Ах, меж вами и мной
положительно
Ничегошеньки общего нет!
Ах, какой же, друзья,
Удивительный,
Темпераментный я поэт!
Восторгаюсь в подлунном мире
Каждой щепочкой –
там и тут.
Ах, не зря ведь меня в Сибири
Первым ахальщиком зовут?
57
Сохраняя особенности авторского стиля, пародист воспроизводит свой
мини-сюжет, насыщенный авторскими цитатами. Соотнесённость восторженного авторского стиля и содержания пародии (ах, какой у арбуза хвостик! Поросячьему он под стать) вызывает комический эффект.
М. Глазков
Век перепутал.
Ты красива, Матрёна!
Твоя хата – эгей!
Аржаная солома
До самых бровей…
Без Матрёны России
Ни за что не прожить.
Александр Говоров.
В старомодном уборе
Аржаней спелой ржи
Я по сельским задворьям
Прохожу
вдоль межи.
Где ты, тётка Матрёна?
Аль ходить не годна?
Твоей древностью тронут
Аж до самого дна.
Приглашай на полати,
Я – за зашшытничек твой!
Подарю уж не платье –
Сарафан расписной.
Хошь стихи почитаю
Про тебя?..
Но в ответ:
- В прошлом веке витаешь,
Пашанишный поэт!
58
В следующей пародии основным приёмом имитации будет обыгрывание, тиражирование диалектных произносительных особенностей слов.
В самом оригинале мы встречаемся с разговорно-диалектной формой один раз («аржаная солома»), а в пародии данная особенность воспроизводится в каждой строфе («аржаней спелой ржи», «аль ходить не годна», «я зашшытничек твой», «пашаничный поэт»).
Т.о. в данной пародии окарикатуривается, выпячивается на первый план такая деталь авторского стиля, как стремление к использования нестандартных, разговорно-диалектных форм языка.
Пародисту М. Глазкову кажется неудачной образная игра Риммы Казаковой, в результате чего в пародии эта неудача многократно обыгрывается и высмеивается.
Многотиражная руда.
А запираю? Нет, не запираю.
Римма Казакова.
Нет, не Пушкин,
А Гоголь Н. в одной из эпопей.
О, Плюшкин – жмот! Усердно собирал он
Всё от гвоздя до старого ремня.
А запирал?
конечно запирал он
В отличие от нынешней меня.
И я коплю, на возраст не взирая,
Отвалы руд словесных, не таю.
59
А запираю?
Нет, не запираю –
Я их… многотиражно издаю.
Автор пользуется следующими средствами осмеяния текста поэтессы:
1. Создание комического контекста для цитат из текста оригинала («запирал», «собирал»);
2. Создание синтаксических конструкций, повторяющих конструкции стиха Р. Казаковой: у Казаковой – «… А запираю? Нет, не запираю…»;
у Глазкова – «поведал Пушкин? Нет, не Пушкин!».
Языковая игра поэтессы доводится до абсурда с помощью трансформации содержания стиха при сохранении его внешней формы.
Обыгрывание неудачных попыток создать неординарный образ в стихотворении путём окарикатуривания этого образа, выпячивания его на первый план, гиперболизация авторской ошибки – таковы основные средства имитации в рассматриваемых нами пародиях.
В. Я. Пропп [6, с. 104] определяет так сущность карикатуры: «Берётся одна частность, одна деталь; эта деталь преувеличивается и тем обращает на себя исключительное внимание, тогда как все другие свойства того, кто или что подвергается окарикатуриванию, в данный момент вычеркнуты или не существуют». В. Я. Пропп приводит также высказывание Бергсона, который считает, что «…искусство карикатуриста в том и состоит, чтобы схватить эту, порой неуловимую особенность и сделать её видимой для всех путём увеличения её размеров».
Не этот ли приём создания пародии мы наблюдаем у А. Иванова, М. Глазкова и других авторов?!
Но мы упомянули также о роли гиперболы в создании пародического произведения. В чём её отличие от карикатуры, ведь и карикатура – средство художественного преувеличения?
60
В. Я. Пропп разграничивает эти явления по принципу «целое – часть целого», т.е. «… в карикатуре преувеличивается частность, в гиперболе – целое».
Несмотря на условность границы между гиперболой и гротеском, мы считаем необходимым развести эти понятия, также пользуясь градацией В. Я. Проппа. Отличие гиперболы от гротеска в том, что в гротеске преувеличение выходит за рамки реальности и переходит в область фантастики. Это обстоятельство нам чрезвычайно важно, т.к. именно фантастическую картину очень часто рисует перед нами пародист.
На наш взгляд, гротеск как один из художественных приёмов реализуется в следующей пародии:
Буквальная лирика.
Искало «И» и воли, и покоя,
Да выло «Ы»,
Да спрашивать судьбу боялось «А»,
Да «Э» вело рукою …
Я помню «Н» пьянила мне глаза,
А «П» паскудно лапами сучило,
Ревело «Р» как вешняя гроза,
А «Т» меня с тобою разлучило.
Бодалось «Б» как буйвол или бык,
И что-то «Ц» циничное бросало,
«Ч» чертыхалось, «К» кроило крик,
А «Д» украдкой дулю показало…
… Я пошатнулась. Буквы надо мной
То «Ф – ыркали», то
«Ш» – елестели сбоку
61
И только «Ж» держалось стороной
В молчании от «М» неподалёку.
Автор пародии продолжает образный ряд поэтессы, но если у неё это образная игра носила условный характер, то у пародиста воплощается в конкретно—действенную форму. Если у поэтессы ассоциации, рождаемые буквами, несут в себе лирический заряд, даже попытку философствования, то у пародиста ассоциации носят предельно сниженный, утрированный характер («д» – дулю показало» и т.д.). Гротеск проявляется в данном случае за счёт переноса условного плана содержания стихотворения в план буквальный, реализующийся на глазах у читателя и героя пародии, т.е. имитация как принцип ЯИ проявляет себя через гротеск, через смещение грани «условность – реальность». Наряду с этим сдвигом происходит тиражирование образных средств пародируемой поэтессы, в результате чего возникает эффект назойливости, неорганичности, и как следствие всех этих факторов – комический эффект.
В следующих пародиях, как основной художественный приём создания пародии будет выступать приём окарикатуривания, как и во многих пародиях, рассмотренных нами выше. А. Иванов в пародии «Поездка» обыгрывает строчки, «За наш проезд, за нас двоих
Я в кассу брошу две монетки».
Он вырывает их из контекста и развивает свой небольшой сюжет на основе ситуации, изложенной в оригинале, причём развитие получают именно эти две строчки, а не весь отрывок, представленный Ивановым.
А. Иванов.
Поездка.
Давай, любимая, начнём,
Как говорится, всё сначала.
Пусть по каляевской везёт
Нас вновь троллейбус двадцать третий.
62
За наш проезд, за нас двоих
Я в кассу брошу две монетки.
И вспыхнет свет в глазах твоих,
Как солнышко на мокрой ветке.
Михаил Пляуковский
… Сияет солнце в синеве,
Копеек горсть ладонь ласкает.
Беру четыре (две и две)
И в щелку кассы опускаю.
Тень грусти на лице моём
Ты взглядом жалобным поймала.
Да, если едем мы вдвоём,
То одного билета мало.
…А я—мужчина и поэт!
На небе ни единой тучки.
Держи, любимая, билет,
Я знаю, ты отдашь с получки…
Люби меня и будь со мной,
Поездка снова нас связала.
Как? У тебя был проездной?!
Ну что ж ты сразу не сказала!..
Пародист даёт возможность читателю сравнить оба контекста. Эффект возникает за счёт совмещения в нашем сознании восприятия оригинала и пародии.
Подобным же образом выстраивается пародия А. Мурая.
Уснул, а проснулся … от скуки
От нечего делать во сне.
Какие-то лёгкие руки
Как дождик, бродили по мне.
Глеб Горбовский.
На лавке вокзальной, скучая,
Я спать захотел и прилёг.
63
Спросонок решил выпить чая
И начал искать кошелёк.
Обшарив и куртку, и брюки,
Я вспомнил о том, что во сне
А. Иванов.
Разговор.
Бесконечными веками –
есть на то причина –
разговаривал руками
любящий мужчина.
Римма Казакова.
Повстречался мне нежданно
И лишил покоя.
И что я ему желанна
Показал рукою.
Молча я взглянула страстно,
Слово не сказала
И рукой, что я согласна,
Тут же показала.
Метафора Риммы Казаковой «разговаривал руками» окарикатуривается в пародии А. Иванова. Образ принимает буквальное наполнение, в результате чего возникает комический эффект. А. Иванов перефразирует фразу, многократно её повторяет: «показал рукою», «развести руками», «поговорили». Через тиражирование образа оригинала реализуется принцип его окарикатуривания.
64
Анатолий Парпара.
Не надо.
Рай ты мой адский, прощай и прости!
Хватит и мёда и яда.
Опыт – как надо, смогла обрести,
Только узнав, как не надо.
Римма Казакова.
Муза, неисповедимы пути
Горечи и отрады.
Опыт – как надо, смогу обрести,
Только узнав, как не надо.
Вот заграница прошла, словно миг:
Франция, Рим и Канада …
Разве смогла б описать, как не мил
Мир, где бывать мне не надо.
Муза, ты знаешь ведь, как тяжело
Вещи, которых не надо.