Знаки препинания являются непосредственными носителями информации о прекращении фонации и выступают в качестве графического выражения реализованных (в устной речи) диерем. Еще в период становления пунктуации (XV-XVIIIвв.) предпринимались многочисленные попытки установить конкретное временное значение каждого знака препинания, а также соотношение длительности пауз, обозначаемых пунктуационными знаками. Так, если в средневековом трактате по пунктуации Ричарда Малкэстера предлагаемая иерархия знаков препинания в зависимости от длительности обозначаемых пауз определена довольно расплывчато (автор использует выражения «небольшая остановка дыхания», «полная остановка чтения») [Mulcaster, 1582], то в более поздних работах Джорджа Путтенгэма, Саймона Дэйнза, Чарльза Батлера знаки препинания соотносятся между собой по степени длительности соответствующих им пауз и наделяются конкретными числовыми значениями [Puttengam, G., 1589; Dains, S., 1619; Butler, Ch., 1644].
Практика определения условной величины паузы, обозначенной графически, известна и в наше время. А.С.Патридж, например, предлагает следующую таблицу временных значений знаков препинания:
скобки - I или 2
запятая - 2 или I
тире - 3-5
точка с запятой - 6
двоеточие - 8
точка - 10.
В упомянутой выше книге О.В.Александровой приводятся более конкретные данные о правилах «прочтения» того или иного знака препинания, причем, что особенно важно, просодические параметры пунктуации здесь заметно расширены и включают такие важные характеристики просодического контура как тон, громкость и темп.
Таким образом, автор не ограничивается установлением определенной зависимости между графическим выражением паузы в тексте и ее длительностью в звучащей речи, но заявляет о существовании для каждого знака препинания конкретной просодической модели, реализующейся при прочтении:
двоеточие – высокий нисходящий тон, пауза в две единицы прекращения фонации;
запятая - низкий нисходящий тон (при сочинении); низкий восходящий тон (при подчинении); пауза в виде половины единицы или одной единицы прекращения фонации;
скобки - понижение тона; уменьшение громкости; убыстренный темп; прекращение фонации до и после скобок в виде паузы в пол-единицы;
тире - пауза в две единицы (т.е. простое разделение нисходящей шкалы на две части);
точка - низкий нисходящий тон; прекращение фонации в в виде паузы в две единицы;
точка с запятой - средний нисходящий тон; прекращение фонации в виде паузы в две единицы.
Показательно, что кавычки, включенные по теории Дж.Нанберга в число «текстовых» категорий, не имеющих аналога в звучащей речи, рассматриваются О.В.Александровой особенно подробно:
кавычки (двойные) - высокий ровный тон; усиленная громкость; замедленный темп; пауза в две единицы прекращения фонации;
кавычки (одинарные) - просодия сверхсинтаксическая, зависящая от интенции пишущего.
Обращаясь к возможным оппонентам, приверженцам «интонационной» пунктуации, Дж.Нанберг восклицает: «Что же может означать утверждение, что запятая «указывает» на определенную интонационную границу, если текст, в котором она (запятая) используется, никогда не произносится?» [Nunberg, G., 1990, p.79]. Этот вопрос содержит, на наш взгляд, прямое указание на истинные причины теоретических заблуждений автора: Нанберг отбрасывает возможность взаимообусловленности устной и письменной форм языка, исходя из отрицания факта существования внутренне речи (напомним, что развитие «текстовых» функций пунктуации, равно как и отмирание декламационной направленности семиотических средств, Дж.Нанберг связывает именно с распространением практики чтения «про себя»).
Тем не менее, вопрос о внутренней речи имеет первостепенное значение для понимания широкого круга лингвистических проблем.
Внутренняя речь - это специфическая форма умственной деятельности. Артикуляционные движения в момент «внутреннего проговаривания» не сопровождается звуком, однако речевой образ, лежащий в основе внутренней речи, может быть звуковым или графическим, либо составляет их комбинацию. Чтение текста не сводится лишь к зрительному восприятию, но характеризуется более сложными психоаналитическими процессами, в том числе и внутренней речью. Изучение внутренней речи способствует пониманию закономерностей мышления и его взаимоотношений с речью.
Трудно поверить, что можно всерьез говорить о существовании текста, который «никогда не произносится»: первым, кто воспроизводит текст, мысленно прочитывает его, является сам пишущий. Известно, что многим для лучшего изложения своих мыслей необходимо проговорить текст, проверить его на слух; другим же достаточно сделать это «про себя». Но и в этом случае автор старается привнести в письменный текст все оттенки его звучания, снабжая его, по мере необходимости, просодическими ориентирами - знаками препинания.
Задача читателя - провести работу по дешифровке семиотических средств, воссоздавая авторскую интонацию, максимально приближая звучание текста к первоначальному. Даже бегло просматривая текст глазами, мы реагируем на пунктуационную разметку, мысленно разделяя предложение в соответствии с авторской интенцией и проговаривая «про себя» с определенными просодическими характеристиками. В этой связи особую важность представляют работы по обучению будущих филологов навыкам правильного «прочтения» семиотических средств, воспроизведению знаков препинания в звучащей речи с соответствующими просодическими параметрами [Руденко Д.У., 1988; Борисенко Т.И., 1988; Акматова И.И., 1990].
Как уже отмечалось выше, теория «текстовой» грамматики Джеффри Нанберга построена на сознательном разделении письменной и устной форм речи. Основными функциональными категориями текста автор считает параграф и предложение. Однако предложение рассматривается им вне связи с семантикой, синтаксисом и просодией, а лишь как текстовая структура, ограниченная точкой с одной стороны и прописной буквой - с другой. Лексическую основу «текстового» предложения, рассматриваемого автором в качестве оптимальной единицы письменного изложения, составляет простое распространенное (т.н. «лексическое») предложение. Появление прообраза современного предложения («text-sentence») Дж.Нанберг связывает с распространением книгопечатания (ХУН в.).
В то же время существующая в ранней английской традиции манера письме, в основе которой лежит риторический период, явно вызывает у Нанберга затруднения, поскольку не укладывается в его схему «текстового» предложения, соответствовать которому может только одно «лексическое» предложение.
Тем не менее, Джеффри Нанберг не спешит присоединиться к мнению некоторых современных критиков, полагающих, что манера изложения представителей раннего Ренессанса свидетельствует о неясности мысли и отсутствии каких бы то ни было правил синтаксической организации. При внешнем сходстве и наличии непременной атрибутики предложения (заглавная буква и точка) периоды, как считает Нанберг, ни функционально, ни синтаксически не сопоставимы с современным «текстовым» предложением. Причины нестандартности синтаксических связей и специфической манеры пунктуирования автор видит в отсутствии «условной системы внешней категориальной организации» ("conventionalizedsystemofexplicitcategorialorganization"). Употребляя данную формулировку, Нанберг, по-видимому, пытается говорить о незавершенности процесса формирования целостной системы семиотических средств, привносимых в письменный текст для выделения синтаксической и контекстуальной организации предложения. Отсутствие в ранней английской прозе устоявшейся системы пунктуации, являющейся, по теории Нанберга, основой «грамматики текста», противопоставляется в исследовании американского лингвиста развитой системе логической аргументации, характерной для данного периода:
Lydgate and Malory were in full control of the lexical grammar of their language, and we can discern a fairy rigorous conceptual structure in their argumentation. This simply did not have available a conventionalized system of explicit categorial organization that they could impose on their text to signal the kinds of structural and contextual information that we now consider necessary to the interpretation of text in genres like the ones they wrote in [Nunberg, G., 1990, p. 102].
Все сказанное выше убеждает в том, что в работе Джеффри Нанберга последовательно проводится принцип разделения письменного и устного языка, ставящий пунктуацию вне связи с диеремикой звучащей речи. Подтвердить правильность своих доводов автор пытается обращением к диахроническому синтаксису, однако делает это недостаточно аргументировано, без конкретного анализа фактического материала, ограничиваясь ссылками на результаты исследования Джоан Левинсон, посвященного проблеме становления пунктуации [Levinson, J., 1986].
Выводы Дж.Нанберга об отсутствии регламентированной системы пунктуирования в XV-XVIII., о недостаточной разработанности системы норм и правил пунктуации того времени, о неустойчивости синтаксической организации предложения хотя и кажутся поспешными и неубедительными, однако стимулируют поиск научно обоснованного, конкретного ответа на поставленные вопросы. Сам факт появления работы о пунктуации, полностью построенной на структуралистском подходе к исследованию, заставляет вернуться к проблеме возникновения и становления системы семиотических средств и делает актуальным обращение к опыту лингвистических изысканий на ранних стадиях развития английского языка.
Система пунктуации представляет собой любопытный лингвистический феномен. Основными характеристиками данной семиотической системы (при всем многообразии норм и правил употребления знаков препинания) можно назвать экспрессивность и универсальность. В самом деле, знаки препинания являются тем универсальным средством, которое дает нам возможность отражения на письме разноплановых лингвистических реалий - ритма и мелодики высказывания, синтаксической структуры предложения, семантики текста.