Впоследствии связь между модернизацией и развитием была пересмотрена. Переходные процессы начали истолковываться как некий самостоятельный этап развития стран. Модернизация стала рассматриваться как непосредственное условие развития, абсолютно неискоренимый политический механизм развития человеческого сообщества[10]. Ее приоритетной целью было названо изменение социально-экономических и политических структур, которое могло проводиться и вне западной демократической модели. В связи с этим появились теории «частичной модернизации», «тупиковой модернизации», «кризисного синдрома модернизации» и т.д. Главный упор в данном случае стал делаться на национальную форму модернизации, а в качестве определяющего фактора для характера и темпа переходных преобразований стал признаваться социокультурный фактор.
Модернизация является политическим проектом определенной части правящего класса, конкурирующим с другими вариантами развития. Это процесс, который характеризует объективное, но все же частичное и ограниченное втягивание страны в экономическое, политическое и другое социальное взаимодействие со странами, уже достигшими высокой позиции. Модернизация предполагает расширение и рационализацию национальной идентичности граждан на основе или в сочетании с нормами «мировой политической культуры».
В качестве типов модернизации выделяют «первичную модернизацию» и «вторичную (догоняющую) модернизацию». Первый тип характерен для стран, переживших переход к рациональным общественным структурам в результате постепенного, длительного, исторического развития внутренних процессов (Англия, США). Второй тип характерен для стран, по тем или иным причинам отставшим в своем развитии, а теперь за счет широкого использования опыта передовых государств пытающихся догнать их по уровню и качеству жизни. Результатом такой модели может быть или потеря традиционной культуры без обретения новой (например, ряд посткоммунистических государств в Восточной Европе), или образование «анклавов» современной жизни в отсталых странах (например, Стамбул в Турции, Москва и Санкт-Петербург в России).
Также существует понятие частичной модернизации, которая представляет собой стадию при переходе от традиционных обществ к современным. Как показывает опыт, переходные общества могут застревать на стадии частичной модернизации, когда традиционность и рациональность как принципиально противоположные способы поведенческой ориентации человека и общества, от которых зависит формирование экономических, технических, административных навыков и соответствующих организационных структур, институционализируются в рамках одного и того же общества. Отдельные традиционные институты отнюдь не являются неизбежным препятствием модернизации, а наоборот, как свидетельствует опыт многих стран, могут способствовать успешному политическому развитию. Однако внедрение готовых образцов, произведенных модернизированным миром, в социально- исторический контекст общества, не успевшего модернизироваться за счет внутренних процессов, ведет к сосуществованию старого и нового, появившегося вследствие реформ. В результате происходит наложение типологически разнородных конфликтов, что вызывает их взаимное обострение. Внедренные в новый конспект элементы модернизированного общества перестают функционировать в нем как рациональные, и в то же время немодернизированные элементы не могут функционировать как традиционные. Симбиоз оказывается неплодотворным[11].
В настоящее время постулаты теории модернизации получают вторую жизнь, и в первую очередь это касается модели «вестернизации». Большинство постсоциалистических стран, в том числе и Россия, сориентированы на западные общественные ценности. В.В.Рукавишников указывает: «Слово «вестернизация» наиболее полно выражает суть перемен в посткоммунистических странах, начиная с 1989 г. и по сей день»[12].
В данном случае вестернизация нашла свое отражение в таком актуальном процессе, как глобализация всех сфер общественной жизни — экономической, духовной, социальной, политической. В современном мире экономические структуры всех стран и государств настолько взаимосвязаны, что, например, изменение экономической ситуации того или иного государства сказывается на экономическом положении других государств. Та же взаимосвязь наблюдается в духовной, культурной сфере. Политическая жизнь приобретает все более и более интегрированный характер.
Однако процессы глобализации носят очень противоречивый и болезненный характер. Не случайно за последнее время против глобализации выступают сотни тысяч людей. Глобализация означает в некоторой степени игнорирование национальных интересов народов и государств. Более богатые государства, например, защищая свои интересы, навязывают свое видение мира, свои материальные и духовные ценности[13]. Утрачивается значение суверенитета, вырабатываются некие международные стандарты (разделение властей, права и свободы человека и гражданина, механизмы их защиты, принципы экономики), что оказывает непосредственное влияние на процесс перехода. Однако глобальные структурные изменения внутри богатых стран также могут приводить к ухудшению жизненного уровня многих людей. Поэтому хотя глобализация представляет собой объективный процесс, тем не менее последствия ее носят негативный характер.
Глобализация фактически приводит к американизации всего человечества. Благодаря своей мощной экономике США диктуют остальному миру свои ценности, свою культуру, свое мировоззрение и свое миропонимание.
Да, безусловно, современное состояние США и ряда европейских стран говорит о высоком уровне социального, экономического, политического развития. Но означает ли это, что Восточная Европа или Россия должны следовать по такому же пути? Прививание западной культуры, методов управления экономикой и государством не всегда может согласовываться не только с национальными факторами, но и с непосредственными политическими и экономическими реалиями. В качестве примера можно привести опыт установления института вице-президентства первоначально в СССР, а затем и в России. Данная попытка завершилась неудачей в связи с несоответствием данного института с национальными традициями.
Кроме того, приверженцы теории вестернизации и глобализации не учитывают тот фактор, что западные государства не остаются неизменными. Следует также заметить, что модернизация — не обязательный исторический этап, через который должны пройти все страны. Она возможна, но не предопределена.
Таким образом, термин «модернизация» ни в коем случае не должен подменять термин «переходность». Данные процессы идут взаимосвязано, параллельно. Переходное государство может включать в себя элементы модернизации (в любой из существующих моделей). Между традиционным и современным обществом существует особая смешанная система, которая характеризируется качествами неустойчивости и кризисности. Именно этот период и может быть назван переходным. Кроме того, мировой опыт показывает, что в своем «чистом» виде этот процесс ведет к дезинтеграции общества, которая может породить тенденцию к авторитаризму. Для того чтобы избежать этого, развитие государства должно учитывать собственные и социальные, и культурные, и экономические факторы. Поэтому именно термин «переходность» вправе выразить все вышеуказанные качества.
Свойства переходности не позволяют подменять его и термином «демократический транзит». Западная транзитология имеет два измерения. Первое изучает переходный период сам по себе и связан с понятием «транзит», второе рассматривает трансформацию политического режима, модели будущего демократического государства. Российские исследователи, в частности, В. Гельман[14], используют понятия «транзит» и «трансформация» как синонимы. При таком использовании терминов демократический транзит — это многообразный политический процесс, который приводит к качественным изменениям политического режима; это непосредственный переход от авторитарного к демократическому режиму, факторы такого перехода, модели развития будущей демократии и ее институтов.
С середины 70-х гг.. стал набирать силу процесс крушения авторитарных режимов. Кульминацией этого процесса, названного С.Хантингтоном «третьей волной демократизации», было падение на рубеже 80-90-х гг.. коммунистических режимов в СССР и Восточной Европе. Данная проблема не является новой. Впервые проблемы демократизации встали в послевоенные годы в Германии, Италии, Японии. Впоследствии похожие задачи стояли перед странами Южной Европы — Испанией, Португалией, Грецией, а также в Латинской Америкой.
Концепция «третьей волны демократизации» была разработана не без влияния книги А. Тоффлера «Третья волна», посвященной переменам во всех сферах общественной жизни под влиянием электронной и информационной революций8. Кроме того, начало изучению переходных периодов положила статья Данхарта Растоу «Переходы к демократии: попытка динамической модели». Растоу поставил задачу проследить, как страны переходят от одного строя к другому и почему одни либеральные демократии распадаются, а другие продолжают устойчивое существование. Растоу отверг модернизационный подход, в котором возможность перехода к демократии рассматривалась как следствие социально-экономического развития (Липсет), особенность политической культуры (Алмонд, Верба), генезис социальной и политической структуры общества (Р.Даль). Эти теории, по Растоу, не рассматривали динамики перехода. Растоу отверг представление об обусловленности перехода к демократии в различные исторические периоды в различных странах одними и теми же факторами.