Глава 14 Слава петуху!
"Ум финдиректора заходил за разум". Сидя без сил у себя в кабинете, Римский чувствовал, что кошмарный сеанс черной магии будет иметь продолжение. И вот, с улицы, куда выходила из здания Варьете публика, послышалось улюлюканье и свист. Дамы, обманутые "фирмой поганого Фагота", выйдя из театра, одна за другой оказывались в нижнем белье. Римский знал, что придется ему одному "пить горькую чашу ответственности... надо было звонить, сообщить о происшедшем, просить помощи, отвираться, палить все на Лиходеева, выгораживать самого себя". В театре все стихло, он понял, что остался один. "И здесь ему показалось, что из двери кабинета потянуло вдруг гниловатой сыростью. Дрожь прошла по спине финдиректора. А тут еще ударили... часы и стали бить полночь". Раскрылась дверь, "и в кабинет бесшумно вошел Варенуха. Римский как стоял, так и сел в кресло, потому что ноги его подогнувшись... Боже, как ты меня испугал!" Страх поначалу исчез. Григорий Данилович даже обрадовался и стал расспрашивать Варенуху. Тот отвечал, что отнес, как и было ведено, непонятные телеграммы "туда", а там быстренько разобрались, что все это было дурацким розыгрышем пьяного Лиходеева, который сейчас в вытрезвителе. Потом Варенуха подробно описывал "Степины паскудства. Словом, темный ужас". "И все же, подумал Римский, даже и для Степы чересчур". "Колючие глаза Римского через стол врезались в лицо администратора", и он "уже твердо знал, что все, что рассказывает ему вернувшийся в полночь администратор, все ложь!". Чуткий Римский больше не слушал, "что плел Варенуха", явные перемены во внешности Ивана Савельевича поразили его: "полнокровный обычно администратор был теперь бледен меловой нездоровой бледностью, а на шее у него в душную ночь зачем-то было наверчено... кашне". Появилась у него и новая "отвратительная манера присасывать и причмокивать... Что-то еще жгуче беспокоило финдиректора, но что именно, он не мог понять... И тут вдруг его глаза округлились": на полу была видна тень от спинки кресла, а "над спинкою на полу не было теневой головы Варенухи. "Он не отбрасывает тени!" мысленно вскричал Римский." "Варенуха воровато оглянулся... и понял, что он открыт." "Догадался, проклятый! Всегда был смышлен, злобно ухмыльнувшись в лицо финдиректору, проговорил Варенуха, быстро отпрыгнул к двери и закрыл ее на замок. Римский вскочил, отступая к окну, и в окне, заливаемом луною, увидел... лицо голой девицы и ее голую руку, просунувшуюся в форточку..." "Варенуха, карауля дверь, подпрыгивал, подолгу застревая в воздухе и качаясь в нем... Рама стала открываться. Римский слабо вскрикнул, прислонился к стене и портфель выставил вперед, как щит... Рама... распахнулась, но вместо... аромата лип в комнату ворвался запах погреба. Голая девица вступила на подоконник. Римский отчетливо видел пятна тления на ее груди." "Ив это время радостный, неожиданный крик петуха долетел из сада... возвещая, что к Москве с востока катится рассвет. Дикая ярость исказила лицо девицы... Крик петуха повторился, девица щелкнула зубами, а рыжие ее волосы поднялись дыбом. С третьим криком петуха она повернулась и вылетела вон. И вслед за нею... выплыл медленно в окно... Варенуха." Седой, как снег, старик, который недавно еще был Римским, выскочил из театра, схватил такси и примчался на вокзал. "Через пять минут из-под стеклянного купола вокзала исчез курьерский и начисто пропал в темноте. С ним вместе пропал и Римский".
Глава 15 Сон Никанора Ивановича
В ту ночь в клинику доктора Стравинского один за другим прибывали новые пациенты. Сначала из Варьете привезли человека, который плакал и умолял вернуть ему голову, затем по соседству с Иваном поместили и Никанора Ивановича. Тот поминутно читал молитвы, каялся, что, конечно, грешен, поскольку брал за прописку деньги, но исключительно наши, советские, а валюту в глаза никогда не видел. Еще он кричал, что Коровьев черт. Люди из органов съездили осмотреть запечатанную квартиру и обнаружили, что она пуста, а все печати на месте. Никанор же Иванович после лекарства успокоился и заснул. И ему снился сон, будто всех граждан согнали в какое-то место, похожее на огромный театр, и требуют через громкоговоритель: "Сдавайте валюту!" А в комнате рядом Ивану приснилось, как солнце уже снижалось над Лысой горой...".
Глава 16 Казнь
"Солнце уже снижалось над Лысой Горой, и была эта гора оцеплена двойным оцеплением". Сюда, "под конвоем тайной стражи, ехали в поводе трое осужденных с белыми досками на шее, на каждой из которых было написано: "Разбойник и мятежник"... За повозкой осужденных двигались другие, нагруженные свежеотесанными столбами с перекладинами, веревками, лопатами... На этих повозках ехали шесть палачей". В конце процессии "шло около двух тысяч любопытных, не испугавшихся адской жары и желавших присутствовать при интересном зрелище". Никто не пытался отбить осужденных, и поскольку солдаты из оцепления оттеснили зрителей подальше от места казни и здесь уже не было ровно ничего интересного, "толпа вернулась в город". Кроме участников казни на горе, никем не замеченный, остался лишь один человек. Он спрятался северной стороны "и сидел на камне с самого начала... уже четвертый час". Он сильно мучился, проклинал и ругал себя, а иногда записывал острой палочкой, макая ее в пузырек с тушью, на лежащем перед ним пергаменте такие слова: "Бегут минуты, и я, Левин Матвей, нахожусь на Лысой Горе, а смерти все нет!.. Бог! За что гневаешься на него? Пошли ему смерть". Левий гневался на себя за то. что не смог исполнить свой план. Когда объявили приговор, он был в толпе. Когда Иешуа повезли на казнь. Левий пробился к самой повозке, бежал рядом, в надежде, что безвинно осужденный взглянет на него и хотя бы увидит, что не одинок. Но тот не смотрел. И тогда Матвей сообразил: сквозь неплотный строй конвоя можно вспрыгнуть на повозку и одним ударом ножа спасти Иешуа от мучений. Но у него не было ножа! Он помчался обратно в город и в первой же хлебной лавке утащил длинный, острый нож. Возвратившись обратно, он понял, что опоздал. И теперь ругал Бога: "Ты черный Бог! Проклинаю тебя, Бог разбойников!.." И тут... "Солнце исчезло... Поглотив его, по небу с запада поднималась грозно и неуклонно грозовая туча. Края ее уже вскипали белой пеной, черное дымное брюхо отсвечивало желтым. Туча ворчала, и из нее... вываливались огненные нити". Марк Крысобой, руководивший казнью, подозвал к себе двух палачей. Один из них взял копье, а другой принес к столбу, на котором висел Иешуа, ведро и губку. "Первый из палачей поднял копье и постучал им сперва по одной, потом по другой руке Иешуа, вытянутым и привязанным... к перекладине... Иешуа поднял голову, и мухи с гудением снялись, и открылось лицо, распухшее от укусов, с заплывшими глазами, неузнаваемое лицо... Га-Ноцри! сказал палач... Пей!.. И пропитанная водою губка поднялась к губам Иешуа... С соседнего столба донесся голос Дисмаса: Несправедливость!.. Пыльная туча накрыла площадку... Кентурион к Молчать на втором столбе!.. Иешуа оторвался от губки и... попросил палача: Дай попить ему. Становилось все темнее... Палач снял губку с копья. Славь великодушного игемона! торжественно шепнул он и тихонько кольнул Иешуа в сердце". Потом, под ударами грома, он точно так же напоил и прикончил двух остальных. "Снимай цепь!" крикнул кентурион, и солдаты побежали с холма. "Тьма накрыла Ершалаим". Хлынул ливень. В темноте, под ударами молний, Левин бросился к Иешуа, перерезал ножом веревки. Голое влажное тело обрушилось на него, повалило на землю. Левий, скользя, поднялся и снял двоих остальных. Через пару минут "на вершине холма остались только эти два тела и три пустых столба".
Глава 17 и глава 18 Беспокойный день
В пятницу, "на другой день после проклятого сеанса", в Москве пострадало множество людей. Кто-то повстречался с "клетчатым" или с котом Бегемотом и был направлен в психушку, другие, посетив "нехорошую квартиру", познакомились лично с клыкастым Азазелло, а также с бесстыжей девицей и благоразумно умчались подальше. Кого-то арестовали. А деньги, которыми закидал москвичей каверзныйФагот-Коровьев, превратились наутро в простые бумажки... Но "пора переходить нам ко второй части этого правдивого повествования. За мной, читатель!"
Часть вторая
Глава 19 Маргарита
"За мной, читатель! Кто сказал тебе, чтo нет на свете настоящей, верной, вечной любви?.. За мной... и я покажу тебе такую любовь!" Возлюбленную мастера звали Маргаритою Николаевной. "Она была красива и умна". Жила она с мужем, обожавшим ее, абсолютно ни в чем не нуждаясь, но ни одной минуты не была счастлива. "Боги, боги мои! Что же нужно было этой женщине, в глазах которой всегда горел какой-то непонятный огонечек?.. Ей нужен был мастер... Она любила его". После той страшной октябрьской ночи Маргарита сделала все возможное, чтобы разузнать о судьбе мастера, "и, конечно, не разузнала ровно ничего. Она мучилась, напрасно обвиняла себя в том, что не осталась у мастера в ту ночь"... Так прошла зима. В тот самый день, когда вся Москва была взбудоражена невероятными событиями, Маргарита проснулась "с предчувствием, что сегодня, наконец, что-то произойдет. Я верую! шептала Маргарита торжественно. Что-то произойдет!.. А кроме того, мой сон был вещий"... Сон, который привиделся ей в эту ночь, "был действительно необычен". Ей снился мастер. Он выходит из какого-то "бревенчатого строеньица", оборванный, небритый, с больными, воспаленными глазами. И "манит ее рукой, зовет. Маргарита... побежала к нему и в это время проснулась". Сон мог означать только одно из двух: либо мастер мертв и, значит, приходил за ней; либо он жив и хочет сказать, что они еще встретятся. Маргарита решила отправиться на прогулку туда, где она впервые повстречала мастера. Сидя на скамейке Александровского сада, той самой, на которой ровно год назад, "день в день к час в час, она сидела рядом с мастером, Маргарита мысленно обращалась к нему: "...Почему же ты не даешь знать о себе?.. Ты разлюбил меня? Нет, я... этому не верю. Значит, ты был сослан и умер... Тогда прошу тебя, отпусти меня, дай мне свободу жить, дышать воздухом... Она совсем запечалилась и понурилась". Но тут послышались звуки траурной музыки и показалась похоронная процессия. Лица людей выглядели странно-растерянными. "Интересно, подумала Маргарита, "кого это хоронят с такими удивительными лицами?" Берлиоза Михаила Александровича, послышался рядом... мужской голос. Удивленная Маргарита Николаевна повернулась и увидела на своей скамейке" неожиданного соседа маленького, пламенно-рыжего, с клыком. Я к вам послан по дельцу, Маргарита Николаевна, сказал он. "Маргарита побледнела и отшатнулась... Вы меня хотите арестовать? Ничего подобного!.. Меня прислали, чтобы вас сегодня пригласить в гости к одному очень знатному иностранцу". Разгневанная этим наглым сводничеством, Маргарита поднялась, чтобы уйти, но внезапно услышала за спиной голос рыжего: "Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город... Побелев лицом, Маргарита вернулась к скамейке. Скажите мне, кто вы такой?.. Зовут меня Азазелло, но... все равно вам это ничего не говорит. Но вы что-то знаете о нем?.. Он жив? Ну жив, жив, неохотно отозвался Азазелло" и продолжал: "Я приглашаю вас к иностранцу совершенно безопасному... Вы воспользуетесь случаем... Что? воскликнула Маргарита, вы намекаете на то, что я там могу узнать о нем? Азазелло молча кивнул. Еду! с силой воскликнула Маргарита". Азазелло протянул ей круглую золотую коробочку. "Сегодня вечером, ровно в половине десятого, потрудитесь, раздевшись донага", натереться этой мазью. "В десять я вам позвоню... Вас доставят, куда нужно". Азазелло исчез. Маргарита нащупала в сумочке тяжелую коробочку и торопливо выбежала из Александровского сада.