Сходная ситуация наблюдалась и в Сибири, на Дальнем Востоке, Европейском Севере, отчасти в Поволжье и на Урале, где лишь татарский язык обладал до революции развитой письменной традицией. Особая ситуация была на Украине и в Белоруссии, где при достаточно высоком уровне развития языков само их право на существование не все принимали. Нередко от того или иного варианта языковой политики зависела сама судьба этноса. Например, у хакасов не существовало до 20-х гг. ни этнического, ни языкового единства (само общее название «хакасы» предложил этнограф С.А. Теплоухов уже в советское время), но создание общей языковой нормы сделало их единым народом. Примерно та же ситуация сложилась с бурятами.
Для развития языков нужна была целенаправленная деятельность, получившая название языкового строительства. Развернулась работа, масштабы которой не имели прецедентов в мире. Как уже говорилось, языковое строительство поначалу шло в каждой из республик и автономий самостоятельно, на основе местных инициатив. Это вело к разнобою, дублированию работы и неравномерному ее развитию. После окончания гражданской войны и преодоления разрухи встал вопрос о едином координирующем органе с широкими полномочиями. В 1925 г. в Баку был основан Всесоюзный центральный комитет нового алфавита (ВЦКНА); во главе его встал видный азербайджанский коммунист, председатель ЦИК Азербайджана Самед Ага Агамали-оглы. Поначалу ВЦКНА был создан для разработки единого тюркского алфавита (см. ниже), но скоро его деятельность вышла за пределы тюркских языков, и комитет стал центром работ по языковому строительству в стране. В 1930 г. после смерти С.А. Агамали-оглы комитет был переведен в Москву. До 1937 г. в нем была сосредоточена деятельность по созданию алфавитов и литературных языков для большинства народов СССР; лишь работа по языкам народов Севера, в основном сосредоточенная в Ленинграде, имела особый орган, Комитет народов Севера.
Масштабная работа по языковому строительству была частью общей национально-культурной политики в стране. Хотя тогда эта политика формулировалась в иных терминах, но объективно ее сутью была ускоренная европеизация народов СССР. Равноправие и свободное развитие языков и культур ни в коем случае не понимались как предоставление права жить так, как тот или иной народ жил до присоединения к России. «Отсталыми», «реакционными» и подлежащими ликвидации считались как исконные культуры народов СССР (кочевые, шаманские и т.д.), так и привнесенные извне, но уже ставшие своими для многих народов мусульманская и ламаистская культуры. В области языковой политики прогрессивным считалось (опять-таки по образцу стран Европы) развитие литературных языков на основе бытовых диалектов, но отношение к старописьменным языкам и традиционным арабской и монгольской письменностям было (после некоторых колебаний до середины 20-х гг.) резко отрицательным. Речь шла о скорейшем приведении народов СССР в то состояние, в котором жили к началу XX в. народы развитых, в первую очередь европейских стран, где господствовали светская культура и национальные языки. Конечно, одной из важнейших задач всегда считалось освоение новой, марксистской идеологии на материнском языке; выше уже приводились высказывания И.В.Сталина об этом. Но нельзя все сводить лишь к этой задаче, что иногда сейчас делают. На языки народов СССР переводили не только политграмоту, но и русскую и западную классику. Каждый гражданин СССР должен был на материнском языке овладеть высотами мировой культуры. Реально наиболее значительной ее частью оказывалась русская культура, но в те годы принципиальной разницы между русской и зарубежной культурой не делалось, господствующей идеологией оставался интернационализм. Но на деле под мировой культурой понималась исключительно светская культура России и Запада, другие культуры или слишком мало знали, или считали «реакционными».
Всю эту политику и языковое строительство как ее составную часть мы привыкли оценивать слишком однозначно: либо только положительно, либо только отрицательно. Но как это и бывает обычно в сложных процессах, можно выделить и плюсы и минусы. Например, проблема создания новых литературных языков. Безусловно, старописьменные языки вроде чагатайского, классического фарси или старомонгольского не могли быть совместимы с процессами модернизации, как не могли быть с ней совместимы латынь в Западной Европе с XVII–XVIII вв. или старописьменный японский в XX в. Весьма сомнительна идея о том, что в целях модернизации в Средней Азии следовало ориентироваться на языки традиционной культуры, а не на «диалекты полуграмотных крестьян». В те же годы при решении сходных задач в Турции также «очищали» язык от арабизмов и использовали диалектную лексику. Но полный отказ от многих уже привычных слов арабского или персидского происхождения оказался непродуктивным, многих нужных культурных слов просто не хватало. Этот недостаток пришлось в языках Средней Азии восполнять за счет русизмов, а впоследствии и за счет тех же самых арабизмов и иранизмов.
Прошедшие советские десятилетия для народов бывшего СССР характеризуются подъемом образования, культуры, науки, освоением многих достижений современной цивилизации. Не пройдет бесследно и накопленный огромный опыт сотрудничества республик, областей, краев и народов. В то же время советские годы ознаменовались аккультурацией, т.е. более или менее заметной утратой народами собственной этничности и «модернизацией» образа их жизни на основе современной российской (русской) культуры. Этот двойственный процесс, в анализе которого мы должны быть максимально внимательными, был, с одной стороны, в какой-то степени естественным, так как развивался в духе общих тенденций XX века. Ведь аналогичные процессы развернулись во всем мире. С другой стороны, в СССР он был жестко и насильственно форсирован, уложен в 3–4 десятилетия во имя политического и идеологического «единства» народов от Балтийского моря до Тихого океана.
В декабре 1991 г. не стало СССР. Вместо него на картах мира появились пятнадцать новых государств. Для этих государств начался так называемый постсоветский период развития, пока не закончившийся. Много еще не определилось, будущее большинства новых государств весьма неясно. Однако некоторые предварительные итоги подводить уже можно, в том числе в языковой области.
Раньше развитие языковой ситуации при частных различиях имело в СССР единую направленность во всех республиках и регионах. Теперь пути России, с одной стороны, и четырнадцати других государств принципиально разошлись. И дело даже не в том, что «языковой вопрос в России не является столь острым, как в странах СНГ». В целом это действительно так, но в ряде районов возможны весьма острые конфликты. Главное в том, что в отличие от других новых государств в России при коренном изменении общественного строя национально-языковая ситуация осталась той же, что была в СССР. Как и в СССР, здесь преобладающий этнос – русские и единственный язык, способный обеспечивать потребность взаимопонимания в масштабах государства – русский язык. Если и есть какие-то различия, то лишь в сторону повышения функциональной роли русского языка. Нерусское население составляет здесь не около половины всех жителей, как было в СССР, а примерно 18,5% (данные по РСФСР 1989 г.). Реально процент нерусскоязычного населения еще ниже.
Поэтому при любой власти, любой государственной политике роль русского языка не может здесь существенно понизиться по сравнению с советским временем. Снижение, и то лишь на какой-то части российской территории может произойти лишь при новой перекройке границ. Кроме того, наиболее развитые и устойчиво функционировавшие языки народов СССР вроде грузинского, армянского, эстонского оказались в основном вне территории России, а большинство языков российских меньшинств к 1991 г. не дотягивали до уровня региональных. В то же время швейцарский вариант здесь нереален уже хотя бы из-за большого количества языков. По-прежнему трудно себе представить ситуацию, в которой татарин с осетином или даже с марийцем общался бы на каком-нибудь языке кроме русского. А общаться в едином государстве им приходится.
Тем не менее, процессы, начавшиеся в годы перестройки, продолжались и после распада СССР. Во многих регионах принимаются меры по расширению функций языков меньшинств, по повышению их формального и фактического статуса. Процессы эти весьма неравномерны, и зачастую декларации лидеров национальной интеллигенции не соответствуют реальным изменениям.
В самом начале рассматриваемого периода, 25 октября 1991 г. Б.Н.Ельцин, наконец, подписал «Закон о языках народов РСФСР», в тот же день Верховный Совет РСФСР принял постановление о введении в действие данного закона и «Декларацию о языках народов России». Закон продолжает действовать до сих пор. Отметим, что в заключенном несколько позже Федеративном договоре вполне в советских традициях о языковых проблемах не сказано ни разу и даже не оговорено, в чьем ведении они находятся. То ли они причисляются к туманно упомянутым «общим вопросам образования, культуры», находящимся в совместном ведении центра и местных органов, то ли они целиком отдаются местным властям.
В целом Закон о языках более или менее объективно отразил реальную языковую ситуацию в стране: во «Вводной части» сказано: «На территории Российской Федерации с ее многонациональным населением традиционно сложившейся нормой языкового сосуществования является двуязычие и многоязычие... Государство на всей территории РСФСР способствует развитию национальных языков, двуязычия и многоязычия». Закон в статье 3 закрепил русский язык в качестве государственного на всей территории России; статус же прочих языков оставлен на усмотрение республик в составе Российской Федерации, которые, в частности, имеют право объявлять государственными те или иные языки помимо русского (здесь закон легализовал ситуацию, уже явочным путем сложившуюся в ряде республик). В законе закреплены сферы, в которых обязательно использование русского языка: работа высших законодательных органов страны, подготовка проектов законов, официальное делопроизводство на всероссийском уровне, официальная переписка между республиками в составе России, судопроизводство в Верховном, Конституционном и других общероссийских судах, передачи всероссийского телевидения и радиовещания; деятельность зарубежных представительств (наряду с иностранными языками). При этом предусматривается право любого гражданина независимо от знания им русского языка обращаться в любой государственный орган и выступать в нем на своем языке с предоставлением переводчика; ответы на любой запрос в государственные органы должны делаться на том языке, на котором запрос сделан (введение в действие пунктов о предоставлении переводчиков и об ответах на запросы было в зависимости от типов ситуаций отсрочено до 1992–1995 гг.; о последующем комплектовании штатов переводчиков в московских учреждениях нам ничего не известно). Всякое иное использование тех или иных языков законом не регулируется и предоставляется для регламентации органам власти республик в составе России. В статье 9 законодательно закреплено существовавшее с 1958 г. право родителями выбора языка обучения для своих детей. Особо закреплены права малых языков.