Инвенция предлагала говорящему систематизировать собственные знания по поводу отобранных им предметов, сопоставить их с наличными на данный момент времени знаниями других и определить, какие из них и в каком количестве должны быть представлены в будущем сообщении» (13, 11).
Итак, инвенция поставила во главу угла предмет и обеспечивала «доброкачественность предметного содержания сообщения».
2. Диспозиция (лат. Dispositio) — «расположение»- inventa disponere — «расположить изобретенное». Второй раздел, «получив в свое распоряжение уже «готовый к употреблению» предмет, превращалего в понятие и помещал в систему других понятий. Понятия становились объектом логических и аналогических процедур. Они определялись, делились, сочетались между собой, сополагались и противополагались». (13, 11). Весь этот процесс регулировался определенными правилами, соблюдение которых позволяло говорящему избежать логических ошибок.
Кроме того, диспозиция «предлагала модели расположения понятий в составе единого речевого целого».
Таким образом, центральное место в диспозиции занимало понятие, «диспозиция гарантировала доброкачественность понятийного аппарата говорящего».
3. Элокуция (лат. Elocutio) — «словесное оформление мысли», «собственно красноречие» — «ornare vebris» — «украсить словами». Этот раздел разработал множество приемов (фигур и тропов), с помощью которых можно создать смысловые эффекты необыкновенной силы. Если диспозиция опиралась на логику, то «элокуция открывала перед говорящим область паралогики. Те же самые процедуры, которые были запрещены с точки зрения логики и считались паралогическими (т.е. ошибочными с т.з. логики) приобретали здесь новый смысл: негатиное использование логики и преобразование их в законы паралогики создавало эффекты необыкновенной силы». (13, 11). «Стало быть, тем, вокруг чего строилась элокуция и что естественным образом завершало преобразование исходного предмета, было слово: отныне слово начинало жить самостоятельной жизнью как один из элементов вербального мира». (13, 12).
4. Мемория (лат. Memorio) — «память», запоминание речи. Этот раздел разрабатывал приемы запоминания материала. «Фактически владение меморией должно было обеспечить говорящему постоянную доступность сведений из имеющегося у него «банка данных» и возможность быстро и кстати воспользоваться любым из этих сведений». (13, 13).
5. Акция (лат. Actio hipocrisis) — «актерское», «театральное исполнение речи», ее произнесение. Здесь риторика давала советы по поводу пластического решения произносимой речи. Внешнему виду оратора всегда уделялось большое значение, он должен был производить благоприятное впечатление на публику. Поэтому речь его должна быть продумана с точки зрения силы звучности, длительности пауз, сопровождения жестами.
Итак, любая речь начинается с изобретения содержания, иначе с инвенции. «Инвенция — искусство добывания и предварительной систематизации материала» (13, 22). Она тесно связана с миром вещей и является переходом от неречевой деятельности к речевой: необходимо почерпнуть факты, существующие в реальной действительности и ввести их в речевой оборот.
Как же это сделать на практике?
Е. В. Клюев отмечает три фазы инвенции:
· фаза ориентации
· фаза выбора
· фаза погружения
В древности риторика была ориентирована на судебные речи. А потому перед оратором не стоял вопрос, на какую тему он должен говорить. И все же косвенным образом она давала рекомендации по этому поводу: выбор темы должен быть сопряжен с категорией «интерес» (в переводе с латинского interest означает «важно»). Уже на ранней стадии своего развития риторике пришлось учитывать такие виды интереса, как общественный, групповой и индивидуальный. Именно эти виды интереса и диктовали выбор темы. А поскольку личность того времени умела сочетать собственные интересы с интересами общества, оратор, говоря от имени общества, тем самым говорил и от своего имени тоже. Более полного совпадения личных интересов с общественными история человечества впоследствии не знала, и потому классическая риторика традиционно советовала выбирать тему, ориентируясь на социальные интересы. Как относиться к этим рекомендациям сегодня? Безусловно, современная риторика вслед за риторикой классической считает, что успех речи зависит от того, имеются ли общие интересы между собеседниками. Достаточно вспомнить законы и принципы современной риторики. Принцип близости, в частности, рекомендует следующее: представив аудиторию, постарайтесь выбрать для вашей речи, использовать в ней именно те факты, те примеры, те образы, которые взяты из области, жизненно важной или хорошо знакомой, интересной, доступной вашему слушателю» (21, 85). Следовать этому совету достаточно легко, когда вы обращаетесь к общественно значимой, широкой теме.
А если предположить, что предмет, который чрезвычайно интересен вам, который вы досконально изучили, абсолютно не интересен вашим собеседникам? Можно ли эту тему сделать общественно интересной? Е. В. Клюев приводит пример темы, которая, на первый взгляд, никак не может быть интересной широкой публике, — месса ди воче. Как поступить оратору в этом случае? Может быть, отказаться от этой темы или заставить слушателя полюбить ее? Отнюдь нет. Е. В. Клюев пишет, что хитрость состоит в том, «чтобы, не перевоспитывая аудитории, изменить вид предмета, причем изменить его не столько для аудитории», сколько длясамого говорящего». Это значит, что нужно отказаться от собственного стереотипа в восприятии этой темы, от того, что вы многократно воспроизводили ее в одних и тех же выражениях, без учета времени и места, характера слушателей.
«Между тем, очевидно, что применительно к разным категориям слушателей должны существовать разные способы развертывания одной и той же темы.
И это не столько потому, что разные категории слушателей в разной степени проявляют интерес к теме. Гениальным открытием инвенции было то, что уровень общественного интереса к той или иной теме есть прежде всего вопрос градуирования».
Как это понимать? Следующим образом: общественно неинтересных тем не существует — существуют лишь неправильно градуированные темы». (13, 26). Далее Е. В. Клюев показывает, как можно градуировать месса ди воче. Представьте себя на месте человека, который получил приглашение на лекцию по этой теме. Как должен рассуждать человек, пригласивший вас в надежде на то, что вы не откажетесь от предложения?
Прежде всего он должен задать себе несколько вопросов: может ли человека, представителя широкого социума, заинтересовать месса ди воче? Скорее всего приглашение к разговору о месса ди воче поставит его в тупик. Но это совсем не значит, что следует отказаться от попытки вовлечь в разговор столь несведущего человека.
Может быть, его чуть больше заинтересует итальянское бельканто? Вполне вероятно, если человек знает, что итальянское бельканто — это стиль. Но скорее всего представитель широкого социума постарается уклониться от подобной темы, поскольку она не является для него очень важной.
Попытаемся в своих поисках продвинуться дальше. Возьмем не итальянское бельканто, а проблему человеческого голоса вообще. Нельзя сказать, что эта проблема находится за границей интересов представителя социума. Так, он внимательно может выслушать сообщение о том, что можно сделать с помощью голоса, потому что его интересуют возможности человека вообще и, в частности, свои собственные.
«Итак, — пишет Е. В. Клюев, — если мне, скажем, в не слишком неблагоприятной обстановке (например, не в вагоне метро, когда я приготовился к выходу) задан вопрос, могу ли я, начав говорить очень тихо,постепенно повысить громкость моего голоса до максимальной и после этого постепенно же вернуться к первоначальному уровню громкости, я буду очень даже не прочь попытаться. Хотя бы только и из так называемого спортивного интереса, то есть из желания узнать, до какой степени это для меня достижимо. Разумеется, попытка, скорее всего удастся не слишком, но это определенно будет попытка осуществить месса ди воче, которая — после данной попытки — перестанет быть для меня «совершенно чужой» и, может быть, даже покажется крайне интересной».
Итак, мы говорили о месса ди воче — приеме бельканто, который предполагает медленный подъем голоса от pianissimo до fortissimo и медленный возврат обратно. И в процессе этого разговора проследили, как предмет индивидуального интереса превратился в предмет общественного интереса, как чужое для нас понятие было риторически градуировано, то есть представлено серией последующих ступеней.
«В этом и состоит одна из главных рекомендаций инвенции: она касается того, как индивидуальный интерес может быть «сопряжен» с интересом общественным: нужный говорящему предмет градуируется по вертикали таким образом, чтобы оказаться в поле зрения говорящего, после чего искомая ступень градации (доступная пониманию слушателей) переносится по горизонтали в конкретную — данную — речевую ситуацию, с учетом присутствующих» (13,28).
Эта процедура хорошо известна каждому журналисту. Он пишет на разные темы, и его задача — сделать любую тему общественно интересной. Путь к этому один: найти ту ступень, на которой в сознании читателя может расположиться предмет его статьи.
Составить правильную градацию — не простое дело. Существует наука, которая занимается принципами и правилами классификации объектов, — таксономия (греч. tahis — построение, порядок и nomos — закон). Слово «таксономия» в современном понимании определяется как классификация , которая отражает взаимосвязь и взаимозависимость (иерархию) объектов. В данном учебном пособии нет возможности подробно остановиться на таксономии. Скажем только, что риторика пользовалась ее «плодами» на этапе инвенция, чтобы говорящий мог упорядочить свои сведения о выбранном фрагменте действительности. Таксономия давала родовидовую характеристику предмета. Представление о том, как выглядит эта характеристика, даст нам смысловая модель (топ) «род и вид», о котором мы расскажем в следующем параграфе.