Нередко (особенно в спорах без длинных “речей”) прием принимает форму настоящего “наведения на ложный след”. Перед мыслью, которую хотят “провести” без критики, ставят какую-нибудь такую мысль, которая, по всем соображениям, должна показаться противнику явно сомнительной или явно ошибочной.
....мысль, что дом о котором идет речь, стар. Икс решает навести противника на ложный след. Зная. что противник, защищающий, напр,, какого-либо Б., непременно набросится с негодованием на всякое обвинение Б. в нечестности. Икс говорит: “Тут дело, несомненно, не обошлось без подвоха со стороны Б. Он приобрел этот старый дом не без помощи обмана”.— Если противник “набросится” на обвинение, то может пропустить “старый дом” без критики. Тогда остается в пылу схватки несколько раз незаметно повторить эти слова, пряча их в тень, пока “слух к ним не привыкнет”,— и мысль проведена.
Не лишнее заметить, что в ораторских речах одним из сильнейших средств, отвлекающих внимание от мыслей и их логической связи,— является пафос, выражение сильного эмоционального подъема, равно как и избыток удачных тропов, фигур и т. д. Проверено на опыте, что обычно слушатель хуже всего усваивает и запоминает смысл таких отделов речи.
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ УЛОВКИ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Ставка на ложный стыд.— “Подмазывание” аргумента”— Внушение.— “Втирание” очков на мысли.— Двойная бухгалтерия.
1. Очень часто софист пользуется обычной для большинства человеческою слабостью “казаться лучше, чем есть на самом деле” или же “не уронить себя” в глазах противника или слушателей; чаще всего — “ложным стыдом”. Видя, напр.. что противник слабоват в науке, софист проводит недоказательный или даже ложный довод под таким соусом: “вам, конечно, известно, что наука теперь установила” и т. д. Или “давно уже установлено наукой”; или “общеизвестный факт”; или “неужели вы до сих пор не знаете о том, что” и т. д. Если противник побоится “уронить себя”, признавшись, что ему это неизвестно,— он в ловушке.
2. В спорах “для победы” очень употребительно другое видоизменение этой уловки, основанное на той же слабости. Всем известно, что вообще часто одно говорится, другое думается. Тайные желания, убеждения, цели — могут быть одни; слова — совсем другие. Но иной человек ни за что в этом не сознается и не дерзнет опровергать “слов”, чтобы “не показаться” недостаточно хорошим человеком. Еще Аристотель отмечает эту черту.
Некоторые высокие нравственные положения и принципы на устах — у многих, в душе и на делах — у немногих. Напр., не так уж много людей и в настоящее время выполняют на деле приведенную тем же Аристотелем истину: “лучше разориться, оставаясь честным, чем разбогатеть неправдой”. Но на словах — редко кто будет ей противоречить.
В каждую эпоху есть и свои “ходовые истины”, с которыми признают необходимым соглашаться из “ложного стыда”, из боязни, что назовут “отсталым”, “некультурным”, “ретроградом” и т. д., и т. д. И чем слабее духом человек. тем он в этом отношении трусливее.
3. Довольно часто употребляется и другая родственная уловка, основанная тоже на самолюбии человека: "подмазыванье аргумента”. Довод сам по себе не доказателен, и противник может опротестовать его. Тогда выражают этот довод в туманной, запутанной форме и сопровождают таким, напр., комплиментом противнику: “конечно, это довод, который приведешь не во всяком споре, человек, недостаточно образованный, его не оценит и не поймет” и т. д.; или “вы, как человек умный, не станете отрицать, что” и т. д.; или “нам с вами, конечно, совершенно ясно, что” и т. д., и т. д
4. Одна из сильнейших и обычнейших уловок в споре — это внушение. Особенно огромна роль его в устном споре. Кто обладает громким, внушительным голосом, говорит спокойно, отчетливо, самоуверенно, авторитетно, имеет представительную внешность и манеры, тот обладает, при прочих равных условиях, огромным преимуществом в устном споре.
“Пожалуй, идите, только, право, не лучше ли бы вам остаться ? Вы бы тут нас подождали, охотились бы; а мы бы пошли с Богом. И славно бы!” — сказал он таким убедительным то ном, что мне в первую минуту, действительно, показалось, что это было бы славно” <Л. Толстой. Набег).
Эта “внешняя убедительность” и ее сила известна каждому из опыта. В ней секрет успеха проповеди многих фанатиков. Ею пользуются искусные ораторы, и в споре со многими она — одна из самых сильных уловок.
6. Кроме тона и манеры спорить, есть много и других приемов, рассчитанных на внушение. Так может действовать смех, насмешка над словами. Так действуют часто заявления, что такой-то довод противника — “очевидная ошибка” и “ерунда”, и т. д., и т. п. Последнего рода приемы употребляются и в письменном споре: “противник наш договорился до такой нелепости, как” и т. д. Следует сама “нелепость”, вовсе не нелепая.
Сюда же относятся, психологической своей стороной, ссылки на авторитеты.
К уловкам внушения относится также повторение по нескольку раз одного и того же довода, особенно применяющееся в ораторской практике. Часто довод приводят каждый раз в различной форме, но так, чтобы ясно было, что мысль одна и та же. Это действует, как механическое “вдалбливание в голову”, особенно если изложение украшено цветами красноречия и пафосом. “Что скажут народу трижды, тому верит народ”,— говорит один из немецких авторов. Это действительно подтверждается опытом.
7. Наконец, надо отметить одну из самых распространенных ошибок и уловок — хотя уже не психологическую — так наз. (не совсем правильно) двойную, бухгалтерию. Все почти люди склонны более или менее к двойственности оценок: одна мерка для себя и для того, что нам выгодно или приятно, другая — для чужих людей, особенно людей нам неприятных, и для того, что нам вредно и не по душе. Напр., когда очень хороший по существу человек бранит другого за то, что тот на него насплетничал,— и сам тут же передает об этом другом новую сплетню. Не из мести,— нет! Он просто не отдает себе отчета, что это сплетня. Сплетня — когда говорят другие; а когда говорим мы то же самое, это “передача по дружбе” интересного факта из жизни знакомых.
8. Когда эта склонность к двойственности оценки начинает Действовать в области доказательства то тут получается “двойная бухгалтерия”. Один и тот же довод оказывается в одном случае, когда для нас это выгодно, верным, а когда невыгодно — ошибочным. Когда мы, напр., опровергаем кого-нибудь с помощью данного довода — он истина; когда нас им опровергают — он ложь.
Иногда “двойная бухгалтерия” нисколько не скрывается, а выступает с открытым забралом. Это бывает в тех случаях, когда она в том, что выгодно для нее, открыто опирается на “свои убеждения”, а где это невыгодно — на убеждения противника. Вот пример. Во Франции упрекали католиков в логической непоследовательности: они для себя требуют полной свободы слова, в то время как вообще сами являются ожесточенными врагами этой свободы. Один католический публицист ответил приблизительно так: “когда мы требуем свободы для себя, мы исходим из ваших принципов. Вы так отстаиваете свободу слова. Почему вы не применяете ее по отношению к нам? Когда же мы стесняем свободу слова, то исходим из наших убеждений. В этом мы тоже вполне правы и логически последовательны”.— Конечно, это очень выгодная часто “бухгалтерия”! Двойная бухгалтерия уже вполне отчетливо переходит из области “просто уловок” в область софизмов.
Глава XVIII.
СОФИЗМЫ: ОТСТУПЛЕНИЕ ОТ ЗАДАЧИ СПОРА
Сущность софизмов.— Отступление от тезиса и от задачи спора.— Подмена спора из-за тезиса спором из-за доказательства.— Перевод спора на противоречия в аргументации противника.— Противоречие между словами и поступками.— Неполное опровержение.— Подмена пункта разногласия.
1. К числу самых обычных и излюбленных уловок принадлежат так называемые софизмы (в широком смысле слова) или намеренные ошибки в доказательстве. Надо постоянно иметь в виду, что софизм и ошибка различаются не по существу, не логически, а только психологически; различаются только тем, что ошибка — не намеренна, софизм — намерен. Поэтому, сколько есть видов ошибок, столько видов и софизмов. Если я, напр., во время спора незаметно для себя отступил от тезиса — это будет ошибка. Если же, подметив, что такое отступление может быть для меня выгодно, я повторю его уже сознательно, намеренно, в надежде, что противник не заметит, это будет уже софизм.
2. Софизмов, состоящих в отступлении от задачи спора и в “отступлении от тезиса”, бесконечное множество.
Можно начать спор с этого софизма или ошибки, сразу взяв, напр., не тот тезис, какой нужно; можно сделать это в средине спора* Можно совершенно отбросить прежний тезис, можно только более или менее изменить его и т. д., и т. д. Но логическая суть будет одна — отступление от задачи спора, отступление от тезиса.
На первом плане надо упомянуть частую и очень важную подмену спора из-за тезиса спором из-за доказательства (стр. 10 и след.). Софисту надо доказать, что тезис ложен. Вместо этого он разбирает те доказательства тезиса, которые приведены противником, и ограничивается тем, что, если удастся, разбивает их.— Чаще всего, однако, дело не ограничивается и этим. Если удалось разбить доказательства противника, правильный вывод отсюда один: “тезис противником не доказан”. Но софист делает вид, что вывод другой: что тезис опровергнут. Это одна из самых частых уловок, и, благодаря обычному неумению отличать спор из-за тезиса и спор из за доказательства,— благодаря также обычной неясности мышления у противника и неумению охватить спор, она обыкновенно удается.— Скажем, кто-нибудь стал защищать тезис: душа человека бессмертна. Противник требует доказательств. Доказательства приведены, но такие, что их легко разбить. Софист разбивает их и делает вид, что “доказал ошибочность тезиса”. Такое же впечатление получается у большинства слушателей спора.— На суде адвокат разбивает все доказательства виновности обвиняемого, приведенные прокурором. Отсюда прямой вывод — виновность не доказана, но адвокат иногда делает другой вывод: “подсудимый не виновен”; слушатели же и чаще всего делают этот вывод. “Оправдан, значит не виноват”.