингополучатель и лизингодатель выступают как солидарные кредиторы, что нехарактерно для конструкции договора в пользу третьего лица.
На основании проведенного анализа можно сделать вывод, что договор финансовой аренды (лизинга) является двусторонней сделкой, неразрывно связанной с договором купли-продажи арендованного имущества, хотя последний и нельзя считать договором в пользу третьего лица.
1.2. Место договора финансовой аренды (лизинга) в системе гражданско-правовых обязательств
Место договора финансовой аренды в системе гражданско-правовых договоров представляется важным вопросом, а именно: является ли договор лизинга одним из отдельных видов договора аренды либо его следует признать самостоятельным типом договоров.
Правила определения места договора финансовой аренды излагает в своей работе Ю.В. Романец: «При решении вопроса о том, в каком качестве должен рассматриваться лизинг в системе гражданских договоров - как самостоятельный договорный тип или как вид аренды - необходимо учитывать степень влияния специфики лизинга на нормы института аренды. Если специфика лизинга исключает возможность применения к нему всех или большинства родовых арендных норм, то можно говорить о лизинге как о самостоятельном типе договора. Если же особенности лизинга оставляют возможность и необходимость применения к нему значительного количества общих положений об аренде, то следует прийти к выводу о том, что лизинг является видом аренды. Правильное определение формального статуса обязательства в системе договоров (вид договора или самостоятельный тип договора) имеет большое значение для создания законодательного механизма, обеспечивающего возможность применения к обязательству тех норм, которые должны к нему применяться. Если к лизингу применимы общие положения об аренде, то его следует формулировать как вид аренды, чтобы создать законодательную основу для применения к нему соответствующих арендных норм»[18].
Но, несмотря на то, что большинство исследователей лизинговых отношений склонны понимать лизинг как отдельный вид договора аренды (сам законодатель разместив институт лизинга в параграф 6 гл. 34 ГК, указал в ст. 625 ГК, что общие положения об аренде применяются к лизингу, если иное не предусмотрено специальными правилами о нем), существует иной взгляд на роль данного договора в системе гражданско-правовых договоров.
Н.Ю. Круглова, например, выделяет три составляющие правового института лизинга в составе обязательственного права: куплю-продажу, аренду, финансовую аренду[19]. В.А. Горемыкин пишет, что «лизинг находится как бы в пограничной области смежных, зачастую переплетающихся отношений: поручения, аренды, купли-продажи, товарного кредитования и др.» и подчеркивает, что «ни один из отдельно взятых традиционных гражданско-правовых договоров не отражает адекватно всего содержания лизинговых отношений»[20]. По мнению А.Г. Ивасенко, лизинг представляет собой «специфическое сочетание арендных и кредитных отношений»[21].
Е.Н. Чекмарева усматривает в лизинговых правоотношениях черты договора поручения, проката и собственно аренды, и полагает, что «лизинговые отношения соответствуют принципиально новому типу правоотношений, что должно получить подтверждение в признании самостоятельного значения лизингового договора»[22]. Е.В. Кабатова считает, что от договора аренды договор лизинга отличает субъектный состав, содержание договора, наличие в нем элементов договора купли-продажи и делает вывод, что «договор лизинга надо рассматривать как новый самостоятельный вид договора»[23].
Наиболее активно отстаивает рассматриваемую точку зрения И.А. Решетник, которая утверждает, что договор лизинга интегрирует разнородные по своей природе элементы, среди которых можно выделить черты отношений арендного типа, купли-продажи, договоров об оказании юридических и фактических услуг. Вместе с тем сочетание в договоре лизинга элементов известных законодательству договорных конструкций сформировало особые качества и признаки, которые характеризуют специфическую правовую сущность этого договора. По мнению И.А. Решетник, законодательное выделение «превалирующего элемента данной системы - отношений, связанных с предоставлением имущества для временного пользования, является неудачным, поскольку не обеспечивает достижения основной цели - создания оптимальной правовой конструкции, способной наиболее эффективно регулировать гражданско-правовые отношения особого рода (лизинговые отношения)» [24].
Развивая свою мысль, И.А. Решетник приходит к выводу о различной юридической природе договоров лизинга и аренды и, как следствие, о необходимости выделения договора лизинга в качестве самостоятельного договорного типа, «которое зиждется как на специфике опосредуемого настоящим договором материального отношения, так и на юридических особенностях, подчеркивающих своеобразие и уникальность этой сложной правовой конструкции»[25].
Аналогичную позицию занимает А.А. Груздева, которая полагает, что специфика складывающихся материальных отношений и юридических особенностей сложной правовой конструкции лизинга делает возможным выделение договора лизинга в качестве самостоятельного договорного типа[26].
Представляется, что концепция приверженцев самостоятельности договора лизинга обладает рядом изъянов. Эти недостатки уже освещались в специальной литературе[27] . Рассмотрим основные положения, в соответствии в которыми договор лизинга не может быть признан договором особого рода.
1. Краеугольным камнем сторонников квалификации договора финансовой аренды как самостоятельного типа договора служит утверждение, что лизинг является трехсторонней сделкой, порождающей единое обязательство. Однако, выше уже обосновывалась точка зрения, согласно которой лизинг не является трехсторонней сделкой. Существуют два договора: собственно договор лизинга и договор купли-продажи, которые порождают различные обязательства - лизинга и купли-продажи.