Таким образом, различие между категориями одушевленности и неодушевлнности сохраняет свою силу и в тех случаях, когда для метафорического или метонимического изображения лица применяется слово, обозначающее неодушевлнный предмет или, наоборот, когда слово, относящееся к категории одушевленности, переносится на обозначение предметов неодушевленных. Поэтому значения одушевленности и неодушевленности и формы их выражений нередко соединяются в одном и том же слове. Например: вывести тип лишнего человека, встретить забавный тип, но в разговорной речи: Я давно знаю этого странного типа. Возможны колебания и в употреблении винительного падежа при одном и том же значении слова. Например, в слове лицо: “Кити называла ему те знакомые и незнакомые лица, каторые они встречалали” (Л. Толстой); но едва ли не чаще встречается иное употребление: Называть знакомых лиц по фамилии и т. п. Интересна судьба соов с суффиксом –тель. Прежде даже от тех терминов –тель, которые не обазначают лиц, иногда в значении винительного падежа употреблялась форма родительного, например в математических выражениях умножить числителя; найти общего знаменателя; разделить на множителя; умножить показателя подкоренного выражения и т. п. Еще Бругмани заметил, что “nominaagentis”очень часто употребляются для обозначения орудия, ввиду того что это последнее рассматриваетсия как одушевленный выполнитель действия”.
Но в современном языке-под влиянием широкого распространения суффикса –тель в профессиональных диалектах и научно-техническом языке для обозначения механизмов, приборов, сооружений и орудий-слова на –тель со значением орудия, механизма, снаряда сохраняют формы винительного падежа, сходного с именительным. Например: “Дедушка раскрыл желтый скоросшиватель ” (Л.Славин, “Наследник ”); повернуть выключатель; заметить истребитель и т. п. Ср.: приобрести электрический счетчик; сбить вражеский бомбардировщих; потопить тральщих и т. п. (но: напасть на разведчика).
Названия одушевленных предметов по формам своего образования отчасти совпадают с категорией лица (ср., например, общность суффиксов детенышей –енок и –еныш у обазначений лиц и животных; ср. совмещение значений лица и самца-самки в таких суффиксах, как –ак, -ица, -иха, и некоторых других(. Впрочем в современном литературном языке приемы суффиксального образования слов, обозначающих представителей живого (животного), не человеческого, мира, крайне бедны. Общий язык обогащается лишь терминами зоологии и заимствованиями из народных говоров.
2 Проявление категории одушевленности-неодушевленности имен существительных в предложно-падежных формах
Имена существительные одушевлённые служат названиями живых существ (людей, животных, птиц); отвечают на вопрос кто?
Имена существительные неодушевлённые служат названиями неживых предметов, а также предметов растительного мира: отвечают на вопрос что?
Изначально в русском языке категория одушевлённости-неодушевлённости складывалась как семантическая (смысловая). Постепенно, с развитием языка эта категория стала грамматической, поэтому деление существителных на одушевлённые и неодушевлённые не всегда совпадает с делени-ем всего существивующего в природе на живое и неживое. Показателом одушевлённости или неодушевлённости существительного являетсия совпадание ряда грамматических форм. Одушевлённые и неодушевлённые существительные отличаются друг от друга формой винительного падежа множественного числа. У одушевлённых существительных-с формой именительного падежа, например: нет друзей- вижу дру-зей (но: нет столов- вижу столы), нет братьев- вижу братьев (но: нет огней- вижу огни), нет лошадей- ви-жу лошадей (но: нет теней- вижу тени), нет детей- вижу детей (но: нет морей- вижу моря).
У имён существительных мужского рода (кроме существительных на –а, -я) это различие сохраняется и единственном числе, например: нет друга- вижу друга (но: нет дома- вижу дом).
К одушевлённым существительным могут относиться существительные, которые по значению следовало бы считать неодушевлёнными, например: “наши сети притащили мертвеца”; сбросить козырного туза, пожертвовать ферзя, купить кукол, разрисовать матрёшек.
К неодушевлённым существительным могут относиться существительные, которые по выражаемому ими значению следовало бы отнеси к одушевлённым, например: изучать болезнетворные микробы; нейтрализовать бациллы тифа наблюдать зародыш в его развитии; собирать личинки шелкопряда, верить в свой народ; собирать огромные толпы, вооружать армии.
Описание категории одушевленности-неодушевленности имен существительных обычно проводится на примере беспредложных конструкций, однако имен существительных обычно проводится на примере беспредложных конструкций, однако в форме винительного падеже, по которой определяется грамматическая одушевленность неодушевленность, субстантивы регулярно употребляются с различными предлогами. Таким образам, возникает необходимость рассмотреть особенности функционирования категории одушевленности-неодушевленности имен существительных в различных предложно-падежных конструкциях.
2.1 Винительный падеж с предлогом в
Свободные предложно-падежные конструкции с предлогом в имеют различия в падежных формах субстантива /В.=Р. Или В.=И./, как и в беспредложном употребление. Так, например, сохраняются грамматические различия между одушевленными и неодушевленными существительными в предложно-падежных сочетаниях с пространственными значением: бросить камнем в человека - бросить камнем в дом. Ему казалось спасением, если свою волю к действию он вольет в другого человека и у них будет одна воля (К. Федин) - Входим в лес мокрой тропе (М. Горький).
Своеобразно проявляется одушевленность-неодушевленность субстантивов в несвободных конструкциях с предлогом в. В современном русском языке особняком стоят сочетание типа выйти в люди, произвести в офицеры, годиться в матери и под., в которых субстантивы, обозначающие людей и животных, имеют грамматический показатель неодушевленности /В.=И./: Кто в кони пошел, тот и вози (Посл.); Барон фон Клоц в министры метил, А я - к нему в зятья (А. Грибоедов); А, Чацкий! Любите вы всех в шуты рядить (Там же); Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него (Л. Толстой); Работы ни на грош. Ни в гиды, ни в извозчики, Ни в маляры, ни в плотники (А. Черный).
В подобных конструкциях грамматический показатель неодушевленности обнаруживается также у субстантивированных прилагатнльных и имен собственных, употребленных в нарицательном значении: Его в безумные упрятал дядя-плут (А. Черный); Я князь-Григорию и вам Фельдфебеля в Вольтеры дам (А. Грибоедов); Мы все глядим в Наполеоны (А. Пушкин).
Указаннные предложно-падежные сочетания привлекали внимание многих исследователей. Одни из них, как, например, А. М. Пешковский, констатируют архаичность рассмотренных форм, не останавливаясь на причинах их закрепления: “... здесь форма родительного падежа, сравнительно недавно взявшая на себя в славясних языках эту заминетельную роль, еще не успела, по тем или недавно взявшая на себя в славянских языках эту заменительную роль, еще не успела, по тем или иным причинам, вытеснить именительно-внительную форму”/Пешковский 1986:337/. По этому же пути идутавторы некоторых современных пособий по исторической русского языка: “Новые формы не проникли в систему единственного числа 3 склонения и не охватили предложеные конструкции: выйти в люди, поступить в учителя/ Пелих, Абдульманова 1994:82/.
С другой стороны, многие ученые уделяют внимание исследованию факторов, обусловивших закрепление подобных архаических форм. Одна из первых попыток семанитеческой интерпретации конструкций с предлогом в принадлежит А.Х.Востовку: “ еденичные имена одушевленных предметов во множественном числе с предлогом в упортребляются как имена собирательные и имеют в таком случае винительный падеж подобный именительному”/Востоков 1839:87/. Семантическую специфику указанных конструкций отмечает акад. Л.А.Булаховский: “форма винительного, одинаковая с именительным, сохранена в литературном языке также в специальных сочетаниях при предлоге в и винительном множественного числа со значением новой должности, нового состояния и под. Сохранению старых окончаний здесь способствовало постоянное положение при предлоге” /Булаховвский 1939:107/. На трансформацию значения субстантивов в сочетаниях с предлогом “в” указывает Г.А.Золотова, определяя значение соответствующих синтаксем следющим образам: “характеристика субъекта по признаку принадлежности его к категории, группе лиц, обычно социально значимой” /Золотова 1988:170/. Наиболее аргументированной выглядит мысль Г.А.Хабургаева: “активно обсуждаемый исследователями современного русского языка грамматический статус таких словоформ исторически решается однозначно: их закрепление в рассматриваемых конструкциях связно с трансформацией лексического значения личных существительных, указывающих здесь не на совокупность лиц, а на сословие, профессию или некоторое состояние, в каторое переводиться” /Хабургаев 1990:175/.
Таким образом, наличие показателя неодушевленности в рассмотренных сочетаниях мотивировано специфическим синтаксически-обусловленным значением субстантива, для которого характерно угасание семы лица и нарастание степени отвлеченности (ср. сходные семантические особенности существительных, обозначающих совокупности живых существ).
Оттенок расмотренного выше значения-переход кого-либо из состояния в другое-обнаруживается в конструкциях с предлогом в в сочетании с глаголами превращаться, обращаться и др. Однако использование в подовных конструкциях форм единственног числа, не характерных для предложных оборотов с отвлеченным значением и сохраняющих значение конкретности, способствовало различению грамматичеки одушевленных и неодушевленных субстантивов в данной синтаксической позиции: Доберусь я до мыса Нордкапа превращусь непременно в арапа (М.Моравская); Обратился в демократа Брежневский “пират” (И.Тальков)-Превращение в корыто хотя и не так заманчиво,-сказал он,-но все же стать корытом лучше, чем никем, ничем и не для кого (Е. Пермяк).