3. К этому виду софизмов относится перевод спора на противоречия.— Указать, что противник противоречит сам себе, часто очень важно и необходимо. Но только не для доказательства ложности его тезиса.— Такие указания имеют, напр., огромное значение при критике какой-нибудь системы мыслей. Нередко с их помощью можно разбить или ослабить доказательство противника. Но опровергнуть тезис его одним лишь указанием на противоречивость мышления противника — нельзя. Напр., X. только что сказал, что он совершенно неверующий человек” а дальше оказывается, что он признает существование чего-то, “о чем и не снилось нашим мудрецам”. Разве этот факт противоречия доказывает сколько-нибудь ложность его тезиса? — Между тем нередко спор, задача которого показать истинность или ложность тезиса, переводится на противоречия в мышлении противника. При этом, показав, что противоречия есть, делают часто вид, что противник разбит совершенно и тезис его ложен. Уловка, которая нередко проходит безнаказанно.
4. Сюда же относится перевод спора на противоречия между словом и делом; между взглядами противника и его поступками, жизнью и т. д. Иногда это принимает форму: “врачу, исцелися сам”. Это одна из любимых и обычных форм “зажимания рта”. Напр., скажем, Л. Н. Толстой доказывает, что девственность лучше брачной жизни. Ему возражают: а у вас, уже после вашей проповеди целомудрия, родился ребенок.— философ-пессимист доказывает, что самоубийство позволительно и имеет, как ему кажется, разумные основания. Ему отвечают: почему же ты не повесишься? — Солдату доказывают, что надо идти на фронт и сражаться. Он отвечает: “так берите ружье и ступайте”.
Ясно, что подобного рода возражения — софизмы, если человек ведает, что говорит. Истина будет оставаться истиною, хотя бы ее произносили преступнейшие уста в мире; и правильное доказательство останется правильным доказательством, хотя бы его построил сам отец лжи. Поэтому, если вопрос об истинности или ложности, о нравственности или безнравственности какой-нибудь мысли рассматривается по существу,
всякие обращения к личности противника суть уклонения от задачи спора. Это один из видов “зажимания рта” противнику и не имеет ничего общего с честною борьбою в споре за истину.— Как прием обличения он, может быть, и требуется, и часто необходим. Но обличение и честный спор за истину как борьба мысли с мыслью — две вещи несовместимые.
Однако эта уловка действует чрезвычайно сильно и на противника (зажимает ему часто рот), и на слушателей. Если даже и противоречия нет между нашим принципом и поведением, то иногда доказать это трудно, требуются тонкие различения, длинные рассуждения, в которые слушатели и не вникают и которых не любят. Между тем софистический довод — прост и жизненно нагляден. Напр., ответ солдата: “почему вы не идете на фронт, если так стоите за войну?” — Просто и понятно. Начните рассуждать, что у каждого есть свой долг, который надо исполнять, и без этого государство рухнет; что долг его, раз он призван законом на защиту государства, сражаться. Если меня призовет закон — пойду и я и т. п. Говорите все это, придумайте еще более веские возражения: солдат, да и некоторые люди поразвитее его, часто и не поймут ваших рассуждений, даже если не хотят “не понимать”. Такие понятия, как “долг”, “государство”, “закон”, его происхождение и значение и т. д.,— для них слишком отвлеченны, далеки, туманны, сложны и силы не имеют. Между тем его довод — довод чисто животный — вполне ясный и наглядный. “Умирать никому не хочется. Если вы за войну — берите ружье и ступайте”.
Еще хуже, если между принципом, который вы защищаете, и между вашими поступками есть действительное противоречие. Уловка противника — явный софизм, перевод спора в другую плоскость, отступление от задачи спора. Но таких тонкостей слушатель не понимает. Для него только ясно, что противник наш на этой новой плоскости спора прав. Отсюда вывод, что мы не правы, значит разбиты, или что тезис наш не доказан, даже ложен.— Между тем подобные выпады нисколько не касаются истинности тезиса. “Внимай не тому, кто сказал, а тому, что сказано”,— справедливо говорит апостол.— Полемика в духе таких софизмов против мыслей, высказанных, напр., Л. Н. Толстым, часто носила прямо непозволительный характер.
5. Когда мы приводим в доказательство тезиса не один довод, а несколько, то софист прибегает нередко к “неполному опровержению”. Он старается опровергнуть один, два довода, наиболее слабых или наиболее эффектно опровержимых, оставляя прочее, часто самое существенное и единственно важное, без внимания. При этом он делает вид, что опровергнул все доказательство и что противник “разбит по всему фронту”. Если спор из-за этих одного-двух доводов был долгий и ожесточенный, то слушатели, а часто и неумелый доказыватель, могут и не вспомнить о них. Таким образом, уловка удается нередко. Особенно применяется она в письменных спорах, где “сражают” друг друга на страницах различных книг, газет и т. п. Там читатель часто не может проверить, на все ли доводы отвечено.
6. К числу частых отступлений от задачи спора относится подмена пункта разногласия в сложной спорной мысли, так назыв. опровержение не по существу. Софист не опровергает самой сущности сложной спорной мысли. Он берет некоторые, неважные частности ее и опровергает их, а делает вид, что опровергает тезис. Эта уловка тоже чаще встречается в письменных спорах, напр., газетных, журнальных. Споры эти — “для читателя”” читатель не запомнил, вероятно, тезиса” а если же его помнит, то не разберется в уловке.
Напр., в газете появилось сообщение, что, скажем, губернатор выслал без всякого законного повода г. Лимонникова, проживавшего мирно в городе Б. Губернатор опровергает: “Сообщение не соответствует действительности. Г. Лимонникова не существует не только в городе Б, но и вообще во вверенной мне губернии”. Губернатор прав. Лимонникова в губернии нет. Но суть-то ведь не в Лимонникове, а в том, выслан ли кто-нибудь в данное время из губернии без законных поводов или не выслан. Фамилия была указана ошибочно, и губернатор воспользовался этим, чтобы опровергнуть подробность сообщения. оставляя без ответа суть его. Читатель-де разберется, и во всяком случае указание ошибки в подробностях подрывает полноту доверия к целому.
Тем более что со внешней формальной стороны опровержение правильно: сведение о факте не вполне точно. Другой пример: в статье сказано: “Эта сосна, посаженная Петром В. в 1709 году, существует на Лахте до сих пор”. Софист заявляет: “Это неверно” — и опровергает данное сложное суждение. Но опровергает он в нем не сущность, не то, что следовало бы опровергнуть, не мысль, что “эта сосна существует на Лахте до сих пор”, а подробность: “эта сосна посажена Петром В. в 1709 году”. Петр не мог быть на Лахте в 1709 году.— Предположим, что этот довод верен. Тоща, конечно, можно сказать, что в тезисе есть ошибка (умолчав, что ошибка эта в неважной подробности). Но суть то ведь не в ней.
Ясно, что этот вид софизмов является "подменой пункта разногласия”; точнее, подменой существенного пункта разногласия несущественным, маловажным.
Глава XIX.
ОТСТУПЛЕНИЯ ОТ ТЕЗИСА
Диверсия”— Изменение тезиса.—- Расширение и сужение его.— Усиление и смягчение.— Внесение и исключение оговорок и условий.— Подразумевающиеся условия и оговорки.— Омонимы.— Синонимы.— Перевод спора на точку зрения выгоды или невыгоды,
1. Совершенно оставить во время спора в стороне прежнюю задачу спора, неудачный тезис или довод и перейти к другим — называется “сделать диверсию”. Диверсия делается различным образом. Наиболее грубый способ состоит в том, что спорщик прямо, “сразу” оставляет довод или тезис и хватается за другой. Это случается чрезвычайно часто. В митинговом споре, напр., рабочий доказывает смешную мысль, что не рабочие мешали “займу свободы”, а буржуазия. Он видит, однако, что “заврался” и что противник его побивает в споре, и он делает “диверсию” — к избитой фразе: “вообще войну затеяли капиталисты”. Противник не сумел использовать своего положения и поддался на уловку, стал сейчас же доказывать, что войну затеяли не капиталисты. Диверсия удалась. Часто диверсия состоит в “переходе на личную почву”. Напр., юный идеалист доказывает человеку “опыта”, что такой-то поступок малодушен и бесчестен. Тот сперва стал спорить “чин-чином”, но, видя, что дело его плохо, сделал диверсию: “Очень вы еще молоды и неопытны. Поживете, узнаете жизнь и сами со мною согласитесь”. Юноша стал доказывать, что молодость не при чем, что “он знает жизнь”. Диверсия удалась. Или другой случай. Спорят, прав ли министр, опубликовав такие-то документы. Один из спорщиков видит, что дело его плохо, и предпринимает диверсию: “вы как-то пристрастно относитесь к этому человеку. Вот недавно вы еще утверждали, что мера, принятая им в таком-то случае, вполне целесообразна. А оказалось, что как раз она привела к противоположным результатам”. Противник начинает доказывать, что мера оказалась благодетельной. Диверсия удалась.— Иногда для диверсии нарочно подыскивают и выдвигают какой-нибудь парадокс или же такое мнение, на которое противник заведомо не преминет “накинуться”. Это своего рода “приманка для диверсии”. Нередко диверсия производится очень тонко и незаметно, с постепенными переходами и т. д.