Судя по данным этимологических источников, гиперонимом имен "счастье" и "несчастье" и семантическим архетипом соответствующих концептов является "судьба" как жизненный путь человека, предназначенный ему богами: "хорошая часть / участь" (Фасмер 1996, т.3: 816; Шанский 2000: 310), в свою очередь "часть" этимологически восходит к корню со значением конкретного физического действия "кус-" - откусить от пирога жизненных благ (Толстая 1994: 143-147). Представления о счастье как о душевном состоянии, отличном от благополучных жизненных обстоятельств в истории культуры относительно новы, счастье как оценка человеком "успешности" собственной судьбы концептуально и хронологически производно от удачи. Кстати, можно отметить, что в паремиологическом словаре
В. Даля, не так уж и древнем по времени составления (1853 год), тематического раздела, включающего понятие счастья-душевного состояния, нет вообще; имеется лишь раздел "счастье-удача" (Даль 1996, т.1: 75-103). Вообще же, следует заметить, что в эволюции концепта "счастье" последовательно прослеживается субъективизация и перемещение вовнутрь "локуса контроля": изначально счастье - это судьба, рок, затем это случай, везенье - нечто сугубо внешнее и не зависящее от человека, и, наконец, это "деятельность души в полноте добродетели" (Аристотель), а быть или не быть добродетельным зависит исключительно от воли человека, и в этом смысле - каждый кузнец своего счастья.
В современной концептуальной формуле счастья как переживания удовлетворенности человека "жизнью в целом" (Татаркевич 1981: 42; Аргайл 1990: 42), т.е. своею судьбой и предназначением, более или менее четко выделяются такие семантические компоненты, как 1) объективный - внешние жизненные обстоятельства,
2) субъективный - их оценка субъектом с точки зрения соответствия его магистральным жизненным установкам. В свою очередь в этой оценке выделяются собственно аксиологический, рациональный момент ("хорошо"-"плохо") и момент её эмоционального переживания ("радость"-"горе"). Как показывают наблюдения над толкованием концепта счастья в лексикографических источниках, отдельные компоненты "формулы счастья" гипостазируются не только в частеречных реализациях его имени, но и внутри словарного описания соответствующего ЛСВ в форме семантических множителей, отправляющих к "источникам счастья": счастье - "чувство радости", "желанная насущная жизнь", "покой, довольство", "благополучие" и пр.
В словарях русского языка у лексемы "счастье" выделяется от двух (Ожегов 1953: 724) до четырех значений (ЛСВ) (СРЯ 1981, т.4: 320; БТСРЯ 1998: 1297; СЯП 1956, т.4: 441-442; ССРЛЯ 1963, т.14: 1311; Ушаков 1996, т.3: 615), в которых фиксируются основные этапы становления концепта счастья и основные компоненты его формулы.
Прежде всего примечательно, что этимологически исходное значение "участь, доля, судьба", занимающее у В. Даля первое место в словарной статье (Даль 1998, т.4: 371), в словарях современного русского языка перемещается на последнее место с пометой "разговорное" и "просторечное" (СРЯ 1981, т.4: 320; ССРЛЯ 1963, т.14: 1311).
Следующее в эволюции концепта "счастье" значение, в котором гипостазируется его объективный момент, отражающий обстоятельства и условия внешнего благополучия субъекта, зависящие от воли случая, во всех словарях прочно занимает второе место: "успех, удача" (Ожегов 1953: 724; Ожегов-Шведова 1998: 783; СРЯ 1981, т.4: 320; БТСРЯ 1998: 1297; ССРЛЯ 1963, т.14: 1311), "удача, успех, благополучное стечение обстоятельств" (СЯП 1956, т.4: 441-442), "успех, удача (преимущественно случайная" (Ушаков 1996, т.3: 615), "случайность, желанная неожиданность, талан, удача, успех, спорина в деле, не по расчету" (Даль 1998, т.4: 371).
Употребление лексемы "счастье" в функции предиката, управляющего объектной придаточной частью: "счастье, (что / если)... " связано прежде всего с гипостазированием интеллектуальной аксиологической оценки ("очень хорошо" - СЯП 1956, т.4: 441-442; "очень хорошо, крайне приятно" - Ушаков 1996, т.3: 615): "Да, счастье у кого есть эдакий сынок" (Грибоедов); "Счастье еще, что мы прошлого году не вмешались в последнюю французскую передрягу!" (Пушкин). В таком употреблении помимо положительной оценки события, отраженного в объектной части, имплицируется также отрицательная оценка соответствующего контрафактичного события: "если бы этого не произошло, то было бы плохо". Введение в состав предиката указания на протагониста объектного события с помощью притяжательных местоимений ("мое, твое, его, их и пр. счастье, что…) возвращает значение лексемы "счастье" к ЛСВ "удача, везенье" ("повезло кому-либо, удачно вышло для кого-либо - СРЯ 1981, т.4: 320; "удачно получилось для меня, тебя, него" - Ушаков 1996, т.3: 615): "Счастье твое, дитятко, - говорит ему баба-яга, - что ты ко мне прежде зашел, а то не бывать бы тебе живому" (А. Толстой); "Счастье его, что он не переломал себе ребер" (Помяловский); "Твое счастье, что раньше мне не попался! Я теперь не пытаю, душа устала…" (Незнанский).
"Счастье" в составе вводного слова ("к счастью", "по счастью", "на счастье"), так же, как и в предикатном употреблении, прежде всего передает положительную аксиологическую оценку содержания высказывания говорящим - "выражает удовлетворение по поводу чего-нибудь" (Ожегов-Шведова 1998: 783; СРЯ 1981, т, 4: 320; БТСРЯ 1998: 1297): "Я внутренне хохотал и даже раза два улыбнулся, но он, к счастью, этого не заметил" (Лермонтов); "Я не знал, куда деваться: тут белеют овцы, там ворчит собака. К счастью, в стороне блеснул тусклый свет и помог мне найти другое отверстие наподобие двери" (Лермонтов); "И удивление, по счастью, / От стрел любви меня хранит" (Баратынский); "Тупая грубость ваших слов / Его, по счастью, не терзала" (Симонов).
Вводное и предикатное употребление лексемы "счастье" сопровождается целым рядом речевых импликаций, связанных с вероятностными экспектациями говорящего ("Я боялся, что случится не-Р") и предназначенных для модификации логических акцентов оценки: вместе с "Р хорошо" сообщается, что "не-Р плохо".
Осложнение вводного оборота именем протагониста ("к твоему счастью", "к счастью для них" и пр.) отправляет значение лексемы "счастье" к объектному ЛСВ "удача, успех": "О, если б мог он, в молнию одет, / Одним ударом весь разрушить свет!. / (Но к счастию для вас, читатель милый, / Он не был одарен подобной силой)" (Лермонтов).
Оборот "на счастье" передает в современной речи чаще всего пожелание удачи: "Дай, Джим, на счастье лапу мне, / Такую лапу не видал я сроду" (Есенин).
Последним по времени формирования и первым по лексикографической значимости в словарях современного русского языка идет ЛСВ счастья-душевного состояния, исторически производный от ЛСВ счастья-удачи и счастья-благой судьбы: ср. нем. Gluck от gelingen "происходить, случаться", англ. happiness от to happen "происходить, случаться", фр. bonheur от bonum augurium "благая судьба" (Татаркевич 1981: 61).
"Наш язык есть продукт долгой эволюции и содержит в себе (в упакованном виде) многое такое, что отдельным рассудочным усилием индивидуального ума мы не можем раскрутить, но тем не менее невольно раскручиваем, когда употребляем слова. Ибо употребление слов как раз и тянет за собой то понимание, которое в них вложено, но которое в то же время может и не быть достоянием нашего эксплицитного сознания" (Мамардашвили 1993: 215-216). Воспроизводимые в словарных толкованиях счастья-душевного состояния фелицитарные концепции восходят, может быть, к глубинным, архетипным структурам "коллективного бессознательного", образующим фундаментальный уровень культуры. Счастье определяется как "состояние высшей / полной удовлетворенности жизнью", как "чувство высшего / глубокого / полного довольства" (СРЯ 1981, т.4: 320; БТСРЯ 1998: 1297; ССРЛЯ 1963, т.14: 1311), и в этом определении в ретроспективе сливаются гедоническая (счастье - это удовольствие) и эпикурейская (счастье - это покой) концепции, поскольку и удовлетворенность, и удовольствие, и довольство этимологически восходят к воле-желанию (Фасмер 1996, т.1: 521; Шанский 2000: 332; Черных 1999, т.1: 258): быть довольным - значит иметь в достатке все то, что обеспечивает "желанную насущную жизнь, без горя, смут, тревоги", и, тем самым, счастье - это "все то, что покоит и доволит человека" (Даль 1998, т.4: 371). В то же самое время если удовлетворение / удовлетворенность - результат положительной интеллектуальной оценки рефлексивной природы, возникающей преимущественно на основе сравнения (Татаркевич 1981: 76), то "чувство радости", входящее в качестве семантического множителя в толкование счастья-душевного состояния (СРЯ 1981, т.4: 319; БТСРЯ 1998: 1297; Ушаков 1996, т.3: 615), - уже непосредственная эмоциональная реакция органического происхождения.
Выделяемое в лексикографии значение счастья как источника счастья ("о том, что приносит счастье" - СЯП 1956, т.4: 441) является, очевидно, результатом метонимического переноса имени душевного состояния на причину, которая его вызывает. Психологически совокупность положительных эмоций, которую приносит субъекту переживание счастья, ближе всего к аффекту любви (Татаркевич 1981: 79), вот, видимо, почему счастье отождествляется с его наиболее интенсивным источником ("воплощение чувства любви" - Ушаков 1996, т.3: 615; "о счастливой любви, любовных наслаждениях" - СЯП 1956, т.4: 441): "Где б ни был ты, возьми венок / Из рук младого / Сладострастья / И докажи, что ты знаток / В неведомой науке счастья" (Пушкин); "Но им открыл я тайну сладострастья / И младости веселые права, / Томленье чувств, восторги, слезы счастья, / И поцелуй, и нежные слова" (Пушкин).