Владимир Тулупов
Известный институциональный экономист Александр Аузан две свои лекции – «Экономические основания гражданских институтов» и «Общественный договор и гражданское общество», – которые хочется порекомендовать для глубокого изучения всем, кого по-настоящему волнует проблема формирования гражданского общества в России, посвятил взаимоотношению государства, бизнеса и гражданского общества (1). А какое место в этом треугольнике занимают СМИ? (2)
Считается, что гражданское общество – это суть общественный договор, т.е. «добровольная многосторонняя договоренность людей по поводу достижения и утверждения каких-то прав и интересов». Роль СМИ в содействии достижению договоренность трудно переоценить. К тому же применительно к СМИ также должны действовать общие «правила игры», в которой выделяются следующие пары субъектов: СМИ (редакция) – аудитория, СМИ (редакция) – власть, власть – аудитория, владелец СМИ – редакция, владелец СМИ – власть, владелец СМИ – аудитория и т.д. Да, в России действует Закон о средствах массовой информации, которому уже скоро исполнится пятнадцать лет, но порой сложившиеся неформальные установления превалируют над формальными…
Думается, парадигма российской журналистики не поменялась кардинально. Ведь нельзя утверждать, что журналистика сегодня – достоверный источник информации, эффективный контролер за деятельностью властей, честный рекламораспространитель. В ней, увы, в полной мере сохраняются агитационно-пропагандистские тенденции, а если учесть развитие института паблик рилейшнз (многие к тому же сознательно трактуют связи с общественностью не иначе как «мягкую пропаганду»), то следует признать: эти тенденции усиливаются. Сегодня особенно активно развивается корпоративная пресса, признаки которой явно просматриваются и в государственных СМИ (пресса все более принадлежит к сфере обслуживания власти и бизнеса). Блоки новостей на центральных и местных телевизионных и радиоканалах начинаются и заканчиваются информацией о первых лицах государства и региона, администрации различных уровней заводят специальные рубрики, а то и целые тематические страницы для прославления властей. Критика не приветствуется, оппозиционные СМИ либо закрываются, либо пересматривают свои позиции… Падение тиражей, снижение рейтингов доверия связано и с огромным количеством явной и скрытой рекламы. Заказные материалы, появляющиеся под видом журналистских материалов, не имеют ничего общего с цивилизованной практикой публикации ПР-текстов (реальный информационный повод, бесплатное транслирование).
В России по-прежнему огромный сектор государственной прессы; очень медленно формируется частный сектор; еще сложнее обстоит дело с качественными общественными газетами, журналами, телевидением и радиовещанием. Признаемся честно: например, общественно-политическими или общественно-правовыми газетами называются те или иные издания не по праву «владения», а лишь по типологической традиции. «Формат» таких СМИ предполагает, что общественные интересы целевой аудитории будут удовлетворяться прежде всего (удовлетворяются ли и в полной ли мере – другой вопрос). Но если признавать аудиторию главным типообразующим признаком, то, казалось бы, и в первых двух случаях общественные интересы также должны преобладать: ведь государство призвано организовать социальную жизнь общества; те же бизнесмены, неуправляющие служащие, потребители, собственно, и составляют современное общество... На практике же все нередко обстоит иначе (3).
Участившиеся призывы к возвращению цензуры (пусть не в том виде, в каком она существовала в СССР), – крайне опасное явление (4). Очевидно, что в этом есть большая доля вины и самой журналистики, о кризисе которой говорят и теоретики, и сами практики. Но о журналистике и журналистах мы уже писали в предыдущих статьях. Сегодня же хотелось бы поговорить об аудитории. Каковы современные читатели, зрители, слушатели? На что работники СМИ должны обращать особое внимание, выстраивая проблемно-тематические концепции и определенные коммуникативные стратегии?
Потребители медийной информации - разные и переменчивые, а значит, их реакцию на СМИ необходимо постоянно изучать. Возможно, – с точки зрения теории поколений американских социологов Нейли Хоув и Уильяма Штрауса. Они, рассматривая ценности большинства и типичные модели поведения, в начале 90-х годов прошлого века пришли к такому выводу: важнейшими факторами, определяющими мышление, действия поколений, являются не возраст, а среда, в которой человек рос до 10-12 лет (все, что происходит вокруг, человек в таком возрасте оценивает не в категориях «хорошее или плохое», «правильное или неправильное», а как нормальное) и нормы воспитания в семье, воспринимаемые ребенком как абсолютно адекватные. «Так у человека формируются базовые ценности. Они неосознанно проявляются в течение всей последующей жизни как отдельного человека, так и целого поколения, влияют на наше поведение» (5).
Считается, что в России сегодня сосуществуют пять поколений (а если учесть людей, родившихся на стыке – плюс-минус 3 года от границы поколений – и представляющих так называемые Переходные, или Эхо-поколения, обладающих характеристиками тех и других, то – все десять):
«Дети революции (родились с 1900 по 1923 г.) на них повлияли революция 1917 г., гражданская война, коллективизация. Строители, законодатели новых ценностей. Им присущи ответственность и жертвенность.
Молчаливое поколение (с 1923 по 1943 г.). Их ценности сформировала Вторая мировая война, голод, разруха и открытие антибиотиков; законопослушные, терпеливые, хорошие исполнители.
Бумеры (с 1943 по 1963 г.; последствия послевоенного взрыва рождаемости). На их характер повлияли победа в войне, полет Гагарина, создание противозачаточных таблеток. Активны, решительны.
Поколение Х (1963 – 1983 г.р.) воспитывалось в годы холодной войны и смены коммунизма на перестройку, потом – на демократию, появления СПИДа и наркотиков. Гибкость, индивидуальность.
Поколение Y (1983 г.р. и младше). Заботятся о здоровье, для них важна возможность выбора. Их детские годы ознаменованы распадом СССР, терактами в прямом эфире. Кредо – мода, цель жизни – удовольствия» (6).
Казалось бы, само собой разумеется, что журналисты должны учитывать различия в стиле жизни и поведения своей целевой аудитории, не забывая при этом и о ментальных – обобщенных – свойствах национального характера. Но, во-первых, именно это сегодня, в эпоху перемен, – проблема проблем, во-вторых, к вопросу о «русском», «русскости» обращались лучшие философы, писатели, публицисты, но до сих пор нет единого мнения на этот счет. Признавая за россиянами массу положительных качеств, многие зарубежные и отечественные умы настроены достаточно критически при оценке российского менталитета. Андрей Михалков-Кончаловский – своеобразный «человек мира» – не так давно обнародовал свою позицию по этому вопросу. Его размышления сколь неоднозначны, столь и интересны, так что читатели, надеюсь, простят автору обильное цитирование:
«…У нас нет потребности ни в свободе, ни в демократии…»
«Там, где существует общинное – я бы даже сказал, первобытнообщинное – сознание как самая древняя форма социальной организации, зародилось, и существует до сих пор крестьянство как класс. Как вы понимаете, я говорю о России. Крестьянин никогда не выйдет из этого класса, пока не избавится от этого сознания.
Столыпин пытался разломить общину – не разломил. Колхоз очень хорошо подошел крестьянину: не высовывайся, всем поровну. На Западе крестьян по сознанию нет – это буржуазия, которая возникла в XIV-XV веках, а с приходом лютеранства там распространился тип индивидуального человека. Это фермер, а не крестьянин: у него своя земля, своя семья и свое ружье, из которого он стреляет, если ему что-то угрожает. Это не значит, что крестьянское сознание – это только Россия. Китай, Индия, Латинская Америка. Китайский крестьянин к тому же не проповедует понятие свободы, которое заложено Христом, – он проповедует только философию обязанности.
А мы, взяв понятие свободы, не знаем, что это такое. Поэтому понятие «большого хапка» – абсолютно крестьянское сознание. Крестьянин думает только о себе, круг доверия у него очень узок – только его семья. А самый главный враг – сосед…»
«Зависть – главное чувство, которым живет крестьянин, и возвышение соседа воспринимается как угроза собственному благополучию. Потому что деньги для крестьянского сознания – это такое понятие, которое перераспределяется. Если кто-то получил от пирога, надо, чтобы это было и у тебя.
Россия – страна крестьянская. Нету здесь буржуа, потому что это не потребительская корзина, а характер отношения индивидуума с властью. Сегодня в России самые богатые люди такие же крестьяне. Они так же агрессивны, чтобы схватить как можно больше, потому что, если не ты схватишь, схватит кто-то другой. Крестьянское сознание себя сейчас манифестирует в распределении огромных богатств, которые можно схватить».
«Национальная культура не может измениться под влиянием внешних обстоятельств. Вот вы говорите, что мы открыты информации. Но это не меняет наш генетический код».
«Самая главная реформа, которая должна произойти в России, – реформа национального сознания. Это Петр I пытался сделать, а потом Ленин. Только они не понимали, что это надо делать не при помощи политики. Культура определяет политику, а не наоборот. Исходя из культуры надо изменять сознание… Простой пример: чтобы отучить воровать, говорить надо не о честности. Честности научить нельзя. Надо научить народ уважать деньги. И уважение к деньгам – во всем мире одна из очень важных этических форм демократии.
А у нас деньги сегодня – эквивалент ловкости, а не таланта, того, кто сколько успел спереть. Тем больше тех, кто в этом преуспел, и презирает народ».