Поэту не надо много: чтобы о нём вспомнил кто-нибудь. Память Времени тревожит его. Он не желает смириться с мыслью, что может быть забыт всеми. И решение блестяще подтверждает пафос всех его переживаний: слёзы одинокого путника на его могиле (будущей) – венец всех его мечтаний.
Перевод, сделанный В. Левиком, выглядит так:
Здесь увядала ты, цветок родной земли!
Промчавшись мотыльков чредой золотокрылой,
В твой мир года весны и молодости милой,
Как тайного червя, о прошлом боль внесли.
Дугою к северу миллионы звезд взошли,
Кто мог в одну стезю их слить волшебной силой?
Не ты ль огнем очей, потушенных могилой,
На Польшу яркий путь зажгла в ночной дали?
Как ты, о полька, здесь я кончу дни в забвенье,
Но, может быть, мой холм найдет безвестный друг,
Пришедший навестить твое уединенье,
Поэт грядущих дней почтит мой прах смиренный.
Слово и его смысл в тексте значимы прежде всего для выражения содержания произведения и основных интенций автора, для обеспечения эстетического воздействия. Ю.П. Солодуб выделяет два вида словесного образа. Первый из них опирается на прямые, первичные, ассоциативно-референционные связи слов и сочетаний слов с действительностью. Он вызывает «в сознании читателя конкретные представления о соответствующих реалиях, что в свою очередь помогает воспринимать достаточно сложные отвлеченные понятия, глубинные психологические состояния автора или его героев». Такая образность называется «первичной» [8, с. 23]. Второй вид образов – это тропы: метафоры и метонимии (чредой золотокрылой, молодости милой, тайного червя, волшебной силой, яркий путь, строкою вдохновенной, прах смиренный).
Сопоставление текста первой строфы с оригиналом показывает, что здесь нет прямых соответствий к образам rozkosznymisady, młodaróżo и к сравнению jakzłotemotyle. Однако в переводе В. Левика сохраняется смысл, который воплощали эти образные средства. Так, они оба сравнивают героиню с цветком, правда, В. Левик, в отличие от Мицкевича, не говорит, какой именно это цветок: «młodaróżo». Ср.: «цветок родной земли». Теряется представление о красавице польке, но подчеркивается мысль о национальной принадлежности красавицы. Именно это роднит поэта Мицкевича с Марией Потоцкой. Но поэты сожалеют о преждевременной смерти женщины, сохраняя образ увядшего цветка.
Во второй строфе переводчик, как и в первой, отходит от буквального смысла оригинала. Он несколько видоизменил метафору А. Мицкевича «gwiazdgromady», Ср.: «мильоны звёзд», ввёл эпитет, которого нет в оригинале: «волшебной силой» и не использовал в своём переводе эпитет автора «jasne ślady», заменив его сочетанием «яркий путь».
В третьей строфе есть прекрасный эпитет: «wsamotnej żałobie». В. Левик и здесь не стремится к дословному переводу. Он отказывается от этого яркого эпитета. Но о вечной памяти говорят и А. Мицкевич, и переводчик: «Tuniechmigarstkę ziemidłoń przyjaznarzuci. /Podrużniczęstoprzytwymrozmawiają grobie…». Ср.: «…Но, может быть, мой холм найдёт безвестный друг, /Пришедший навестить твоё уединенье…». Хочется отметить, что Левик верно понял основной смысл этих строк Мицкевича.
В четвёртом трёхстишье, в отличие от трёх предыдущих строф, перевод более точный. Переводчик сохранил оборот А. Мицкевича «dźwiękmowyrodzinnej». Ср.: «речи… родной… звук». Правда, В. Левик несколько видоизменил оборот «Iwieszczsamotną piosenkę dumającotobie…», Ср.: «…И в песне о тебе строкою вдохновенной /Поэт грядущих дней…». Надо подчеркнуть, что Мицкевич использовал особую номинацию поэтаwieszcz, которая переводится как «поэт-пророк». В. Левик ощутил здесь возвышенность стиля и, хотя использовал нейтральное слово поэт, но компенсировал потерю контекстом последней строфы в целом. Он использовал высокую книжно-славянскую лексику: вдохновенной, грядущих, почтит, прах, смиренный.
Перевод выдержан полностью в поэтическом стиле, при этом в нём много таких средств выразительности, которых нет у А. Мицкевича. Это перифраза цветок родной земли, сложная метафора огнем очей, потушенным могилой; эпитеты чредой золотокрылой, волшебной силой, безвестный друг, строкою вдохновенной, сравнение как тайного червя.
Поэт, как отмечалось, очень широко привлекал возвышенную книжную лексику: увядала, чредой, стезю, забвенье, почтит, смиренный. Эта возвышенность была свойственна русскому романтизму, но образ, созданный Мицкевичем, несколько иной. Нам кажется, что В. Левику не удалось в полной мере представить объективную сторону реальности, он намеренно использует в своём переводе яркие образные средства, которые не свойственны А. Мицкевичу. Может быть, автор оригинального текста вовсе не хотел пользоваться слишком высокими художественными тропами, чтобы не нарушить идею произведения. Ведь он говорит не о графине, а о простой, милой девушке, которая совсем не заслуживает такой печальной судьбы. Смысл произведения у В. Левика сохраняется, образная система переводимого произведения не понесла значимых потерь, но образы автора и героини сонета здесь иные. В подлиннике это живые люди, в переводе же это жизнеподобие стирается за счет избыточной поэтизации.
3. Сопоставительный анализ вербального выражения сонета А. Мицкевича «Rezygnacja» и его перевода
Когда мы говорим о переводе литературного, а особенно – поэтического текста, то сталкиваемся с проблемой адекватности перевода оригиналу: насколько полно перевод передает смысл, красоту, поэтические особенности, подтекст оригинала? Это во многом зависит от того, какую задачу ставил перед собой переводчик, насколько глубоко он сам понимает произведение, которое переводит. Перевод сонета «Rezygnacja» показывает, что В. Левик умел чувствовать оригинальный текст очень тонко.
Сонет «Rezygnacja» входит в цикл «Любовные сонеты. Этот цикл по сюжету разделен на два равных тематических микроцикла. Первые одиннадцать стихотворений образуют микроцикл, повествующий о возвышенных чувствах лирического героя к Лауре. Во временном пространстве эта история соответствует прошлому.
Известно, что А. Мицкевич не однажды был увлечен женщинами (Иоанна Залеска, Каролина Собаньска, графиня Гурьева). Однако в любовных сонетах на первый план выдвигается идеальный образ его первой возлюбленной – Марыли Верещако, которую называли «музой Мицкевича» [13]. Эта девушка, ставшая женой другого, осталась для поэта недостижимым идеалом, богиней, новой Лаурой. Адам Мицкевич не случайно называл свою возлюбленную именем, которое прославил Петрарка, потому что вслед за итальянским поэтом он с огромной силой воспел платоническую страсть к женщине.
Во втором микроцикле повествуется о герое-поэте, который проживает свою жизнь в кругу светского общества. Сонет «Rezygnacja», вошедший в этот цикл, выполняет функцию пограничную. Он разделяет прошлую жизнь и настоящую, идеальную любовь и салонную. В нем лирический герой, пересмотрев систему ценностей, отрекается от чистой глубокой любви и возвышенных чувств к Лауре; теперь он стоит на пороге новой жизни.
В своём сонете А. Мицкевич говорит о невзаимной любви, но любовь для него – это уже счастье и он не требует взаимности от своей возлюбленной.
REZYGNACJA
Nieszczęśliwy, kto próżno o wzajemność woła,
Nieszczęśliwszy jest, kogo próżne serce nudzi,
Lecz ten u mnie ze wszystkich nieszczęśliwszy ludzi,
Kto nie kocha, że kochał, zapomnieć nie zdoła.
Widząc jaskrawe oczy i bezwstydne czoła,
Pamiątkami zatruwa rozkosz, co go łudzi;
A jeśli wdzięk i cnota czucie w nim obudzi,
Nie śmie z przekwitłym sercem iść do stóp anioła.
Albo drugimi gardzi, albo siebie wini,
Minie ziemiankę, z drogi ustąpi bogini,
A na obiedwie patrząc żegna się z nadzieją.
I serce ma podobne do dawnej świątyni,
Spustoszałej niepogód i czasów koleją,
Gdzie bóstwo nie chce mieszkać, a ludzie nie śmieją.
Приведем буквальный перевод-подстрочник названного сонета.
ОТРЕЧЕНИЕ
Несчастен тот, кто зря о взаимности просит,
Еще более несчастен тот, кого пустое сердце печалит.
Но тот из всех людей самый несчастный,
Кто не любит, потому что любил и не смог забыть.
Видя яркие глаза и бесстыдные лбы,
Воспоминаниями отравляет роскошь, которая его обманывает;
А если прелесть и добродетель чувства в нём разбудит,
Не смеет с отцветшим сердцем идти к ногам ангела.
Или других презирает, или себя винит,
Обойдёт земную женщину, дорогу уступит богине
И, на обеих глядя, прощается с надеждой.
И сердце у него похоже на старинный храм,
Опустошенный чередой непогод и времен,
Где божество не хочет жить, а люди не смеют.
В этом сонете А. Мицкевич раскрывает душевную драму героя, используя общеупотребительные глаголы, имеющие яркую экспрессивную окраску: woła, nudzi, zatruwa, łudzi, obudzi, nie śmie, gardzi, żegnasię. Необычайно выразительны яркие поэтические метафоры и эпитеты (próżneserce, przekwitłeserce, świątynispustoszałej) и перифразы (iść dost? panioła,b? stwoniechcemieszkać, niepog? diczas? wkoleją,jaskraweoczyibezwstydneczoła)
По словам А. Мицкевича, несчастный тот, кто зовёт взаимность: «Nieszczęśliwy, ktopróżnoowzajemność woła…»