Если в прилагательных unkind, unjust было выражено отрицательное качество того или иного предмета, то в причастие II с префиксом un- имплицируется иное, т.е. то, что данный признак остался неосуществленным, он вообще не возник вследствие того, что не было действия, результатом которого мог бы явиться данный признак. Если бы unkind и untouched принадлежали к одной части речи, префикс un- в этих словоформах не мог бы иметь столь различные значения.
Как было показано выше, причастие относится к синтагматике системы, к релятивному уровню, который обладает своими, специфическими для него, способами выражения семантико-синтаксических категорий. Линейность речи как бы затушевывает эти различия, но они существуют и получают все большее признание в новейших лингвистических работах.
Заметим, что И.И.Мещанинов все же не считал возможным совершенно оторвать причастия от глагола, и, в силу наличия у них ряда общих с глаголами свойств, он условно продолжал именовать причастия отглагольными формами. По-видимому, причастие является особой исконной формой с глагольной основой, входящей в систему глагола на уровне лексем, где нет четкого деления единиц на части речи, но формально и функционально оно предназначено для использования в речи для выражения особых синтагматических отношений сфере сигнификативной семантики. В причастии II лишь мыслится соотнесенность с предметом-носителем данного признака и лишь мыслится соотнесенность с действием, поскольку глагольная семантика причастия II связана с выражением не самого процесса как такового, а с “опредмеченным” действием. В отношении причастия II более, чем какой-либо другой формы, необходим диалектический анализ: не “или-или”, a “и то и другое”. Внутренняя противоречивость и причина внутренней динамичности причастия II и состоит в том, что, с одной стороны, в нем всегда содержится потенциальная соотнесенность с предметом (и это роднит его с прилагательным), а с другой – в силу глагольности его основы – в причастии в той или иной мере скрыта потенциальная способность устанавливать субъектно-объектные, временные, причинные и иные отношения.
Если причастие II употреблено в синтаксической функции препозитивного определения, в нем, естественно, на первый план выступает атрибутивное значение, причем глагольность формы обычно является ослабленной: furnishedrooms “обставленные (меблированные) комнаты”. В случае употребления причастия II в функции постпозитивного определения (“аппозиция”), его связь с существительным оказывается менее тесной, и в нем сильнее выражено его глагольное значение, а следовательно, и способность вступать в семантические отношения с другими элементами предложения. Ведь всякий постпозитивный причастны оборот является как бы неразвернутым придаточным предложением. Ср.:
A note written at his request.
A note that was written at his request.
Поскольку большинство современных лингвистов, особенно русистов, исходят из того, что причастие – глагольная форма, а во многих формах причастий глагольное значение прослеживается с трудом, широко распространена точка зрения, согласно которой в причастия идет процесс утраты ими глагольности и переход их в класс прилагательных, т.е. переход формы глагола в другую (и при этом именную) часть речи.
Соответственно, грамматисты пытаются классифицировать причастия на адъективированные и неадъективированные. Вопросу “окачествления’’ причастий в современной литературе уделяется большое внимание, говорится даже о массовой адъективизации одиночных препозитивных страдательных причастий, даже об их “бурной адъективизации”.
В связи с этим правомерно поставить вопрос, а верно ли вообще говорить здесь о том, что “глагольная форма” (причастие) переходит в класс имен? Думается, что нет. Как мы пытались показать выше причастие II по своей природе не может выражать действие. Сущностью этой формы и является как раз то, что она выражает УЖЕ окачествленное действие, приписанное предмету в виде его признака, поэтому причастие II выражает процесс лишь отраженно, лишь как соотнесенность с ним или как его следствие. Поэтому неправомерно усматривать что-то противоестественное в том, что процессуальность в причастии II выражена не четко, иногда сильно ослаблена: она и ДОЛЖНА быть выражена в форме причастия с различной степенью интенсивности.
Итак, противоречивость и “гибридность” причастия II может быть интерпретирована следующим образом: в аспекте синтактики в причастии II “незримо присутствует” мысль о предмете, и в этом отношении оно тождественно прилагательному. В тоже время причастие II и прилагательное диаметрально противоположны: обладая глагольной основой, причастие II входит в одно морфо-сематническое поле с глаголом, прилагательное же относится к именам. Причастие II несет в себе энергию в той или иной степени отраженного, “опредмеченного” в нем процесса.
|
Verb Participle
Прилагательное выражает качество или свойство самого определяемого предмета (денотативная сфера семантики), причастие II выражает состояние, мыслимое как порождаемое или порожденное действием (сигнификативная сфера семантики), как имплицитно соотнесенное с действием, выраженным его основой. В силу этих семантических особенностей причастие II, в отличие от прилагательного, обладает способностью устанавливать семантико-синтаксические (субъектно-объектные, временные, причинные и иные) отношения на синтагматической оси по горизонтали к другим элементам предложения: оно относится к более отвлеченному, релятивному уровню синтаксической структуры. Релятивный уровень (сигнификативная сфера семантики) обладает своими единицами и своими специфическими для него способами выражения грамматических отношений.
Что же касается принципа классификации причастий II, то представляется, что четкое противопоставление двух действительно противоречивых и в то же время тождественных, выражающих лишь соотнесенность с процессом, форм причастия II возможно и целесообразно по другой линии: причастие II, выражающее эмоциональное состояние лица (1), противопоставляются в системе причастиям, несвязанным с состоянием человека (2).
| | |
1 2
frightened covered
Указанные две группы причастий тождественны как по форме (“причастия на –ed”), так и по содержанию: и те и другие выражают состояние, мыслимое как порождаемое или порожденное чем-то, а по своему лексическому значению они соотносятся с действием, выраженным соответствующим глаголом.
Заключение.
Страдательный залог или пассив восходит генеалогически к индоевропейскому медиуму, происходящему из более древней категории – состояния (Рандма, 1968). Вследствие этого он и сейчас еще близок к категориям состояния. Как известно, сочетание tobe + ParticipleII может рассматриваться как форма страдательного залога, так и как составное именное сказуемое. Это зависит от выражаемых в этом сочетании понятий. В случае, когда в сочетании tobe + ParticipleII выражается понятие действия, это сочетание образует аналитическую форму глагола и выступает как простое сказуемое в страдательном залоге. В случае же, когда в сочетании tobe + ParticipleII выражается понятие состояния, оно не является аналитической формой глагола, а выступает в предложении как свободное словосочетание, образующее составное именное сказуемое.
Очевидно, что сочетание tobe + ParticipleII приобретает одно из двух омонимичных грамматических значений под влиянием различных факторов, как лексических, так и грамматических. Некоторые авторы считают, что из критериев отграничения страдательного залога от составного именного сказуемого (категории состояния) наиболее убедительными являются: 1) значение причастия II; 2) форма глагола tobe; 3) средства контекста. Однако совершенно ясно, что это не классификация критериев, а перечисление, так как можно с уверенностью сказать, что когда-нибудь может встретиться предложение, где противоположные критерии столкнутся или, рано или поздно, будет найден еще один критерий (Либерман, 1966).
Таким образом, можно утверждать, что проблема ограничения простого сказуемого в страдательном залоге от составного именного сказуемого со значением состояния окончательно не разрешена, так как отсутствуют какие-либо надежные критерии, которые бы давали положительные результаты во всех случаях. По этой проблеме существуют два противоположных мнения.