Европейская конвенция кардинально не отличается от Пакта в части, устанавливающей упомянутые процедурные гарантии, провозглашая право каждого при определении его гражданских прав и обязанностей или при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявленного ему, на справедливое публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона" (п. 1 ст. 6)[3]. Следовательно, надлежащее осуществление правосудия должно предусматривать, как минимум, два аспекта: институциональный (независимость и беспристрастность суда) и процедурный (справедливый характер разбирательства дела).
Статистика последних лет работы Европейского Суда подтверждает тот факт, что именно ст. 6 Конвенции, закрепляющая право на суд, послужила большим основанием для развития судебной практики, нежели любая другая статья Конвенции. Это неудивительно, так как "статья 6 Конвенции формирует основу современного демократического общества, в силу чего занимает в Конвенции центральное место и закрепляет основополагающий принцип верховенства права"[4]. Более половины всех обращений в Европейский Суд связаны с нарушением ст. 6 Конвенции, это убедительно доказывает тот факт, что именно она является наиболее востребованной среди лиц, обращающихся за защитой в Европейский Суд. С другой стороны, очевидно, что такая ситуация является непосредственным отражением того дефицита правовых гарантий, который существует в правовых системах стран - участников Европейской Конвенции, к которым относится и Российская Федерация.
При этом складывается впечатление, что существует две основные группы дел, по которым Европейский Суд по правам человека рассматривает вопрос доступа к правосудию в соответствии с п. 1 ст. 6 Конвенции. Первая группа охватывает дела, связанные с опротестованием отказа в праве обращения в суд в процессе рассмотрения некоторых видов гражданских дел национальными судами. Ко второй группе относятся претензии, выдвигаемые в связи с тем, что обременительные расходы или сложные процедуры в действительности делают обращение в суд невозможным при всей формальной доступности последнего[5]. Следовательно, положения ст. 6 разрабатывались в качестве универсальных для различного рода исков, которые зачастую не подпадают под действие других положений Конвенции. При этом, как правило, заявители, обращаясь в Европейский Суд, выдвигают требования, связанные не только и не столько с существом самого дела, сколько с нарушениями судебных процедур национальными юрисдикционными органами.
Доступ к правосудию. Понятие. Впервые право на обращение в суд (доступ к правосудию) было признано Европейским Судом в деле Голдера[6]. Г-н Голдер, находясь в тюрьме, обратился в Европейскую Комиссию по правам человека с жалобой, в которой утверждал, что отказ разрешить ему проконсультироваться у адвоката является нарушением п. 1 ст. 6 Европейской конвенции по правам человека. Несмотря на тот факт, что в то время доступ к правосудию вообще не фигурировал в контексте Европейской Конвенции, данное решение было вынесено Комиссией единогласно. Текст ст. 6 Конвенции не говорит прямо о праве доступа к правосудию, провозглашая иные права, но все они вытекают из одной и той же основополагающей идеи и, будучи взяты в совокупности, составляют единое право, хотя и не получившее точного определения. Поэтому Европейский Суд посчитал себя обязанным установить при помощи толкования, является ли доступ к правосудию составной частью или аспектом указанного права.
Для того, чтобы ответить на вопрос, связанный с присутствием права на доступ к правосудию в Конвенции, Европейский Суд обратил свое внимание на французский текст п. 1 ст. 6, фраза “contestations sur ses droits”, имеет более широкий смысл, чем английский текст ("trial" - дословно "судебное разбирательство, процесс'"), и включает и то, что выходит за рамки собственно процесса (французский и английский тексты признаются аутентичными: если слова, использованные в одной из языковых версий, могут передавать только более узкое значение, поэтому следует применить английскую версию).
Таким образом, Суд сделал вывод о том, что когда речь идет о гражданско-правовых спорах, каждый имеет право на то, чтобы судебное разбирательство, начатое им или против него, осуществлялось определенным способом, а именно справедливо, публично, в разумный срок и т. п., — а также и прежде всего на то, что дело будет вестись не каким-нибудь государственным учреждением, а судом в смысле п. 1 ст. 6 Конвенции.
Правительство Великобритании не согласилось с таким решением Комиссии и выступило за необходимость соотнесения ст. 6
(п. 1) со ст. 5 (п. 4) и 13 Конвенции. По их мнению, ст. 13 явно предусматривает право доступа к правосудию, поэтому отсутствие аналогичного положения в ст. 6 (п. 1) удивляет. В соответствии с этим если истолковать п. 1 ст. 6 как предусматривающий право доступа, то ст. 5 (п. 4) и 13 стали бы излишними.
Члены Комиссии по правам человека ответили по существу, что ст. 5 (п. 4) и 13, в отличие от ст. 6 (п. 1), выступают как “дополнение” к другим статьям. Они не формулируют конкретные права, а призваны служить процессуальными гарантиями, обеспечивающими возможность “обращения в суд”, в первом случае применительно к “праву на свободу и личную неприкосновенность”, гарантированному п. 1 ст. 5, а во втором — применительно ко всем “правам и свободам, закрепленным в настоящей Конвенции”. Статья 6 (п. 1) направлена на защиту “права на само должное отправление правосудия”, “право на то, чтобы правосудие осуществлялось”. Этот “важный и неотъемлемый составной элемент” объясняет различие в формулировке ст. 6 (п. 1) и той, что используется в ст. 5 (п. 4) и 13. Этот довод не лишен убедительности даже, несмотря на то, что выражение “должное отправление правосудия”, которое иногда используется по причине его краткости и удобства, не содержится в тексте п. 1 ст. 6, и его можно понимать как относящееся только к деятельности по отправлению правосудия, а не к его организации[7].
Толкование, против которого выступало Правительство Соединенного Королевства, не ведет к смешению ст. 6 (п. 1) со ст. 5 (п. 4) и ст. 13 и не делает положения последних излишними. В ст. 13 говорится об эффективных средствах правовой защиты путем обращения к “государственному органу”, который может и не быть “судом” в смысле ст. 6 (п. 1) и ст. 5 (п. 4.) Кроме того, эффективное средство правовой защиты имеет дело с нарушением права, гарантированного Конвенцией, тогда как ст. 6 (п. 1) и 5 (п. 4) охватывают требования, относящиеся в первом случае к существованию или содержанию гражданских прав, а во втором — к законности ареста или задержания. Важно, что эти три статьи действуют не в одной и той же области[8].
Вместе с тем принцип, согласно которому спор гражданско-правового характера может быть передан в суд, относится к числу повсеместно признанных основополагающих принципов права; это справедливо и в отношении принципа международного права, который запрещает отказ в правосудии. В свете указанных принципов следует читать и ст. 6 (п. 1). По мнению Суда, было бы немыслимо, чтобы ст. 6 (п. 1) содержала подробное описание предоставляемых сторонам процессуальных гарантий в гражданских делах и не защищала бы в первую очередь того, что дает возможность практически пользоваться такими гарантиями — доступа к суду. Такие характеристики процесса, как справедливость, публичность, состязательность, лишаются смысла, если нет самого судебного разбирательства[9]. Таким образом, Суд приходит к выводу, что ст. 6 (п. 1) обеспечивает каждому человеку право на рассмотрение в суде любого спора, относящегося к его гражданским правам и обязанностям. Она признает “право на суд”, где право доступа, понимаемое как возможность инициировать судебное производство по гражданским делам, составляет лишь один из аспектов.
Практически Конвенция исходит из презумпции, что такое право, за незначительными исключениями, издавна настолько крепко укоренилось в национальных правопорядках цивилизованных государств, что нет абсолютно никакой необходимости в дополнительных процедурах. Не может быть никаких других причин, объясняющих, почему Конвенция воздержалась от его формального закрепления, поэтому следует проводить различие между правовыми установлениями, существование которых Конвенция предполагает, и правами, которые ею гарантированы. Подобно тому, как Конвенция исходит из существования судов и органов законодательной и исполнительной власти, точно так же она, в принципе, предполагает существование права доступа к правосудию по гражданским делам, поскольку без такого права ни один гражданский суд не сможет действовать.
Рассмотренная выше позиция Европейского Суда позволяет нам дополнить ст. 6 Конвенции третьим элементом: к институциональному и процессуальному, вытекающим из текста п. 1 ст. 6, следует добавить право доступа к правосудию, выступающее частью права на справедливое судебное разбирательство[10].
Применимость. Действие п. 1 ст. 6 статьи ограничено только той сферой, в которой затрагиваются гражданские права и обязанности, поэтому представляется важным определить значение данного термина. Существует обширная практика Европейского Суда, дающая представление об объеме понятий "гражданского права и обязанности" субъекта.[11]. Интерпретация данного понятия органами Конвенции не была постоянной. Вопросы, которые до определенного времени рассматривались в качестве находящихся вне сферы действия ст. 6, например социальная защита, в настоящее время подпадают под категорию явлений гражданско-правового характера[12]. Вместе с тем некоторые дела, такие, как воинская обязанность, право выдвигаться на высшие государственные посты, право на получение бесплатного образования и медицинское обслуживание и ряд др. [13], вообще не подпадают под действие данной статьи, т. к. их нельзя отнести ни к одной из этих категорий.