Большое внимание проблеме эвтаназии уделяется в этических актах Всемирной медицинской ассоциации (далее ВМА). В 1983 году была принята Венецианская декларация «о терминальном состоянии», которая допускала «что врач может облегчить страдания неизлечимо больного путем воздержания от лечения с согласия пациента или его родственников, если пациент не в состоянии выразить свою волю. Воздержание от лечения не освобождает врача от обязанности помогать умирающему человеку и давать необходимые медикаменты для облегчения заключительной фазы его болезни»[26]. Мадридская декларация 1987 года определила: «Эвтаназия, то есть акт преднамеренного прерывания жизни пациента, даже сделанная по просьбе самого пациента или по просьбе его близких родственников является неэтичной. Это не освобождает врача от принятия во внимание желания пациента, чтобы естественные процессы умирания шли своим ходом в завершающей стадии заболевания»[27]. Таким образом, ВМА допускает возможность применения пассивной эвтаназии, которая предполагает отказ от проведения или прекращение медицинских манипуляций по спасению жизни безнадежного пациента.
Обратимся к действующему российскому законодательству. Ст. 20 Конституции Российской Федерации[28] гласит: «Каждый имеет право на жизнь». Многие сторонники эвтаназии считают, что из этого логически следует и юридическое закрепление «права на смерть», т.е. человек вправе самостоятельно решить, как распорядиться собственной жизнью, в том числе принять решение о сроке и способе ухода из нее. М.Н. Малеина пишет: «Право на жизнь имеет несколько аспектов, в том числе на сохранение жизни (индивидуальности) и право на распоряжение жизнью»[29]. Но вспомним, традиционно в России осуждалась и церковью и государством такая форма распоряжения собственной жизнью как самоубийство. Более того, до революции самоубийство рассматривалось как уголовное преступление[30].
С точки зрения гражданского права право на жизнь относится к личным неимущественным правам, реализация которых неотделима от личности их обладателя (ст. 150 ГК РФ)[31]. Акт распоряжения собственной жизнью представляет самостоятельное действие, либо бездействие индивидуума. Эвтаназия же, как известно, предполагает обязательное участие медицинского работника и, следовательно, не может рассматриваться как правомочие распоряжения пациента своей жизнью.
Ст.45 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан (далее Основы)[32] от 22 июля 1993 г. дает определение и устанавливает прямой запрет на осуществление эвтаназии: «Медицинскому персоналу запрещается осуществление эвтаназии – удовлетворение просьбы больного об ускорении его смерти какими-либо действиями или средствами, в том числе прекращением искусственных мер по поддержанию жизни». Таким образом, основой эвтаназии обязательно является добрая воля пациента. В соответствии с положениями ст. 22 ГК РФ, полный или частичный отказ гражданина от правоспособности или дееспособности и другие сделки, направленные на ограничение правоспособности или дееспособности, ничтожны, за исключением случаев, когда такие сделки допускаются законом. Следовательно, в соответствие со ст.45 Основ, эвтаназия к таким случаям не относится.
Кроме того, лицо, которое сознательно побуждает больного к эвтаназии и (или) осуществляет эвтаназию, несет уголовную ответственность (ч.2 ст.45 Основ), а не гражданско-правовую.
Среди сторонников эвтаназии бытует мнение, что это право на «достойную смерть». Достоинство – это совокупность высоких моральных качеств, а также уважение этих качеств в самом себе, внутренняя самооценка. «Таким образом, право на достойную смерть означает право на смерть, соответствующее внутренним качествам пациента и его самооценке. Однако каким образом определить критерий такого соответствия? За рубежом в качестве соответствующего критерия рассматривают отсутствие у безнадежно больных пациентов «лишних страданий», что обусловливает не только создание для умирающего «комфортной» благоустроенной обстановки, но и обеспечение ему выбора средств «безболезненной» смерти. Очевиден прагматизм такого критерия, исключающий учет субъективных интересов личности в процессе умирания»[33].
Безнадежно больной может испытывать давление со стороны медицинского персонала или членов семьи, может быть поставлен в ущемляющие достоинство условия. После принятия в Голландии закона о легализации эвтаназии, представители духовенства были крайне встревожены. «Смысл закона таков: ценность и достоинство человеческого существа теперь связывается не с фактом жизни, а с тем, что называют «качеством жизни»[34].
Общеизвестно, что качество жизни в современной России далеко от идеала даже для здоровых людей. Истинная цель медицины состоит в оказании помощи нуждающимся и облегчении страданий умирающих, не взирая на экономическую целесообразность. Особенно остро стоит проблема поддержания жизни больных с врожденными дефектами, которые несовместимы с полноценной жизнью. По мнению Е. Слейтер «дети с врожденными дефектами – ошибка природы. Кто пострадает, если такой ребенок умрет сразу после рождения? Сам ребенок? Нет. Родители? Тоже нет. Общество? Смерть ничего не стоит, а жизнь стоит не только денег, но и расходования ценных медицинских, социальных и образовательных затрат»[35]. Узаконенное «право на достойную смерть» может привести к реальной угрозе для малоимущих пациентов, у которых недостаточно средств для получения полноценной поллиативной помощи, которая заключается не только в качественном обезболивании и уходе, но и в социальной и психологической поддержке.
К сожалению, среди некоторых медиков и общественных деятелей бытует противоположное мнение. Например, «губернатор штата Колорадо Р. Лэмм, предлагая способ борьбы с растущей бедностью, сказал: «Долг престарелых США заключается в том, чтобы умереть. Не следует расходовать средства на закупку реанимационной аппаратуры, т. к. они превратились из чудес науки в кандалы, задерживая естественный процесс смерти». Член-корреспондент Академии медицинских наук, ведущий детский хирург профессор С. Я. Долецкий в «Комсомольской правде» в 1992 году (27 марта) пишет, что человек отличается от животного разумом и моралью. Если нет того и другого у больного или новорожденного с полностью атрофированным мозгом, то это не люди, а существа, к которым следует применить активную эвтаназию»[36].
Определимся с моделью применения эвтаназии, элементы которой предлагают большинство ее сторонников. Вот основные составляющие: 1) пассивная добровольная эвтаназия допустима в отношении дееспособного вменяемого неизлечимо больного пациента, который испытывает сильные страдания, неустранимые известными способами (некоторые считают возможным предоставить право на эвтаназию пациентам, заболевание которых хотя и не смертельно, но со временем приведет к «деградации личности»); 2) неизлечимость болезни устанавливает консилиум врачей; 3) эвтаназии предшествует просьба пациента (которая должна быть устойчивой и осознаной, письменно оформлена и нотариально заверена) высказанная после получения информации о характере заболевания и последствиях применения эвтаназии. В некоторых штатах США применяют эвтаназию к невменяемым людям, которые ранее, находясь в состоянии вменяемости, составили «прижизненное завещание» или подписали «отказ от реанимации»; 4) санкционирует эвтаназию тот же консилиум (с указанием способа эвтаназии в медицинской документации), прокуратура или суд. Только несоблюдение этих правил позволяет, по мнению сторонников эвтаназии, рассматривать этот акт как уголовно наказуемое деяние.
Большие опасения вызывает положение, которое касается определения категории безнадежных больных, так как именно этот критерий определяет все последующие действия. Во-первых, известно немало случаев ошибочных диагнозов. Во-вторых, нельзя не учитывать стремительное развитие медицинских технологий, например – успехи в сердечно-сосудистой хирургии, особенно в лечении врожденных пороков сердца; в неврологии и нейрохирургии; в педиатрии, особенно в неонатологии и т.д. В-третьих, появляется возможность для злоупотреблений со стороны недобросовестных медицинских работников. Известно, что в странах, легализовавших эвтаназию, возникла проблема «хорошо задокументированных загадочных смертей»[37]. В-четвертых, остается нерешенным вопрос о субъекте, который будет непосредственно осуществлять эвтаназию, в случае ее легализации. Среди сторонников эвтаназии пожалуй только М.Н. Малеина предлагает: «следует продумать вопрос, кто осуществляет меры по эвтаназии. Заслуживает внимания предложение, что такие меры будут принимать не сами врачи, а другие лица»[38]. Для большинства же сторонников эвтаназии личность непосредственного «исполнителя» не вызывает сомнений. А следовало бы поинтересоваться мнением врачей, воспитанных на принципах Гиппократа и давших Клятву врача в соответствии со ст.60 Основ «…проявлять высочайшее уважение к жизни человека, никогда не прибегать к эвтаназии».
Известны следующие статистические данные: «На вопрос «Смогли бы Вы собственноручно прекратить жизнь страдающего и безнадежного больного?» 18,5% врачей ответили «да», 54,1% – «нет» и 27,4% – затруднились с ответом. Таким образом, соотношение лично готовых к осуществлению эвтаназии к числу неспособных осуществить ее составило среди врачей 1:2,9. В то же время четко прослеживается динамика с возрастом: подобное соотношение в возрасте до 29 лет составило 1:2; в группе врачей 30-39 лет – 1:4,2; 40-49 – 1:4,3; 50 лет и старше – 1:4,4.»[39]. Таким образом, единства взглядов на проблему эвтаназии среди медицинской общественности нет. Легализация эвтаназии в настоящее время идет в разрез с профессиональным долгом врача, его моральными принципами.