Однако юридическое равноправие – это необходимое, но далеко не всегда достаточное условие для фактического равновесия языков. Так, в Швейцарии на ретороманском языке говорит 50 тыс. человек – менее 1% населения. При этом в соседней Италии, где ретороманцев (фриулов и ладинов) 720 тыс. человек (Брук 1986, 231), язык официально не признан (он считается диалектом итальянского языка)[18].
В то же время французский, немецкий, итальянский языки – это основные языки в крупных европейских государствах и языки международного общения. Естественно, что социальный статус ретороманского языка фактически не может быть равен положению остальных языков Швейцарии.
В Бельгии фламандский (нидерландский) язык численно преобладает (фламандцев – 5 млн., франкоязычное население – 4,3 млн.). Однако в силу большей социальной активности франкоязычного населения Бельгии, а также в силу большей международной престижности французского языка равновесность ситуации постепенно смещается в его пользу.
Таким образом, редкость и неустойчивость сбалансированного двуязычия объясняется тем, что полной симметрии в социально-этнических условиях сосуществования двух языков в одном обществе практически не бывает. Следует принять во внимание также индивидуальные (психолингвистические и психологические) аспекты двуязычия.
Сбалансированная двуязычная ситуация была бы возможна в том случае, если бы большинство членов некоторого социума владели бы полностью обоими языками, использовали бы их в любых речевых ситуациях, с легкостью переключались с одного языка на другой, не смешивая при этом системы разных языков.
Однако, по мнению таких крупных лингвистов, как Б.Гавранек, А.Мартине, Э.Хауген, полное и автономное (без смешения языков) владение двумя языками превышает психические возможности обычного человека (см. Новое в зарубежной лингвистике, вып. б, 1972, 84 - 85, 100U 62 - 63). В его языковом сознании отдельные черты неродного ошибочно уподобляются строю родного (или основного) языка.
Происходит интерференция[19] двух языковых систем, т.е. их частичное отождествление и смешение, что приводит к ошибкам в речи (иногда на одном, иногда - на обоих языках)[20].
Интерференция языковых систем в сознании и речи двуязычного индивида представляет собой психолингвистический аналог процессу смешения языков в надындивидуальном плане (см. с. 171 - 173).
Говоря о возможности сбалансированного двуязычия, следует учитывать также и функциональный (социолингвистический) аспект проблемы. В той психологической программе, которая определяет речевое поведение двуязычного индивида, два языка не могут быть функционально тождественны. Например, в семейном общении обычно преобладает один язык, хотя все члены семьи могут в принципе хорошо владеть двумя языками данного двуязычного социума.
Естественно, уже одно это обстоятельство (то, что один из двух языков связан с семьей в большей мере) смещает психологическое равновесие языков в сознании билингвов[21].
В их речевой практике за пределами семейного общения также наблюдается тенденция к дифференцированному выбору языка в зависимости от ситуации общения, темы, собеседника. Так происходит функциональная специализация языков в индивидуальной речевой практике. Применительно ко всему двуязычному социуму это оборачивается тенденцией к функциональному разграничению языков. Следовательно, при массовом и относительно полном двуязычии использование двух разных языков в тождественных ситуациях и функциях оказывается избыточным, функционально неоправданным. Так возникает более обычная неравновесная, несбалансированная языковая ситуация.
Еще в дописьменные времена контакты разноязычных племен приводили к тому, что наиболее мобильные и интеллектуально активные мужчины овладевали чужим языком и, таким образом, выполняли функции переводчиков. Естественно, что в устном практическом общении чужой язык узнавался далеко не полностью; многое в нем стихийно упрощалось, разноязычные элементы сливались.
Новые гибридные формы начинали использоваться в контактах и с другими соседями, в чем-то меняясь под воздействием их языков и меняя эти языки. Так складывались особые языки межэтнического общения: гибридные по происхождению, ограниченные по функции, не чужие вполне в своем регионе, но и мало кому родные, потому что выучивались не от матери, а в портах и на рынках. Различают несколько видов таких языков-посредников (лингва франка, койне, пиджины), однако эти понятия не вполне сопоставимы, так как связаны с разными аспектами в изучении языков-посредников.
Языки, которые называют лингва франка (от итал. Linguafranca – франкский язык), – это преимущественно торговые языки, они используются носителями разных, в том числе генетически далеких, языков[22].
Первоначально имя лингва франка называло конкретный гибридный язык, который сложился в средние века в Восточном Средиземноморье на основе французской и итальянской лексики и использовался в общении арабских и турецких купцов с европейцами.
В эпоху крестовых походов роль лингва франка возросла, он обогатился испанской, греческой, арабской, турецкой лексикой и использовался до XIX в.
В современной социолингвистике термином лингва франка называют любой устный язык-посредник в межэтническом общении. Лингва франка может восходить к языку одного из народов данного региона, однако большинство использующих его людей воспринимают его как нейтральный, «ничей» (например, языки хауса и бамана в Западной Африке; упрощенные варианты суахили в Восточной и Центральной Африке).
С понятием койне (от греч. koin`s – общий, употребительный) обычно связывают устные языки межплеменного и наддиалектного общения родственных этносов[23].
В отличие от лингва франка койне шире по своим социальным функциям и этнодиалектической базе; его история более эволюционна и органична. Лингва франка, по мере расширения объема и сферы коммуникации, может стать койне. В свою очередь койне часто служит наддиалектной формой общения, предшествующей сложению литературного языка.
Например, один из лингва франка Западной Африки, бамана, развился в койне в многоязычной республике Мали. Здесь для него в 1967 г. была разработана письменность, он используется в начальной школе и признан официальным языком государства (наряду с французским).
Пиджины (от искаженного англ. business – дело) распространены в Юго-Восточной Азии, Океании, Африке, в бассейне Карибского моря. Это устные языки торговых и других деловых контактов, возникшие в результате смешения элементов какого-то европейского языка (английского, голландского, испанского, португальского или французского) и элементов туземного языка.
Сейчас известно свыше 50 пиджинов. По функции это лингва франка, т. е. пиджины используются в контактах не только европейцев и туземцев, но и (прежде всего) в общении представителей разных этнических групп местного населения.
Сложение пиджина отличается от обычного языкового смешения, во-первых, своей интенсивностью и, во-вторых, уровневым распределением «ингредиентов» из разных языков: у пиджина туземные фонетика, грамматика, словообразование и европейская лексика.
Некоторым аналогом процессов, ведущих к сложению пиджинов, могут быть такие интерферентные явления в русской речи иммигрантов в англоязычной среде, как забуковала тикеты («заказала билеты», англ. tobooktickets), в инчах («в дюймах», англ. inch), на сэйле («на распродаже», англ. sale); ср. также пародийную фразу аналогичного происхождения: Клёвые блуёвые трузера с двумя покитами на бэксайде (т. е. «клёвые синие брюки с двумя карманами сзади»).
Пиджины функционально ограничены: они используются только в деловом межэтническом общении и не имеют коллектива исконных носителей. Но это до процессов креолизации.
Языковая ситуация в США характеризуется, прежде всего, абсолютным господством английского языка. Факт, казалось бы, самоочевидный, так же, как например, господство китайского языка в Китае, немецкого в Германии или русского в России, одного или нескольких национальных языков в большинстве национальных государств.
Но здесь все не так просто и однозначно, если вспомнить, что Соединенные Штаты являются совершенно исключительным в истории сообществом, страной эмигрантов, а не государством, выросшим на местной этнокультурной почве (ethnicity-based state).
Уже 130-140 лет назад выходцы из исконно англоязычных этносов были в США меньшинством, а к настоящему времени они – лишь небольшое меньшинство, к тому же со слаборазвитым или вовсе отсутствующим этнокультурным самосознанием, перемешанное с потомками массы других этносов.
Господство английского языка является, таким образом, уникальным культурным продуктом американского плавильного котла, а не следствием этнического доминирования. В общеисторическом смысле оно отнюдь не может считаться само собой разумеющимся, каковым оно представляется с обыденной точки зрения.
Население США на протяжении всей двухсоттридцатилетней истории страны, а особенно в последние пятнадцать лет, росло за счет иммигрантов. При этом мощнейшим оружием американизации, утери родных языков и перехода на английский всегда была и остается школа. Национальных школ в том смысле, в каком они всегда существовали в бывшем Союзе и России (то есть с преподаванием большинства предметов на языках меньшинств) в Америке никогда не было (об исключениях в виде двуязычных программ будет сказано ниже).