Время, концептуализируемое как ресурс и товар, приобретает характеристики материального объекта. Возникает концептуальная метафора TIMEISASOLIDOBJECT, в которой наполненное событиями время понимается в виде физического тела, обладающего плотностью. Время осмысляется как имеющее конкретные очертания и формы, некий жесткий каркас, структурирующий существование человека и общества. На лексическом уровне на временные понятия проецируются значения существительных лексико-семантического поля ‘Shape’: “Organisationwithinatime-gridofcalendarsandclocksfacilitatesprecision”. Время приобретает плотность и определенное физическое строение. На значение темпоральных лексем переносятся значения языковых единиц, вербализирующих концепт ‘Constitution’: “oneofthefastest-spreadinginnovationsduringthe 1970’swas ‘flextime’”. Метафорическое строение времени неоднозначно: оно однородно, структурировано, состоит из многих слоев, имеет четкие очертания, но может быть гибким.
Время, обладающее плотностью, может, подобно материальному объекту, подвергаться внешнему воздействию: а) время может быть разделено на более мелкие фрагменты: “Whattimewedohaveischoppedupintotinysegments”; б) во временной материи могут быть проделаны отверстия: “Menmorecommonlyexpressedarighttoleisureandcreatedtimeslotsforleisureoutsidethehome”; в) время может быть сжато или деформировано: “thecompressioninbothtimeandspacethatresult...”; г) время может быть вытянуто или расширено: “Themetropolisgivestheappearanceofstretchingtime, lengtheningandexpandingit”. Как показывает анализ, время, осмысляемое как твердое тело, может быть разделено на кусочки, расширено или растянуто, сжато, деформировано.
Представление о времени как способном подвергаться внешнему воздействию, прежде всего, уплотнению и деформации, становится концептуальным основанием для формирования во второй половине 20 века нового техноцентричного образа времени. Использование множества компьютерных систем приводит к резкому сокращению, «сжатию», компрессии времени и пространства. Процесс виртуализации времени усиливается растущей глобализацией сетевого сообщества, в котором происходит преодоление реального времени. Глобальные сети безвременны, время в них отрицается, поскольку отрицается само прошлое, настоящее и будущее. Сущность современного глобального хронотопа состоит в «ускорении» времени и «сжатии» пространства.
Возникает новая концептуальная метафора TIMEISAVIRTUALENTITY, в которой на концептуальную область времени проецируются свойства и характеристики, присущие области компьютерных технологий.
Какисточниквременивоспринимаютсязаложенныевкомпьютерпрограммы: “...computer…can represent time symbolically, communicate a sense of time that is not necessarily the time, and thereby produce virtual time”.Времяуподобляетсяявлениютехническогопорядка: “Digital time is…time as a sequence of numbers”.Возникаютновыетемпоральныеконцептыкомпьютерноговремени: “Many people first experience the difference between the worlds of computime and clock time when playing video games...”; “...the cyberspace that is associated with computing and computer-mediated communication has a counterpart: cybertime”.
Наобластьвремениизсферыисточника ‘Virtual Entity’ проецируютсяследующиехарактеристики: 1) ‘абстрактность’ (оторванностьвиртуальноговремениотприродныхритмовичеловеческогосуществования): “The new ‘computime’ represents the final abstraction of time and its complete separation from human experience and the rythms of nature”; 2) ‘высокаяскорость’: “cybertime is quicktime, based on the hyperspeed of the nanosecond”; 3) ‘одновременность’: “The meter of our day is more likely to be synchronized to the network and its internal asynchronicity”; 4) ‘мгновенность’: “Timeless time...may take form of compressing the occurrence of phenomena, aiming at instantaneity...”; 5) ‘фрагментарность’: “Each involves novel ways in which different times, of intensively commodified future, nanosecond instantaneity, the hyper-fragmentation of time”.Подвлияниемкомпьютерныхтехнологийменяетсяпониманиесущностивремени – высказыванияносителейязыкасвидетельствуютобизмененииидажеисчезновениивремени: “Network time constitutes a new and powerful temporality that is beginning to displace, neutralize, sublimate…other temporal relationships”; “cybertime is nontime”; “The instantaneity of electronic speed is commonly said to annihilate distance...but it also annihilates duration…”.
Сочетание различных концептуальных характеристик внутри минимального метафорического контекста указывает на нерасчлененность категории времени как структурированной хронологической модели в сознании языковой личности. Сосуществование таких контрастных характеристик как одушевленность и субстанциональность, статичность (плоскостность) и динамичность свидетельствует о гармоничном взаимопроникновении различных элементов структурной модели. Непротиворечивость метафорических реализаций подтверждает многоуровневость, многоаспектность, асимметрию метафоры как средства концептуализации времени.
В ходе исследования было установлено, что наряду с метафорой в концептуализации времени важную роль играет процесс метонимического переноса, позволяющий наделить период времени индивидуальными характеристиками, основанными на субъективном восприятии событий и времени как нераздельного единства. Выявлено, что метонимический перенос нередко предшествует метафорическому осмыслению времени.
5. Семантика в составе английских фразеологических единиц с именами собственными
Вопрос о семантике имени собственного в лингвистике до сих пор остается спорным. Имена собственные в составе фразеологизмов имеют особенную «долю» из-за своей природы: они обозначают единый в своем роде предмет, то есть имеют единственное значение, генетически нейтральное, которое в общественной практике может приобретать оценочной функции, функции характеристики, которая сформировалась в обществе.
Не требует доказательств тот факт, что функциональные возможности фразеологизмов зависят от типа окружения и семантических свойств тех языковых единиц, которые занимают некоторую позицию в окружении фразеологической единицы. Однако фразеологические единицы с именами собственными не нуждаются в каком-то специфическом, условном контексте: им нужен уровень познания соответственной сферы ителлектуально-духовного прошлого, культурной компетенции. Б. Ажнюк предполагает, что существует некоторый этимологический элемент, лежащий в основе семантики значительного числа фразеологических единиц. Рассматривая фразеологизмы с собственными именами в диахронии, можно по праву утверждать вполне логическое проявление онимов в их структуре, беря во внимание существование конкретного человека, к которому он относится, например, the Matthew principle, Pyrrhic victory, Pandora’s box, the patience of Job, Potemkin village. Корпус фразеологических единиц с именами собственными, заимствованных из Библии, мифологии, литературы или мировой истории, – общий для британского английского, американского английского и австралийского английского, как подтверждают указанные выше лексикографические источники. В данном случае антропонимы логично мотивированные и могут носить символический характер. Так, ситуация предательства Иудой Христа воспринимается как некий «эталон» предательства вообще. Дифференциальные признаки данной ситуации – подлость, донос, награда за предательство – становятся элементами этнического сознания, а их атрибуты – символами типа Judas kiss, 30 pieces of silver. Само имя Juda превратилось в прецедентный феномен и стало известным символом.
Существует ряд фразеологизмов с денотативно мотивированным ономастическим компонентом, которые первоначально считались британскими (peeping Tom, Morton’s fork, Jekyll and Hyde, pleased as Punch) или американскими (Murphy’s law, Uncle Tom, Walter Mitty), однако сейчас, согласно данным лексикографических источников, являются общими элементами англоязычной картины мира.
Следует подчеркнуть тот факт, что денотативное значение уступает место коннотациям в большинстве фразеологизмов исследуемого типа. Например, идиома all Sir Garnet ассоциируется с выдающимся британским фельдмаршалом Гарнетом Джозефом Волсли, однако в ней образовалось коннотативное значение «все в порядке», которое и есть ее основное энциклопедическое значение.
Обращаясь к дифференциальным признакам трех указанных выше вариантов английского языка, мы не можем не обратить внимание на тот факт, что число фразеологизмов с денотативно немотивированными антропонимами выше, чем с мотивированными. Несмотря на это, нам удалось извлечь фразеологические единицы исследуемого типа. Диахронические значения антропонимов в структуре фразеологизмов заменяются синхронными коннотациями. Поэтому Darby and Joan уже не вызывают ассоциаций с героями стихотворения Генри Вудфолла. Сверх того, они приобрели коннотации «счастливая семейная парочка» в таких идиомах, как Darby and Joan, like Darby and Joan и Darby and Joan club, типичных для британского английского. Символизм, о котором речь шла раньше, характерный для антропонима Robin Hood, который ассоциируется с компонентами «благотворительность, несправедливость, великодушие» в британ-ских фразеологизмах Robin Hood and his merry men, Robin Hood policies, round Robin Hood’s barn.
Метонимия играет важную роль в семантике фразеологических единиц с именем собственным, например, John Hancock, John Henry – подпись в американском английском и do a Melba, do a Farnham – «сделать несколько удачных выступлений перед завершением карьеры» в австралийском английском.
После тщательного исследования словарей австралийского англий-ского мы пришли к выводу, что сравнение выступает превалирующим средством формирования семантики фразеологических единиц с именами собственными. Это связано с существованием некоторого прототипа (актера, спортсмена, политика), на которого нацелено сравнение: as mean as hungry Tyson, fight like Griffo (известные боксёры), bet like the Watsons (имеющий отношение к семье в Сиднее, известной своим пристрастием к азартным играм), to be in like Flynn (известный актёр австралийского происхождения).