Так, науки, с легкой руки неокантианцев получившие название идеографических, т.е. описывающих индивидуальные явления (классическая география, история и т.п.), в плане выполнения ими объяснительной функции заняты в основном, а порой и исключительно объяснением единичных объектов. Что же касается наук номотетических, главной задачей которых является установление законов (физика, химия, биология, социология и т.п.), то они занимаются не только объяснением фактов, но и большое внимание уделяют и объяснению законов, что в конечном счете осуществляется на основе научных теорий.
Как же выглядит объяснение закона? "Всякий закон, всякое единообразие в природе, — писал Милль, — считают объясненным, раз указан другой закон (или законы), по отношению к которому (или которым) первый закон является лишь частным случаем и из которого (или которых) его можно было бы дедуцировать".
Пусть надо объяснить закон "Железо электропроводно". Можно составить эксплананс из двух других законов и получить объяснение, которое в конечном счете будет иметь вид такого дедуктивного вывода:
Железо — металл Металлы электропроводны
Железо электропроводно а в более общем виде-
Всегда, если А, то В Всегда, если В, то С
Всегда, если А, то С
Нетрудно заметить, что эта модель в определенном отношении аналогична основной модели (правда, — и это в высшей степени существенно — здесь эксплананс состоит только из законов, т.е. не содержит никаких положений о начальных условиях) и потому — в соответствии с принципами терминологии Поппера — Гемпеля — может быть названа "схемой дедуктивного объяснения закона".
По аналогии с тем, что было сказано выше, можно прийти к заключениям:
1) сам объяснительный процесс, процесс поиска положений (здесь: законов), из которых можно было бы составить, эксплананс, и в данном случае не является дедуктивным;
2) в любом виде объяснения эксплананс будет представлять собой связную совокупность, т.е. систему законов. Из них по крайней мере один несет на себе основную объяснительную нагрузку (другие же играют вспомогательную роль), при этом основную нагрузку несут законы, принадлежащие к более высокому уровню, нежели объясняемый. Вообще же, как правило, закон объясняется посредством его соотнесения с теорией.
И последнее. Ф.Бэкон неоднократно сетовал на то, что люди имеют скверную привычку, восходя в процессе познания вверх, перескакивать некоторые уровни, например от низших аксиом переходить сразу к высшим — к принципам. По-настоящему, говорит он, наука должна строиться не так, но путем последовательного и непрерывного восхождения. Может быть и даже наверное, Бэкон был чересчур педантичен, но, как ни странно, история науки неоднократно демонстрировала его правоту в данном случае.
Так, по мнению одного из крупнейших социологов нашего века, Р.Мертона, главная беда социологической науки (речь идет о ее состоянии на середину столетия) — в том, что она состоит, с одной стороны, из множества прочно установленных путем обработки эмпирических данных законов низшего уровня, а с другой стороны, из множества высокоабстрактных, совершенно оторванных от этих законов ( и от эмпирии) принципов. Выход из положения (и, как впоследствии оказалось, вполне справедливо) он видел в построении того, что он назвал "теориями среднего уровня", ибо "социология пока не готова к своему Эйнштейну, так как еще не обрела своего Кеплера".
6. ПОЧЕМУ КОЛОКОЛА ЗВОНЯТ НА ПАСХУ?
Теперь очень важно обратить внимание на то, что научное объяснение может быть не только причинным, т.е. таким, в котором положения о начальных условиях описывают причину объясняемого объекта, а объясняющие законы являются причинно-следственными.
Ученые нередко выполняют такие объяснительные процедуры, которые в определенном отношении противоположны причинным, а именно апеллируют не к причине, породившей данный объект, но к тем следствиям, которые он сам породил. Таковы хорошо известные и широко распространенные в таких науках, как физиология, кибернетика, социология, функциональные объяснения.
Как известно, некоторые категории объектов способны регулярно производить однотипные следствия. Такие следствия называются функциями, если они способствуют сохранению существующего объекта, дисфункциями, если способствуют его уничтожению, и нефункциональными следствиями, если не делают ни того, ни другого.
Следовало бы отметить также структурные объяснения. В них, как ясно из названия, исследователь апеллирует к структуре некоторого объекта, к его внутреннему строению. К таким объяснительным операциям часто прибегают в анатомии, химии, структурной лингвистике.
Порой для того, чтобы объяснить некое свойство предмета, ссылаются на субстрат, материал, из которого этот предмет состоит. Это субстратное объяснение.
Вообще существует довольно много видов непричинных объяснений, и практика научно-исследовательской деятельности давно — ас течением времени все более наглядно — демонстрировала это. Более того, некоторые мыслители и даже целые исследовательские школы стали отдавать предпочтение какому-либо одному виду непричинного объяснения. Подобное предпочтение обычно оправдывалось с помощью специально создаваемой концепции.
Так, еще в первой половине нашего века возникли функционализм, структурализм, а также ряд научных школ, базировавшихся на различных теориях систем, и т.д. Таким образом, как бы ни были важны причинные объяснения, неправомерно сводить все типы научного объяснения лишь к причинным. Такого рода сведение напоминает ситуацию с мальчуганом, который на вопрос: "Почему колокола звонят на Пасху?" — ответил: "Потому что их дергают за веревочки".
7. ОБЪЯСНЕНИЕ БЕЗ ПОНИМАНИЯ. ПОНИМАНИЕ БЕЗ ОБЪЯСНЕНИЯ
Теперь мы учли многообразие видов объяснения, реально выполняемых в науке, но не утрачено ли при этом их единство? В самом деле, что же позволяет называть одним и тем же именем — "объяснение" — столь различные действия? Вопрос в высшей степени важный, можно сказать, главный. А ответ на него таков.
Непосредственно все эти действия выполняются благодаря экспланансу, одной частью которого являются положения о начальных условиях, а другую составляет научный закон (законы). И неважно, что в каком-то объяснении это причинно-следственный закон, а в другом — структурный, в третьем — функциональный, а в четвертом — субстратный, в пятом — структурно-функциональный, а в шестом — субстратно-структурный и т.д. и т.п.
Важно, что он всегда входит в число объясняющих положений и в конечном счете именно благодаря ему и происходит объяснение. В объяснениях единичных объектов закон принимает на себя основную объяснительную нагрузку, а в объяснениях законов — вообще всю.
Короче говоря, главный смысл объяснения состоит в подведении объясняемого объекта под какой-либо закон.
Эта идея (назовем ее "тезисом о законе") является самым ценным достижением всей той традиции в анализе объяснения, которую мы здесь рассматриваем.
Этот тезис был вполне четко сформулирован уже О.Контом: "Объяснение явлений... есть... установление связей между различными отдельными явлениями и несколькими общими фактами". Термин "общий факт" О.Конт здесь употребляет как тождественный термину "научный закон".
Абстрактно говоря, на базе "тезиса о законе" могла возникнуть и даже, как кажется, не могла не возникнуть более широкая и более глубокая, чем "основная модель", концепция объяснения.
Однако вопреки всем хвалебным оценкам, которые представители эмпиризма (кроме Маха) давали объяснению, его месту и роли в научном исследовании, в их представлениях оно оказывается в высшей степени скромной познавательной процедурой — всего лишь одним из способов унификации, "спрессовывания" знания. Подводя объясняемый объект под некоторый закон, мы просто констатируем, что этот объект таков же, как и все другие объекты того же типа, как бы вливаем малую толику жидкости — знания о нем — в сосуд, в котором уже немало точно такой же жидкости.
Если еще учесть, что концепция объяснения разрабатывалась в основном на материале естественных наук, то покажутся вполне закономерным возникновение и вполне правдоподобным содержание той в известном смысле контрконцепции, которую обычно связывают с именем ВДильтея.
Базируясь на теории понимания, которую разработал Ф.Шлейермахер в рамках филологии, решительно выводя ее за эти рамки и придавая ей общеметодологический характер, В.Дильтей создал некий эскиз концепции понимания. В дальнейшем она дорабатывалась, детализировалась многими авторами.
Суть того, что в конечном счете получилось в одном из самых бескомпромиссных вариантов, можно кратко выразить так. Необходимо строго разделять науки о природе и "науки о духе" (имеются в виду гуманитарные науки: история, филология, искусствоведение и т.д.).
— Главная познавательная функция наук о природе — объяснение. Она состоит в подведении единичного объекта под общий закон (понятие, теорию), в результате чего полностью уничтожается вся неповторимая индивидуальность этого объекта.
- Основная познавательная функция "наук о духе" — понимание. Здесь, напротив, стремятся постичь смысл изучаемого объекта именно в этой его индивидуальности.