Следует также упомянуть форму, которую я назвал «вопросами второй степени» («LehrbuchderPhonetik», 15. 52). Один спрашивает другого; Isthattrue? «Это правильно?», а тот вместо ответа повторяет: Isthattrue?, имея в виду: «Как вы можете это спрашивать?» В подобном случае в большинстве языков употребляется та же форма, что и в косвенных вопросах: Omdetersandt?; Obdaswahrist?; Sic’estvrai?[181], хотя эти предложения и отличаются от обычных косвенных вопросов гораздо более отчетливым подъемом вопросительного тона. Такую же форму я нашел у Кэкстона (Caxton, Reynard21, подражание французской конструкции?): «Loueyewelmyes [mice]? Yf I loue hem wel, said the catt, I loue myes better than ony thing». Однако обычно в английском языке форма вопроса в этом случае (инверсия без союза) не отличается от формы, употребляемой в прямых вопросах; я собрал большое количество примеров, начиная с самых ранних комедий до новейших романов. Поскольку повторение вопроса имеет в виду подчеркнуть, что сама постановка его была излишней, оно становится равносильным утверждению: DoIrememberit? «Помню ли я это?» = CertainlyIrememberit«Конечно, помню»; любопытно, что поэтому часто бывает безразлично, есть ли в вопросе отрицание или нет: Don’tIrememberit? «Не помню ли я это?» также равносильно утверждению.
Вопросы, введенные вопросительным словом (иксовые вопросы), тоже могут быть повторены собеседником, и здесь в большинстве языков также употребляется форма косвенных вопросов: Washastdugetan? – Wasichgetanhabe? «Что ты сделал? – Что я сделал?»; Hvadhardugjort? – Hvadjeghargjort? Во французском языке вопросительное предложение заменяется относительным: Се quej’aifait? Чосер употреблял вставное that, как и в других предложениях: ButwhereforethatIspekealthis? (ParlementofFoules, 17). Но со времени Шекспира в английском языке стало обычным просто повторять вопрос в неизменном виде (за исключением интонации: Whereisit? – Whereisit? takenfromis, itis(Шекспир). – Изменение характера вопроса при «возведении его во вторую степень» можно обнаружить также и по типу требуемого ответа: «Whathaveyoudone?» – «WhathaveIdone?» – «Yes, thatiswhatIwantedtoknow» «Что вы сделали? – Что я сделал? – Да, я хотел это знать». Вопросы этого типа, таким образом, всегда бывают нексусными.[182]
Формальные средства, с помощью которых выражаются вопросы, следующие: 1) интонация; 2) специальные вопросительные слова – местоимения или частицы, например лат. num, энклитическое – ne(первоначально отрицательное слово), дат. mon(первоначально вспомогательный глагол), франц. ti («Language», 358); в разговорном французском языке вопросительной частицей можно считать [eskq]; 3) порядок слов.
Однако нужно заметить, что очень часто предложение, оформленное как вопрос, не выражает по содержанию вопроса, т.е. просьбы разрешить возникшее у говорящего сомнение. Кроме так называемых риторических вопросов, отчасти сохраняющих вопросительное содержание, здесь надо упомянуть выражения удивления: What! areyouhere? «Что!? Вы здесь?»; конечно, это говорится не с той целью, чтобы выяснить, находится ли здесь данное лицо. Сюда же относится Isn’thestupid! «Ну не глуп ли он!»; нем. Ist das unglaublich! В таких восклицаниях интонация меняется, поэтому нельзя сказать, что они полностью оформлены как вопросы. Это в еще большей мере справедливо по отношению к условным предложениям с тем же порядком слов, что в вопросах; такие предложения развились из вопросов: Hadhebeenhere, Ishouldhavegivenhimapieceofmymind«Был бы он здесь, я бы сказал ему пару теплых слов».
Определения «предложения» слишком многочисленны и слишком разнородны, чтобы их можно было здесь все привести или подвергнуть критике[183]. Если отвлечься от мнимых определений, в которых лингвистические термины употребляются с целью скрыть отсутствие ясной мысли, большинство определений исходят либо из формальных, либо из логических, либо из психологических соображений; в некоторых случаях авторы стремились примирить две или даже все три точки зрения. Однако, хотя, таким образом, в теории нет никакой согласованности, на практике грамматисты обычно проявляют больше единодушия; если предложить им на рассмотрение конкретную группу слов, они не будут сомневаться, следует ли признать ее подлинным предложением или нет.
По учению традиционной логики каждое предложение состоит из трех членов: субъекта, связки и предиката. При анализе каждого предложения (суждения) логики разбивают его на эти три компонента и таким образом получают неизменную схему, которая облегчает их действия. Однако даже в отношении их чисто интеллектуальных суждений эта схема является искусственной и надуманной; к огромному большинству тех повседневных предложений с большей или меньшей эмоциональной окраской, которые составляют главный предмет исследования для грамматиста, она совсем не приложима.
Теперь вместо старой «трехчленности» обычно говорят о «двучленности»: в каждом предложении усматривают два компонента – подлежащее и сказуемое. В предложении Thesunshines«Солнце светит» thesunявляется подлежащим, ashines– сказуемым. Каждый из этих двух компонентов может быть сложным: в предложении TheyoungestbrotheroftheboywhomwehavejustseenoncetoldmeafunnystoryabouthissisterinIreland«Младший брат мальчика, которого мы только что видели, однажды рассказал мне забавную историю о своей сестре в Ирландии» все слова до слова seenпредставляют собой подлежащее, а все остальные – сказуемое. Существуют различные мнения по вопросу о том, как возникает эта двучленность психологически: соединяются ли два представления (ideas), уже существующие раздельно в сознании говорящего, или же одно представление (Gesamtvorstellung) расчленяется в целях коммуникации на два частных представления. Однако этот вопрос мы можем не затрагивать. С другой стороны, важно иметь в виду, что два компонента предложения – подлежащее и сказуемое – представляют собой то же самое, что и два компонента нексуса – первичный компонент и аднекс; но, как мы уже видели, не всякий нексус образует предложение: предложение образует только независимый нексус.
Однако языковеды начинают все больше и больше признавать, что, кроме двучленных предложений упомянутого типа, существуют одночленные предложения. Они могут состоять из одного-единственного слова, например: Come! «Идите!», или Splendid! «Восхитительно!», или What? «Что?», или из двух или большего количества слов, которые в таком случае не должны относиться друг к другу, как подлежащее к сказуемому, например: Comealong! «Идемте!», A capital idea! «Прекрасно!», Poor little Ann! «БеднаяАнечка!», What fun! «Как забавно!» Здесь следует всячески остерегаться ошибки, которую допустил даже такой грамматист, как Суит. Он говорит («NewEnglishGrammar», § 452), что «с грамматической точки зрения эти сгущенные предложения едва ли вообще являются предложениями: скорее они представляют собой нечто промежуточное между словом и предложением». Это утверждение основано на предпосылке, что слово и предложение не принадлежат к различным сферам, а являются двумя ступеньками одной лестницы; между тем однословное предложение есть в одно и то же время и слово, и предложение, подобно тому как однокомнатный домик с одной точки зрения будет комнатой, а с другой – домом, а не чем-то промежуточным между комнатой и домом.
Грамматист старого толка, конечно, будет возражать против этой теории одночленного предложения и будет склонен объяснять такие случаи при помощи своей панацеи – эллипсиса. В случае Come! он усмотрит подразумеваемое подлежащее you, а в случае Splendid! и Acapitalidea! – не только подлежащее (this), но и глагол (is). Таким образом, во многих восклицаниях высказанное можно рассматривать как аднекс, а подлежащим (первичным компонентом) считать всю ситуацию или то, что подразумевается этой ситуацией (ср. гл. X). Большинство грамматистов, вероятно, придерживалось бы того мнения, что в латинских однословных предложениях Cantoили Pluitесть подразумеваемое подлежащее, как бы ни было трудно указать точно, что является подлежащим последнего глагола. Однако грамматисты должны всегда быть осмотрительны при допущении эллипсиса, кроме тех случаев, где он совершенно необходим и где не может быть никаких сомнений по поводу того, что подразумевается, например: Не isrich, buthisbrotherisnot [rich]; Itgenerallycostssixshillings, butIpaidonlyfive [shillings]. Но что подразумевается в Watercresses! «Салат!» или Specialedition! «Специальный выпуск!?», Iofferyou… «Предлагаю вам…» или Willyoubuy… «Купите ли вы.?», или Thisis… «Это…?«
Если слово John! «Джон!» образует целое высказывание, его, в зависимости от обстоятельств и интонации, можно толковать по-разному: «Как я люблю тебя, Джон!», «Как ты мог это сделать?», «Рад тебя видеть!», «Это был Джон? а я думал – это Том!» и т.п. Как можно свести эти различные значения предложения John! к схеме «подлежащее-сказуемое» и как может эллипсис помочь нам при анализе? Но нельзя отрицать, что здесь налицо предложения. И это еще не все. Yes«Да», No«Нет», междометия типа Alas! «Увы!» или Oh, а также прищелкивания языком, несовершенно передаваемые написаниями Tutи Tck, являются предложениями в такой же степени, как и самые изящные предложения, когда-либо произносимые Демосфеном или принадлежащие перу Сэмюэля Джонсона.
Если мы примем это, – а я, признаться, не вижу, через какое звено цепи, соединяющей джонсоновские конструкции и прищелкивание языком, надо провести демаркационную линию, – тогда определение предложения будет не таким уж трудным делом.