Главной задачей лингвистики ученый считал определение законов развития языка, и основной закон усматривал в "соответствии мира слов миру мыслей". Изучение законов развития как конкретных языков, так и языка вообще Н. В. Крушевский считал возможным проводить в первую очередь на материале живых языков: "Только изучение новых языков может способствовать открытию разнообразных законов языка, теперь известных потому, что в языках мертвых их или совсем нельзя открыть, или гораздо труднее открыть, нежели в языках новых. Наконец, только изучение новых языков может установить взаимную связь между отдельными законами".
В статье "Предмет, деление и метод языкознания" (1880 г.) он призывает построение всякого рода праформ заменить изучением
94
живых языков. Н. В. Крушевский пытался найти общие законы, управляющие жизнью языков. Элементы языка (предложения, слова, морфемы) одновременно и сложны и неустойчивы по своей природе. Данные свойства делают их изменчивыми, а это определяется внутренней необходимостью системы языка, что приводит к вечной перегруппировке элементов и к их видоизменению.
Н. В. Крушевский обращает внимание на то, что фонетические законы констатируют лишь внешнюю сторону звуковых изменений, тогда как нужно вскрыть внутренние факторы последних.
В "Очерке науки о языке" Н. В. Крушевский рассматривает язык как систему знаков и сосредоточивает внимание на соотношении между мышлением и языком: развитие языка есть вечное стремление к соответствию между ним как системой знаков и содержанием мышления, т. е. тем, что эти знаки обозначают. Однако достижение полного соответствия невозможно, поэтому процесс развития бесконечен.
Н. В. Крушевский считал, что в основе языковой деятельности человека лежат ассоциации. Ученый отмечает: "Все старое в языке основывается преимущественно на воспроизводстве, на ассоциации по смежности, тогда как новое — на производстве, на ассоциации по сходству. Прогресс языка с известной точки зрения представляется нам как вечный антагонизм между прогрессивной силой, обусловливаемой ассоциацией по сходству, и консервативной, обусловленной ассоциацией по смежности".
В плане изучения законов развития языка Н. В. Крушевский уделяет много внимания (как и В. А. Богородицкий) вопросам морфологической структуры слова и словообразования. Он подвергает тщательному анализу намеченные И. А. Бодуэном де Куртенэ процессы переинтеграции составных элементов слова (переразложение и опрощение), а словообразование стремится представить в виде стройной системы одинаково организованных типов слов, обладающих своими закономерностями. Образование же этих структурных типов слов он ставит в связь с обозначаемыми ими понятиями. 4. В. А. Богородицкий (1857-1941) всю свою научную жизнь повел в Казанском университете. Придерживаясь в целом положений,
95
В. А. Богородицкий определяет язык как "средство обмена мыслями", причем средство "наиболее совершенное". Более того, язык "в значительной мере является и орудием мысли, он служит вместе с тем показателем успехов классифицирующей деятельности ума".
Ученый подчеркивал и социальную природу языка: "Одинаковость языка, объединяя людей к общей деятельности, становится таким образом социологическим фактором первейшей важности".
Как и другие представители Казанской лингвистической школы, особенно ее глава И. А. Бодуэн де Куртенэ, В. А. Богородицкий отличался широчайшим кругом интересов, хотя основное внимание он сосредоточивал на русском языкознании (например, "Гласные без ударения в русском языке", Казань, 1884 г.; "Общий курс русской грамматики", изд.5, 1935 г.; "Очерки по языковедению и русскому языку", изд. 4, 1939 г.; "Фонетика русского языка в свете экспериментальных данных", Казань, 1930 г. и др.), ему также принадлежат солидные работы в области общего и индоевропейского языкознания ("Лекции по общему языковедению", изд.2, Казань, 1914 г.), романо-германского языкознания ("Введение в изучение современных романских и германских языков", Москва, 1953) и особенно — тюркского языкознания ("Этюды по татарскому и тюркскому языковедению", Казань, 1933; "Введение в татарское языковедение в связи с другими тюркскими языками", Казань, 1934; "О научных задачах татарского языкознания", Казань, 1934 и др.).
В. А. Богородицкий явился одним из основоположников экспериментальной фонетики. Он создал при Казанском университете первую в России экспериментально-фонетическую лабораторию, и его работы по экспериментальному изучению звуков человеческой речи предшествуют работам в этой области аббата Русло, В. А. Богородицкий первым развернул исследования по определению относительной хронологии фонетических явлений, которыми он занимался еще в конце XIX в.
С именем В. А. Богородицкого связывается теория морфологических процессов, в частности — переразложения и опрощения.
96
5. В Казанский период деятельности И. А. Бодуэн де Куртенэ и Н. В. Крушевский вводят термин "фонема", позаимствовав его у ф. де Соссюра, но содержание в него они внесли свое.
В работе "Некоторые отделы "сравнительной грамматики" славянских языков" (1881) И. А. Бодуэн де Куртенэ определяет фонему как обобщенное выражение всех антропофонических свойств звуков, как фонетический тип: ".. .знаки... фонем — это знаки фонетических типов, знаки отвлеченностей, знаки результатов обобщения, очищенных от положительно данных свойств действительного появления или существования".
Давая определение фонемы, И. А. Бодуэн де Куртенэ учитывает ее этимолого-морфологический характер, т. к. "морфологические сопоставления составляют исходную точку для сопоставлений фонетических". Таким образом, И. А. Бодуэн де Куртенэ говорит о тесной связи фонетики и морфологии. Позднее понимание фонемы Бодуэном несколько изменилось, и он стремится дать психологизированное определение фонемы: "Постоянно в нашей психике существующее представление "звука", т. е. одновременного сложного комплекса произносительных работ и получаемых от этого впечатлений, мы будем называть фонемой", т. е. фонема становится нематериальным образом в сознании.
Однако, по мнению Ф. М. Березина, это не переход от одного понимания фонемы к другому, т. к. в разное время Бодуэн фонемами называл различные единицы.
В классическом труде "Опыт теории фонетических альтернаций" (1895 г.), положившем начало морфонологии, И. А. Бодуэн де Куртенэ объясняет фонетические изменения на морфологическом уровне. Под альтернацией он понимает отношение друг к другу фонетически различных фонем, находящихся в этимологически родственных морфемах и занимающих в фонетической структуре этих морфем постоянное место. Так, в морфологических формах везу-воз, несу-иоша, муха-мушка, фонемы е // о, с // ш, х // ш находятся в отношениях альтернации и являются альтернантами.
Ученый писал: "...Во всех подобных случаях альтернирующими единицами могут считаться не фонемы, а целые морфемы, так
97
|
как только морфемы являются семасиологически неделимыми языковыми единицами, а фонемы составляют часть определенного типа морфем. Следовательно, в приведенном примере альтернирующими (чередующимися) являются морфемы: вез- // воз-, нес- // нош; фонетическое различие морфологически родственных морфем И. А. Бодуэн де Куртенэ называет фонетической альтернацией. Для альтернации чрезвычайно важно, по его мнению, историческое происхождение фонем из общего источника, этимологическое родство в пределах одного и того же языка.
При этимологическом родстве морфем в разных языках мы имеем дело с корреспонденцией.
Причиной альтернации являются произносительные нормы, характерные для данного состояния языка.
С точки зрения фонетической (антропофонической) причинности, в альтернациях можно выделить дивергенции, т. е. чередования, возникшие в современном языке вследствие расщепления одной фонемы на две под воздействием фонетического окружения. Сравним а с словах мат имать, под влиянием т' а передвинулось в более переднее положение. Это чисто фонетическая дивергенция.
Расцепление гласного в родственных морфемах дает фонетически-этимологическую дивергенцию, или неофонетическую альтернацию: воды, вода, водянбй — о//Л//ъ.
Альтернация фонем, связанная с морфологическим или смысловым различием, дает корреляции, или психофонетические альтернации, используемые наряду со словообразующими морфемами для различения морфологических категорий (носить — ноша — с//ш; святить — свеча — т7/ч); сюда же относится внутренняя флексия, служащая для различения видовых значения глаголов (русск. ходить — хаживать — д//ж), образование множественного числа (нем. Wolf - Wolfe - 0//6).
В морфологических чередованиях фонетическую значимость имеют нулевые фонемы (сон — сна, о // о зв.); нулевой фонеме аналогична нулевая морфема, как писал И. А. Бодуэн де Куртенэ, "лишенная всякого произносительно-слухового состава и тем не менее
98
ассоциируемая с известными семасиологическими и морфологическими представлениями".