Ваш приезд в Тригорское оставил во мне впечатление более глубокое и мучительное, чем то, которое некогда произвела на меня встреча наша у Олениных. Лучшее, что я могу сделать в моей печальной деревенской глуши, - это стараться не думать больше о вас. Если бы в душе вашей была хоть капля жалости ко мне, вы тоже должны были бы пожелать мне этого, -но ветреность всегда жестока, и все вы, кружа головы направо и налево, радуетесь, видя, что есть душа, страждущая в вашу честь и славу. Прощайте, божественная; я бешусь и я у ваших ног...'
[Пушкин, Т. 13, с.192, 539]. В этом роде писем также существуют определенные эпитеты, клише, специальные формулы, которые варьируются, но остаются в рамках канона, (например, divine- божественная, a vos pieds - у ваших ног и т.п.). Однако самое главное в них - легкая, точная, выразительная передача тончайших оттенков чувств. По словам Л.Гроссмана, «во всем этом сказываются явственные отзвуки той французской словесной культуры, которая с такой отчетливостью внесла принципы изощренных бесед в теорию оформления писем» [Письма женщин, 1997, с.5].
К этому же уровню можно, на наш взгляд, отнести и письма к родственницам старшего поколения (в основном, к матерям), выступавшим в роли носительниц социальной функции. В коммуникативном континууме российских дворян отношения с ними также весьма строго регламентировались этикетом и предписывали для коммуникации французский язык. На единообразном французском писали письма к матерям (а часто и сестрам) А.С.Пушкин, Е. А. Баратынский и др.
Однако двуязычная культура «высшего света» отражалась и на этом уровне общения, поскольку очень часто язык этих посланий не был абсолютно однородным и содержал русские интеркаляции. Даже приведенный выше отрывок из письма А.С.Пушкина А.П.Керн несмотря на свой облик классического любовного письма содержит русскую инвентарную интеркаляцию русской фамилии Оленин. Вообще следует отметить, что подобные интеркаляции вовсе не редкость в переписке мужчин-аристократов того времени с женщинами. Чаще всего интеркалированными во французский текст оказываются русские имена, фамилии, географические названия (как правило, это чистые редундантные интеркаляции). Вместе с тем эти же имена собственные в других французских письмах записаны латиницей, то есть строгих правил в данном случае не придерживались. Ср.:
Je suppose, Madame, qu'a Riga vous etes plus au fait des nouvelles
Europeennes que je ne le suis a Michailovsky.
'Я полагаю, сударыня, что вы в Риге больше знаете о том, что делается в Европе, чем я в Михайловском '.
[Пушкин, Т.13, с.203; 542]. ...mais comme on sera bien aise de me savoir hors de Михайловское, j'attends qu'on m'en signifie l'ordre.
'...но так как кое-кому доставит большое удовольствие мой отъезд из Михайловского, я жду, что мне предпишут это '.
[Пушкин, Т.13, с.208; 544].
При этом затранскрибированные латиницей русские слова могли в разных письмах (даже одного и того же автора) иметь различный облик (например, Micha'ilovsky и Michailovsky, Pskov и Pskoff и т.п.). Этот факт, как и само интеркалирование указанных имен собственных, вероятно, может быть объяснен тем, что письма к женщинам, несмотря на их регламентированность, все же находились ближе к периферии ареала высших коммуникативных функций, а потому иноязычные включения были допустимыми, причем их графический облик был не принципиален (тем более что правила транскрибирования русских слов в тот период, очевидно, еще не сложились окончательно).
Однако помимо дублирования имен собственных, в письмах к женщинам, так же, как и в дружеских письмах (хотя и гораздо реже), содержатся номинативные интеркаляции:
Je suppose, Madame, que mon brisque depart avec un Фельд-Егерь vous a surpris autant que moi.
'Полагаю, сударыня, что мой внезапный отъезд с фельдъегерем удивил вас столько же, сколько и меня'.
[Пушкин, Т.13, с.294; 558]. Встречаются и бинарные вставки (которые тоже весьма редки), например:
Mon pere me donne 200 paysant que j'engage au lombard, et vous, chere Princesse, je vous engage a etre ma посаженная мать.
'Отец мой дает мне 200 душ крестьян, которых я заложу в ломбард, а вас, дорогая княгиня, прошу быть моей посаженной матерью'.
[Пушкин, Т.14, с.81; 403].
Наличие указанных интеркаляций подтверждает, на наш взгляд, расположение писем к женщинам на периферии ареала высших коммуникативных функций, однако их малое количество (особенно по сравнению с дружескими письмами мужчин) и довольно однородный французский язык этих посланий доказывает их явную первоначальную ориентацию на указанный ареал.
Лишь изредка письма, относимые к первому уровню общения по приведенной классификации, полностью нарушают каноны. Обусловлены эти нарушения, в основном, эмоциональным состоянием авторов. Таково, например, письмо А.С.Пушкина невесте от 29 октября 1830 года. Он настолько обеспокоен судьбой Натальи Гончаровой, находившейся в «давно уже зачумленной» Москве и не подававшей о себе известий, что отбрасывает в сторону требования этикета и переходит на русский язык:
Милостивая государыня Наталья Николаевна, я по-французски браниться не умею, так позвольте мне говорить вам по-русски, а вы, мой ангел, отвечайте мне хоть по-чухонски, да только отвечайте.
[Пушкин, Т.14, с.118].
Кстати, по словам Я.Л.Левкович, «позднее сам факт сочетания французской речи с искренностью чувства кажется ему [Пушкину] невозможным» [Левкович, 1988, 310]. Полагаем, что это утверждение отнится именно к интимным чувствам и отношениям. Как видим, и в данной разновидности писем нет четких границ, что доказывает существование таких переходных текстов, формально относящихся к указанной разновидности, но по содержанию не соответствующих ей.
Согласно приведенной выше классификации ко второму уровню отношений относится группа писем к женщинам, с которыми у адресантов непринужденные отношения, то есть это действительно дружеское общение с женщинами, которые оцениваются скорее в общечеловеческом плане, чем в их отнесенности именно к женскому полу. По нашим наблюдениям над языком писем к женщинам вообще, чем более непринужденные, доверительные отношения связывают корреспондентов, тем более разнообразен язык их писем. В связи с этим вышеописанные послания (соответствующие II уровню) - это преимущественно французские тексты, но допускающие большее количество русскоязычных интеркаляций, а иногда и переключение кодов, что указывает на промежуточное положение этого типа писем в коммуникативном континууме дворян между ареалами непринужденного повседневного общения и ареалом высших коммуникативных функций при тяготении к ареалу непринужденного повседневного общения.
В переписке А. С. Пушкина указанный характер имеют многие его обращения к жене П.А.Вяземского, Вере Федоровне, к сестре, Ольге Сергеевне Пушкиной (в замужестве Павлищевой), и некоторые др. Например, письмо к О. С.Пушкиной:
Милая Оля, благодарю тебя за письмо, ты очень мила, и я тебя очень люблю, хоть этому ты и не веришь. Si ce que vous dites concernant le testament d^. <нна> Л.<ьвовна> est vrai, c'est tresjoli de sapart. Au vrai j'ai toujours aime ma pauvre tante, et je suis fdche que Chalikof ait pisse sur son tombeau. Няня исполнила твою комиссию, ездила в Св. <ятые> горы и отправила панихиду или что было нужно. Она цалует тебя, я также. Твои троегорские приятельницы несносные дуры, кроме матери. Я у них редко. Сижу дома да жду зимы.
'Если то, что ты сообщаешь о завещании А.Л., верно, то это очень мило с ее стороны. В сущности, я всегда любил тетку, и мне неприятно, что Шаликов обмочил ее могилу
[Пушкин, Т.13, с.127; 533].
Письма А.С.Пушкина к В.Ф.Вяземской имеют свои особенности в языковом оформлении. Так, многие из этих посланий являются приписками в письмах П. А.Вяземского к жене, но присутствуют и самостоятельные обращения. В связи с этим интересен тот факт, что самостоятельные письма А.С.Пушкина гораздо чаще написаны на французском языке - чистом или с небольшими русскоязычными интеркаляциями, в то время как в приписках к письмам П. А. Вяземского почти во всех случаях наблюдается переключение кодов. Как правило, начало пушкинских обращений к княгине - русское, затем происходит переключение на французский язык. Среди небольших по объему обращений встречаются и чистые русскоязычные:
Виноват я перед Вами, княгиня. Простите великодушно. На днях явлюсь к Вам с повинною. Цалую Павлушу.
[Пушкин, Т.14, с.68].
Большое количество русскоязычных обращений А.С.Пушкина к В. Ф.Вяземской, на наш взгляд, обусловлено, прежде всего, непринужденными и теплыми отношениями, которые постепенно сложились между ними. Об этом говорил сам Пушкин в своих письмах, это доказывает и тот факт, что именно Веру Федоровну поэт просил быть посаженной матерью на его свадьбе.
Как уже не раз отмечалось, языком интимного, непринужденного общения в среде российских дворян первой половины XIX века был русский язык. Проведенный выше анализ дружеских писем (авторами которых были мужчины) подтверждает мысль о том, что при неофициальных отношениях между корреспондентами русско-французский билингвизм дворянской элиты России указанного периода получал наиболее яркое выражение, реализуясь в виде смешанных текстов (в основном русскоязычных с французскими интеркаляциями различного характера).
Непринужденные, дружеские отношения между мужчиной и женщиной в обществе российских аристократов первой половины XIX-го столетия в эпистолярном общении получали иное выражение. В данном случае русский язык как язык ареала непринужденного общения вступал в противоречие, противоборство с господствовавшей этикетной традицией, предписывавшей обращение к женщинам на французском языке, порождая такое явление, как переключение кодов.
Что касается писем А.С.Пушкина к В.Ф.Вяземской, то их особенности, по нашему мнению, можно объяснить, во-первых, тем, что русскоязычные начала писем А. С. Пушкина являются закономерным продолжением тоже русскоязычных писем мужа Веры Федоровны, П.А.Вяземского; как правило, даже тон писем П.А.Вяземского и А.С.Пушкина в подобных случаях совпадает. Во-вторых, очевидна большая спонтанность при написании «приписного», присоединяемого послания по сравнению с подготовленным самостоятельным письмом, которое неизбежно несло на себе печать дворянского этикета и - соответственно -продиктованных им речевых и коммуникативных норм.