Б. А! Так ты называешь меня дармоедкой! Значит, я по-твоему, дармоедка! и т. д., и т. д.
7. Наконец, из числа других софизмов рассуждения можно упомянуть здесь еще “многовопросие” — очень распространенный софизм в древности” благодаря особой тогдашней форме спора. Но он нередко встречается и теперь. В настоящее время он чаще всего имеет вид неправильного осведомления. По какому-нибудь вопросу возможно только условное решение: в одних случаях надо решать так, в других иначе. Софист же требует, чтобы противник “просто” ответил — еда или нет”. Если противник хочет
сделать должное “различение”, его обвиняют в том, что он “не хочет отвечать прямо и прибегает к уверткам”. Вот пример (опять-таки из жизни) — “честно или нечестно защищать другой народ (в споре) в ущерб своему? Отвечай без уверток, прямо: да или нет? — Но постой! Я же не могу двумя словами ответить на такой вопрос, потому что...
— А! Не можешь прямо ответить! Когда ты прижат к стене, ты всегда пускаешься на уловки.
— Да нет же! Сам вопрос такого рода, что на него невозможно ответить только “да или нет”. Это вопрос сложный, и на него надо”.
— Слыхали мы эти ваши громкие фразы, знаем ваши уловки... Мне не надо никаких хитросплетений... Ты мне отвечай прямо: честно или нечестно? и т. д.
Глава XXIV.
МЕРЫ ПРОТИВ УЛОВОК
Предохранительные меры против софизмов и уловок,— “Разоблачение” софизмов и уловок”— “Обличение” в них.— Вопрос о позволительности “ответных софизмов”.— Мотивы, оправдывающие их.
1. Кто хорошо изучил уловки софистов и умеет сейчас же распознавать их, тот в значительной мере обезопасит себя от них. Как отвечать на каждую из них в том или другом случае — зависит от такта, находчивости и т. д. спорщика. “Прописать особое лекарство” против каждой из них и для всех обстоятельств вряд ли возможно. Можно сказать только одно: кто принимает в споре все те предупредительные, “профилактические”, так сказать, меры, какие мы указали в этой книге, тот в значительной мере охранит себя от всяких поползновений софиста. Главнейшие из них такие: а) спорить только о том” что хорошо знаешь. Помнить, словом, наставление щедринского ерша “карасю идеалисту”: “чтоб споры вести и мнения отстаивать, надо, по меньшей мере, с обстоятельствами дела наперед познакомиться”; б) не спорить без нужды с мошенником слова или с человеком. “хамоватым” в споре, а если надо спорить, то быть все время “начеку”; в) научиться “охватывать” спор, а не брести от довода к доводу; г) всячески сохранять спокойствие и полное самообладание в споре — правило” особенно рекомендуемое; д) тщательно и отчетливо выяснять тезис и все главные доводы — свои и Противника. Если при этом спорщик знает хорошо и умеет распознавать быстро хотя бы все те УЛОВКИ, которые указаны в этой книге, то софист редко может надеяться на успех своих
Иные считают нужным “разоблачать” уловки, а вместе с ними и софиста. На это можно сказать так: когда дело идет о софизме — лучше никогда не прибегать к этому средству или в самых редких очевидных случаях. Когда дело идет о других уловках — не о софизмах — то иногда наоборот: самое лучшее средство “разоблачить” уловку. Но и здесь есть много таких простых уловок (не софизмов), на которые лучший и единственный разумный ответ — не поддаваться им. 2. “Обличать” в софизме — ведь это в огромном большинстве случаев сводится к тому же “чтению в сердцах”, сознательному или бессознательному: тут ведь дело идет о намерении человека, о намеренной ошибке. Обвинив в софизме — надо доказать обвинение, иначе это будет совершенно недопустимое, “голословное обвинение”. А чтобы доказать его, надо: а) доказать, что есть ошибка в доказательстве, и б) доказать, что она сделана намеренно. Первое — часто доказать нетрудно. Но доказать с достоверностью наличность намерения “смошенничать в споре” в большинстве случаев очень трудно или невозможно. При этом спор может принять крайне тяжелый, неприятный личный характер, и мы останемся при недоказанном нами обвинении.
Надо помнить и то, что очень часто подобное обвинение не совершенно достоверно и для нас самих; а нередко, если оно и кажется нам достоверным, может казаться таковым ошибочно. Мы ведь здесь не застрахованы от промахов. По всему этому гораздо лучше и разумнее ограничиться только указанием ошибки в рассуждениях противника, не входя в обсуждение — намеренная она или нет. Этого ведь и вполне достаточно, чтобы разбить его доказательство. Остальное” как говорится, “от лукавого”. Предоставим софистам обвинять собеседников в “софизмах””— благо это одна из их любимых уловок. Как им ее не любить, ведь это обвинение нельзя часто опровергнуть, как нельзя” конечно” и доказать. Но впечатление на слушателей спора и т. д. она может оставить, отчасти по принципу: “клевещите, клевещите, что-нибудь да прилипнет”.
3. Зато такие уловки, как палочные доводы, аргументы к “городовому”, срывание спора, инсинуация и т. д., и т. д.” должны быть везде разоблачаемы, где только можно их доказать. Сущность же их такого характера, что доказать их наличность не составляет часто особого труда. Правда, на противника-софиста такие разоблачения влияют сравнительно редко: по большей части человек, сознательно прибегающий к ним, обладает довольно толстой кожей, и его “разоблачениями” не проймешь. Он будет продолжать свое дело. Но есть люди, которые пускают в ход такие уловки по недостаточной сознательности, “не ведают, что творят”. Такие люди могут и “устыдиться”, увидев воочию яркое изображение сущности своей уловки. Полезны подобные разоблачения и для слушателей и читателей.
Наконец, вообще говоря, молчать и без протеста переносить подобные приемы там, где можно доказать их наличность,— поступок даже противообщественный. Это значит — поощрять на них в дальнейшем. Протест в этих случаях — наш долг, хотя бы и нельзя было ожидать от него осязательного результата.— Но, конечно, где наличность подобных уловок недоказуема”— приходится промолчать по тем же причинам, как и при софизмах.
Психологические уловки — внушение, отвлечение внимания, приемы, направленные на “выведение из себя” противника, и т. д.— тоже обычно не требуют “разоблачения”. Это сводит спор на личности, в грязь. Лучшее средство против них — поскольку дело касается нас — не поддаваться им; на “внушение” отвечать соответственными приемами со своей стороны и т. д., и т. д., и т. д.
4. Последний совет касается важного вопроса: позволительно ли на уловки отвечать в споре соответственными уловками. Можно ответить на него так: — есть уловки, непростительные для честного человека ни при каких обстоятельствах. Напр., такова гнусная уловка “расстроить” противника перед ответственным, важным спором, чтобы ослабить его силы; или “срывание спора” и т. д., и т. д. Есть всегда позволительные уловки, о которых мы говорили в начале этого отдела,— напр., оттянуть возражение и т. п. Остальные уловки — область, о которой мнения расходятся. Одни считают себя не вправе пускать их, хотя противник прибегает к самым гнусным приемам; другие — по большей части практики — думают, что они в таком случае позволительны. К числу подобных сомнительных уловок относятся софизмы. Одни никогда не опускаются до софизмов, другие считают софизмы иногда позволительными. Это уж дело совести.
В оправдание тем, кто на софизмы отвечает софизмами и другими уловками, можно сказать следующее. Вообще существует два способа борьбы с софизмом: а) показать с очевидностью, что доказательство неправильно, “раскрыть ошибку”; и б) ответить другим софизмом или уловкой, парализующей софизм противника. Первый способ, конечно, безусловно кристально честен. К сожалению, во многих случаях он на практике или вовсе не применим, или чрезвычайно затрудняет спор и ослабляет впечатление. Если спор при слушателях, а софист ловко орудует с помощью своих уловок, шансы в борьбе часто слишком становятся различны. Он, напр., пускает в ход такой лживый или произвольный довод, разоблачить лживость или сомнительность которого перед данными слушателями очень трудно или даже невозможно. Довод его всецело основан на круге сведений и понятий, доступных данным слушателям или им свойственных, а потому совершенно для них ясен, понятен, прост и производит полную иллюзию неотразимой истинности. Для того чтобы показать всю ложность его, надо поднять слушателей над их кругозором, дать им запас новых сведений, внушить новые предпосылки; надо показать, что вопрос далеко не так прост, как это кажется, а иногда, наоборот, очень сложен и запутан или даже не допускает достоверных решений. Все это часто совершенно не осуществимо. Если даже противник-софист даст вам без помех развивать длинные рассуждения и обосновывать предпосылки, то иной слушатель не станет их слушать: сбежит, заснет, запротестует. Все сложное, запутанное, неопределенное в рассуждении он склонен приписать изъяну" вашего мышления. Напрягать внимание, чтобы следить за вашими новыми или трудными для него рассуждениями,— ему тяжело. Между тем “на ясном и простом” доводе противника он “отдыхает”. “Вот молодец! — говорит ясно, просто и хватает самую суть. А тот .— как пошел крутить! С одной стороны, нельзя не признаться, с другой — нельзя не сознаться... Слушать тошно”. Вот пример для иллюстрации. Спорят о “Константинополе и проливах” — нужно требовать их или нет? Слушатели — темные рабочие и крестьяне, для которых весь мир вмещается, как для гоголевского героя, в пространстве “по ту и по эту сторону Диканьки”. Противник-софист говорит: “сами подумайте — люди вы взрослые." Зачем нам, мужикам, той Константинополь? И какие-то проливы? Зачем мы будем за него нашу кровь проливать? И так достаточно пролито.— А кто хочет Константинополя? Вы посмотрите: кто рабочий, кто крестьянин — те все не хотят. А хлопочут буржуи, капиталисты, богачи. Им это, небось, на руку. Им это первое дело, чтобы нажиться. Так пусть сами идут и свою кровь проливают. А нашей — довольно попили. Больше не дадим”.— Попытайтесь разоблачить ошибочность этих доводов перед такой аудиторией из рабочих и крестьян. Вы увидите, как это трудно, когда даже в голову многих интеллигентов не вмещаются те возражения, которые можно привести против этой примитивной аргументации.