Данные и ряд других им подобных положений, содержащихся в конституционных и обычных федеральных законах, касающихся судебной системы России, составляют правовую основу не только правоприменительной, но и всей иной деятельности судов, включая правотворческую.
Касаясь довольно распространенного среди авторов, выступающих против признания судебной практики в качестве источника российского права, тезиса о несовместимости судейского правотворчества с парламентским, о возможной подмене и дублировании первого вторым, следует сказать, что такого рода суждения и опасения не имеют под собой никакой реальной основы. Действительно, правотворческая деятельность судов весьма существенно отличается от аналогичной деятельности российского парламента и уже в силу этого она не может ни подменять ее собой, ни тем более дублировать.
В отличие от парламентского правотворчества, особенность судейского правотворчества предопределяется тем, что: 1) «судебное правотворчество всегда есть побочный продукт акта правосудия»;[50] 2) оно «не самостоятельно» в том смысле, что «привязано к основной функции судебной власти – осуществлению правосудия; 3) оно осуществляется в рамках закона и на основе закона, исходящего от высшей законодательной власти страны; 4) правотворчество Суда в значительной мере связано с толкованием (конкретизацией) права и восполнением пробелов в праве; 5) судебные правоположения вырабатываются судьями, как справедливо отмечается в литературе, только на основе «имеющихся норм и правовых принципов, а не своей субъективной воли»; 6) эти «правоположения» не должны противоречить существующим, и в первую очередь конституционным законам; 7) сами по себе они не могут изменить или отменить закон;
Проанализировав данную проблему, хочется сделать вывод о том, что судебное правотворчество принципиально отличается от парламентского правотворчества и свидетельствующих о том, что судейское правотворчество не только не противоречит, и тем более не подменяет парламентское, а, наоборот, дополняет его и обогащает.
Помимо объективных причин, «вынужденное» правотворчество судов в современной России обусловлено также и субъективными факторами. Среди них не последнюю роль играет весьма слабая юридическая подготовка отечественных законодателей – депутатов Государственной Думы и «сенаторов». Добротное законодательство требует к себе, соответственно, добротного профессионального, а не любительского отношения. В противном случае будем иметь в стране и дальше то, что уже имеем: чрезвычайно низкий уровень весьма разрозненного, внутренне противоречивого законодательства и соответствующий ему уровень в экономической, социально-политической, культурной и иных сферах общества.
Субъективные факторы так же отмечает и Иванов Антон Александрович, Председатель Высшего Арбитражного Суда РФ в своем выступлении касающегося прецедента. Так, он говорит, что профессиональные качества судейского корпуса якобы не позволяют доверить ему такую важную функцию как формирование правовых позиций. Однако качество судебного корпуса, во-первых, вещь изменчивая, а во-вторых, это часто вкусовая оценка. Обычно такие высказывания свойственны людям, периодически проигрывающим дела в судах. С таким мнением нельзя не согласится.
Кроме того, он приводит еще одну объективную причину -- это и некоторая «келейность» в создании прецедентов. Он имеет в виду то обстоятельство, что законы принимаются парламентом, который избран волеизъявлением народа, а судьи назначены, как правило, президентом (исполнительной властью) или парламентом (законодательной властью), то есть опосредованно по отношению к воле народа. На такой объективный недостаток [51]прецедентной системы, как мы выяснили указывают многие ученые.
Но как бы то ни было, но российский депутатский корпус с трудом формулирует абстрактные правовые позиции. На какие-то простые решения он способен, быстро может их принять, но когда речь идет о толковании фундаментальных норм, о создании принципиально новых правовых позиций, основанных на толковании предыдущих правовых позиций или принципов, то здесь прецедент намного более удобен и полезен, нежели чем принятие законов парламентом.
На наш взгляд недостатки прецедентной системы в условиях любой страны, в том числе и России, можно компенсировать. Во всяком случае, нет серьезных теоретических возражений против реализации системы прецедентного права в России, поскольку достоинства прецедентов значительно превышают их недостатки. Поэтому, на основании вышеизложенного хочется сделать вывод, что для «корректировки» создавшегося, явно ненормального, положения в области российского правотворчества несомненно требуется привнести новое в виде определения правотворческих функций высших судебных инстанций и официального придания статуса источников права издаваемым ими актам.
Последнее является сравнительно легко осуществимым, поскольку современная судебная власть в России, главным образом в лице Конституционного Суда, фактически уже осуществляет правотворческие функции, и это признается подавляющим большинством отечественных авторов – теоретиков и практиков.
Кроме того, резюмируя вывод, хочется так же добавить, что прецедент был все таки создан. Так, 21 января текущего года Конституционный суд РФ принял постановление N 1-П, ознаменовавшее новый этап в развитии отечественного налогового права и вообще юридической науки и практики. Данным постановлением Конституционный суд РФ легализовал активно применявшийся арбитражными судами в течение последнего десятилетия на практике институт судебного прецедента как источника права вообще и налогового права в частности. Можно сколь угодно спорить с вышеназванным решением Конституционного суда РФ, но факт остается фактом: с 21 января 2010 года Россия де-юре стала страной прецедентного права.[52]Что означает данный факт? Это означает, что отныне юридическим регулятором налоговых отношений выступают не только нормы Налогового кодекса РФ и других актов законодательства о налогах и сборах, но и судебные прецеденты, представляющие собой правовые позиции судов определенного уровня по вопросам толкования и применения норм налогового законодательства.
Да, хотя, на сегодняшний день «де-юре» судебный прецедент принят только в отношении лишь одной отрасли права – налогового, как и в других странах романо-германского права, где сила прецедента распределена в зависимости от отрасли (см. 1 гл.) недалеко, на наш взгляд , то время, когда судебный прецедент будет «стоять наравне» с законом в РФ.
Если же рассмотреть внедрение прецедента в идеале, то для того, чтобы он смог прижиться в нашей стране, то на наш взгляд надо создать и утвердить определенную процедуру, способствующую быстрому закреплению судебных решений в качестве прецедента;
создать орган - фильтр, который бы отменял прецеденты, которые не соответствуют (или перестали соответствовать) реалиям общественной жизни.[53]
Проанализировав факт все большего влияния судебного прецедента в странах континентальной системы права и все большее влияние законов в англо-саксонской правовой системе, мы выяснили, что в мире усиливаются процессы так называемой конвергенции (смешение правовых систем).