Имущественная выгода может быть выражена в различных формах. Согласно Постановлению Пленума Верховного Суда РФ от 10 февраля 2000 г. N 6 "О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе"[40] это могут быть и денежные средства, и ценные бумаги, и услуги имущественного характера, например: ремонт квартиры, строительство дачи, предоставление туристической путевки, то есть то, что подлежит оплате, но предоставляется безвозмездно. Имущественную выгоду можно исчислить, выразить в стоимостном эквиваленте.
Очевидно, что при описании мотивов и целей преступления законодатель прибегает к двум возможным способам: прямое указание на мотив и цель (большинство статей главы 22); цель экономического преступления, как правило, не совпадает с преступным последствием в виде крупного ущерба или иных тяжких последствий[41].
Другими словами, квалификация преступления определяется не реализацией цели, а постановкой самой цели, входящей в диспозицию нормы. Здесь следует согласиться с Э.С. Мурадовым, который отмечает, что специальная цель, как и мотив преступления, включенный в субъективную сторону конкретного состава, является предметом доказывания. В преступлениях, совершенных в сфере экономической деятельности, таких составов семь: ст. ст. 171.1, 173, 174, 184, 186, 187, 197 УК РФ. Включение специальной цели в субъективную сторону конкретного преступления отражает целенаправленный характер действий субъекта и, следовательно, указывает на прямой умысел деяния. Во всех перечисленных составах специальная цель является необходимым условием наступления уголовной ответственности. Так, фиктивное банкротство (ст. 197 УК РФ) возможно только в целях введения в заблуждение кредиторов для получения отсрочки или рассрочки причитающихся кредиторам платежей или скидки с долгов. А изготовление поддельных денег или ценных бумаг (ст. 186 УК РФ) преступно лишь в целях их сбыта; предполагание (подразумевание) мотива или цели[42]. Четырежды в указанной главе использован этот прием: ст. 178 "Недопущение, ограничение или устранение конкуренции", здесь ответственность предусмотрена за монополистические действия, совершенные путем установления монопольно высоких или монопольно низких цен, а равно ограничение конкуренции путем раздела рынка, ограничения доступа на рынок, устранения с него других субъектов экономической деятельности, установления или поддержания единых цен. А согласно Закону РСФСР от 22 марта 1991 г. "О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках" монополистическая деятельность - противоречащие антимонопольному законодательству действия (бездействие) хозяйствующих субъектов, направленные на недопущение, ограничение или устранение конкуренции; монопольно низкая цена - цена приобретаемого товара, устанавливаемая хозяйствующим субъектом, занимающим доминирующее положение на товарном рынке в качестве покупателя, в целях получения дополнительной прибыли и т.д.; ст. 179 "Принуждение к совершению сделки или к отказу от ее совершения", цель - стремление заключить сделку или сорвать ее заключение; ст. 198 "Уклонение от уплаты налогов и (или) сборов с физического лица", цель - неуплата налогов и (или) сборов; ст. 199 "Уклонение от уплаты налогов и (или) сборов с организации", цель - неуплата налогов.
Прямое указание на мотив или цель представляется более приемлемым, поскольку практически не оставляет возможности для разночтений при толковании правовой нормы.
При конструировании диспозиций норм главы 22 УК РФ законодателем были допущены технико-юридические ошибки. В частности, он не включил в диспозиции статей мотивы и цели преступлений, сделав тем самым нормы фактически неработающими.
Например, в ст. ст. 169, 170 и п. "б" ч. 3 ст. 188 законодатель определяет специальный субъект - должностное лицо. Понятие "должностные лица" дано в примечании 1 к ст. 285 УК РФ, и в этом же примечании указано, что действие данного понятия распространяется только не преступления главы 30 УК ("Преступления против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления"). Следовательно, им нельзя руководствоваться при определении субъекта преступления, предусмотренного, допустим, ст. 169 УК, которая расположена в другой главе (гл. 22 "Преступления в сфере экономической деятельности") Особенной части УК РФ.
Более того, воспользоваться в данном случае понятием должностного лица запрещает и императивное правило, сформулированное в ч. 2 ст. 3 УК, которое гласит: "Применение уголовного закона по аналогии не допускается". В самой же ст. 169 УК законодатель не указал, кто именно признается в ней должностным лицом, тем самым он, по существу, блокировал ее действие, так как определить, кто же является субъектом преступления, в данном случае практически невозможно[43].
Думается, необходимо изменить формулировку примечания 1 к ст. 285 УК и распространить действие его положений на все статьи УК, как это сделано, например, в отношении представителя власти в примечании к ст. 318 УК.
Однако если отступить от закона и взять за основу обозначенное выше определение должностного лица применительно к ст. 169 УК, то необходимо перенести в эту статью (ст. 169) также и все криминообразующие признаки из ст. 285 УК, а именно: совершение деяния из корыстной или иной личной заинтересованности и существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества и государства.
Ни одного из этих криминообразующих признаков не содержит диспозиция ст. 169, следовательно, привлечь должностное лицо к уголовной ответственности за воспрепятствование законной предпринимательской или иной деятельности не представляется возможным. В данном случае может наступить лишь дисциплинарная ответственность.
Выход из сложившейся ситуации видится в законодательном изменении формулировки ст. 169 УК путем указания на корыстную или иную личную заинтересованность.
Другой пример: в ст. 174 УК РФ "Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных другими лицами преступным путем" цель - придание правомерного вида владению, пользованию и распоряжению указанными денежными средствами или иным имуществом - включена в диспозицию, а в ст. 174.1 "Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных лицом в результате совершения им преступления" прямого указания на цель нет (цель подразумевается). В результате в отличие от ст. 174 УК РФ, которой запрещается совершение в крупном размере финансовых операций и других сделок с денежными средствами или иным имуществом, заведомо приобретенными другими лицами преступным путем (за исключением преступлений, предусмотренных ст. ст. 193, 194, 198 и 199 УК РФ), в целях придания правомерного вида владению, пользованию и распоряжению указанными денежными средствами или иным имуществом, совершение в крупном размере финансовых операций и других сделок с денежным средствами или иным имуществом, приобретенным лицом в результате совершения им преступления (за теми же исключениями), либо использование указанных средств или иного имущества для осуществления предпринимательской или иной экономической деятельности признается преступным, даже если указанной в ст. 174 УК РФ цели лицо не преследует.
Можно усматреть в этом нарушение принципа законности (ст. 3 УК РФ), поскольку законодатель требует вменять состав преступления, предусмотренного ст. 174.1 УК РФ, во всех, по сути, случаях использования лицом в гражданском обороте имущества, похищенного им, полученного в качестве взятки, в качестве дохода от незаконного предпринимательства и пр.
Судьи, как показывает изучение правоприменительной практики, не всегда руководствуются этим решением законодателя и зачастую оправдывают лицо, ссылаясь на то, что цели легализации при совершении подсудимым указанных действий не установлено. В этой связи мы согласны с Э.С. Мурадовым, который пишет: "Очевидно, что буква уголовного закона в этой части должна быть приведена в соответствие с его смыслом"[44], и предлагаем изложить ч. 1 ст. 174.1 с указанием цели, а именно: "в целях придания правомерного вида владению, пользованию и распоряжению указанными денежными средствами или иным имуществом".
Закономерной реакцией государства на такое положение дел в обществе было проведено законодательное расширение криминализации мотивации преступного поведения за счет включения в отдельные нормы УК РФ, посвященные противодействию экстремизму, мотива политической ненависти или вражды. Наиболее значимым правовым актом, посвященным этой проблеме, стал Федеральный закон от 24 июля 2007 г. N 211-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием государственного управления в области противодействия экстремизму"[45].
В результате принятия этого правового акта политическая ненависть или вражда как мотив совершения преступления прочно закрепилась в действующем российском уголовном законодательстве. На наш взгляд, это проявилось в следующем. Во-первых, политическая ненависть и вражда как мотив преступления сохранился в качестве одного из основных признаков преступлений экстремистской направленности (ч. 2 примечания к ст. 282.1 УК РФ). Во-вторых, мотив политической ненависти и вражды стал шире использоваться как квалифицирующий признак некоторых составов преступлений против личности (п. "л" ч. 2 ст. 105, п. "е" ч. 2 ст. 111, п. "е" ч. 2 ст. 112, ч. 2 ст. 115, ч. 2 ст. 116, п. "з" ч. 2 ст. 117, ч. 2 ст. 119, ч. 4 ст. 150 УК РФ) и преступлений против общественной безопасности и общественного порядка (п. "б" ч. 2 ст. 244 УК РФ). Хотя только несколькими месяцами ранее этот мотив был введен в качестве квалифицированного признака за совершение вандализма (ч. 2 ст. 214 УК РФ). В-третьих, мотив политической ненависти и вражды стал одним из обстоятельств, отягчающих наказание (п. "е" ч. 1 ст. 63 УК РФ).