у водной преграды - на берегах Днепра. Три месяца стоят они друг
против друга, не решаясь напасть. И только насмешки и укоры, броса-
емые воеводой Святополка в адрес Ярослава и новгородцев, вынуждают
последних на решительные действия: "...аще кто не поидеть с нами,
сами потнем его". На рассвете Ярослав со своими войсками переправля-
ется через Днепр и, оттолкнув ладьи, воины устремляются в бой.
Описание битвы - кульминация сюжета: "...и сступишася на месте.
Бысть сеча зла, и не бе лзе озером печенегом помагати, и притиснуша
Святополка с дружиною ко озеру, и вьступиша на лед и обломися с ними
лед, и одалати нача Ярослав, видев же Святололк и побеже, и одоле
Ярослав". При помощи постоянной стилистической формулы "бысть сеча
зла" дана оценка битвы. Победа Ярослава и бегство Святополка - раз-
вязка сюжета.
Таким образом, в данном летописном сказании уже наличествуют
основные сюжетно-композиционные элементы воинской повести: сбор
войск, выступление в поход, подготовка к бою, бой и развязка его.
Аналогично построены сказания о битве Ярослава со Святополком
и польским королем Болеславом в 1018 - 1019 гг., о междоусобной
борьбе Ярослава с Мстиславом в 1024 г. Здесь следует отметить появ-
ление ряда новых стилистических формул: враг приходит "в силе тяж-
це", поле боя "покрыша множество вой"; битва происходит на рассвете
"вьсходящую солнцю", подчеркнута ее грандиозность "бысть сеча зла,
яка же не была в Руси", воины "за рукы емлюче сечахуся", "яко по
удольем крови тещи" 1.
Символический образ битвы-грозы намечен в описании сражения у
Листвена между войсками Ярослава и Мстислааа в 1024 г.; "И бывши
нощи, бысть тма, молонья, и гром, и дождь... И бысть сеча силна, яко
посветяше молонья, блещашеться оружье, и бе гроза велика и сеча сил-
на и страшна".
Образ битвы-грома использован в сказании 1111 г. о коалицион-
ном походе русских князей на половцев, здесь же вражеские войска
сравниваются с лесом: "вьуступиша аки борове".
В описание сражения вводится мотив помощи небесных сил (ан-
гелов) русским войскам, что свидетельствует, по мнению летописца, об
особом расположении неба к благочестивым князьям.
Все это позволяет говорить о наличии в "Повести временных лет"
основных компонентов жанра воинской повести.
В рамках исторического документального стиля выдержаны в
летописи сообщения о небесных знамениях.
Э л е м е н т ы а г и о г р а ф и ч е с к о г о с т и л я.
Составители "Повести временных лет" включали в нее и произ-
1 См.: Орлов А. С. Об особенностях формы русских воинских
повестей (кончая ХVII в.). М., 1902.
ведения агиографические: христианскую легенду, мученическое житие
(сказание о двух варягах-мучениках), сказание об основании
Киево-Печерского монастыря в 1051 г., о кончине его игумена Феодосия
Печерского в 1074 г. и ряд сказаний о черноризцах печерских. В аги-
ографическом стиле написаны помещенные в летописи сказания о
перенесении мощей Бориса и Глеба (1072) и Феодосия Печерского
(1091).
Летопись возвеличивала подвиги основателей Киево-Печерского
монастыря, который был "поставлен" ни "от царей, и от 6ояр, и от
богатства", а "слезами, и пощением, и бдением" Антония и Феодосия
печерских. Под 1074 г. вслед за рассказом о преставлении Феодосия
летописец повествует о печерских черноризцах, которые всяко светила
в Руси сьяють". Прославляя христианские добродетели печерских
иноков, прорицателя Еремея, прозорливого Матвея и черноризца Исакия,
летопись в то же время отмечает и отдельные теневые стороны монас-
тырского быта. Попытка некоторых монахов покинуть печерскую обитель
вернуться "в мир" отмечена в рассказе об Еремее.
Рассказ о Матвее прозорливом в сказочной форме показывает, что
длинная церковная служба утомляет многих монахов и они под разными
предлогами покидают церковь и идут спать, а некоторые, как Михаил
Тольбекович, даже убегают из монастыря.
Конечно, слабости монахов объясняют в летописи "кознями бесов-
скими". Так, Матвей прозорливый, находясь в церкви, видит беса,
принявшего облик ляха. В поле своего плаща этот лях носит цветы
репейника и бросает их в монахов. За монахом же Михаилом Толь-
бековичем бес приезжает в монастырь на свинье, и, подстрекаемый
бесом, монах после заутрени, перескочив через ограду, бежит из
монастыря.
Так прославление святости черноризцев печерских сочетается с
правдивым отражением некоторых сторон монастырского быта, что уже
явно выходит за рамки агиографического стиля 1.
Одной из форм прославления князей в летописи являются посмер-
тные некрологи, связанные с жанром надгробных похвальных слов. Пер-
вым таким похвальным словом является некролог княгине Ольге,
помещенный под 969 г. Он начинается рядом метафорических сравнений,
прославляющих первую княгиню-христианку. Метафорические образы "ден-
ницы", "зари", "света", "луны", "бисера" (жемчуга) заимствованы
летописцем из византийской агиографической литературы, но исполь-
зованы они для прославления русской княгини и подчеркивают значение
для Руси ее подвига - принятия христианства.
Некролог-похвала Ольге стилистически близка похвале Владимиру,
помещенной в летописи под 1015 г. Умерший князь получает оценочный
эпитет "блаженный", т. е. праведный, и его подвиг приравнивается
подвигу Константина Великого.
Некрологи Мстиславу и Ростиславу могут быть отнесены к жанру
словесного портрета, в котором дана характеристика внешнего облика и
нравственных качеств князей: "Бе же Мьстислав дебел теломь, чермен
лицем, великыма очима, храбор на рати, милостив, любяше дружину по
велику, именья не щадяше, ни питья, ни еденья браняше".
В агиографическом стиле выдержан некролог Глебу (1078): "Бе же
Глеб милостив убогым и страннолюбив, тщанье имея к церквам, тепл на
веру и кроток, взором кресен". Таков же некролог Ярополку Изяславичу
(1086).
Некрологи Изяславу и Всеволоду наряду с агиографической иде-
ализацией этих князей касаются конкретных моментов их деятельностй,
а в некрологе Всеволоду звучит голос осуждения, поскольку Всеволод
под старость начал "любити смысл уных, свет творя с ними".
Весьма сдержанна летопись по отношению к митрополитам, только
один из них Иоанн удостоен панегирической характеристики, данной под
1089 г.
Свидетельства о смерти князя, как правило, сопровождаются со-
общениями о плаче над телом покойника и месте его погребения.
Из христианской литературы летописец черпал нравоучительные
сентенции, образные сравнения. Свои рассуждения он подкреплял
цитатами из текста "священного писания". Так, например, повествуя о
предательстве воеводы Блуда, летописец ставит вопрос о верности вас-
сала своему сюзерену. Осуждая изменника, летописец подкрепляет свои
мысли ссылками на царя Давыда, т. е. на Псалтырь: "О злая лесть
человеческа! Якоже Давыд глаголет: Ядый хлеб мой, вьзвеличил есть на
мя лесть..."
Довольно часто летописец прибегает к сравнению событий и ис-
торических деятелей с библейскими событиями и персонажами.
Функция библейских сопоставлений и реминисценций в летописи
различна. Эти сопоставления подчеркивают значимость и величие Рус-
ской земли, ее князей, они позволяют летописцам перевести повес-
твование из "временного" исторического плана в "вечный", т. е. они
выполняют художественную функцию символического обобщения. Кроме
того, эти сопоставления являются средством моральной оценки событий,
поступков историческими лиц.
О б щ а я х а р а к т е р и с т и к а с т и л я
л е т о п и с и.
Таким образом, все вышеизложенное позволяет говорить о наличии
в "Повести временных лет" эпического повествовательного стиля,
связанного с устной поэзией, стиля историко-документального, который
преобладает в описании исторических событий, и стиля агиографичес-
кого, который служит важным средством утверждения нравственных иде-
алов князя-правителя, защитника интересов Русской, земли и осуждения
князей-крамольников.
Разнородный в жанровом и стилистическом отношении материал
объединен в летописи единой патриотической мыслью, последовательным
хронологическим принципом изложения, единой историко-философской,
моральной концепцией. Летописец убежден, что история имеет начало и
конец во времени. Ее поступательное движение к концу - "страшному
суду" - направляется волею божества. Однако поведение человека
зависит и от него самого, его волеизъявления, зависит от выбора пути
добра или зла. История, по мнению летописца, и являет собою арену
постоянной борьбы добра и зла. Он оценивает деяния князей как с
позиций вечных моральных истин, так и с позиции общественной морали
своего времени. Летописец судит исторических деятелей не столько
"божиим судом", сколько судом людским, судом "киян", "мужей смыслен-
ных". Он не только прославляет добрые, но и не утаивает темных де-
яний. Двойственно, например, в летописи изображение Владимира
Святославича. Он жестоко расправляется с полоцким князем Рогволодом
и его сыновьями, убивает брата Ярополка, выступает в роли гонителя
первых христиан, побежден похотью женскою. Однако после принятия
христианства его облик резко меняется: на первый план выдвигаются
черты христианской кротости и смирения, благочестия. Но и здесь
сквозь идеализированные представления о князе-христианине проступают
живые человеческие черты: Владимир трусливо прячется под мост, ис-
пугавшись натиска печенегов у Василева, ссорится с сыном Ярославом.