Родовое гнездо Е. А. Боратынского (стр. 2 из 3)

Возле родника стояла выполненная в едином стиле с гротом купальня с «дождем». Через овраг был перекинут живописный ажурный мостик. На противоположной от грота стороне оврага находилась затейливая парковая постройка из красного кирпича, представлявшая собой круглую башню с готическими воротами: «Фантазия, придуманная собственно для украшения вида. Художественному глазу хозяина не нравилась пустота, остававшаяся здесь между густою сенью берез и дубов; он и поставил тут бесполезное здание, на котором с удовольствием мог покоиться взор»20.

В начале 1810-х годов деревянная Покровская церковь сгорела. К 1818 году Александра Федоровна построила в память Абрама Андреевича каменную Вознесенскую церковь в классическом стиле. На трех фронтонах здания, по свидетельству родившегося в Вяжле и до 1891 года жившего в Маре митрополита Вениамина (Федченкова. 1880-1961), были воспроизведены изречения из Евангелия: «На стороне, обращенной на запад, к селу, такие слова: «Вниду в дом Твой и поклонюся ко храму святому Твоему». Это относится ко всем вообще. А на правой, южной стороне, обращенной к парку (у нас называли его садом), было написано: «Благословен грядый во имя Господне!» - это благословение относилось к благочестивым храмоздателям. На третьем же фронтоне было изображено: «Да будут очи твои отверзты на храм сей день и нощь!»21 Особо почитался здесь образ Казанской Божией Матери22.

Колокольня состояла из двух объемов: круглое завершение на двухступенчатом квадратном основании, прорезанном арками, венчалось высоким шпилем. Старостой с 1867 года являлся Михаил Сергеевич Боратынский23.

Стеною низкой огражденный,

На взгорье белый храм стоит.

За ним, кленами осененный,

Господ старинный род лежит.

Кресты из мрамора белеют...

Лампадки тихо здесь горят...

На плитах надписи темнеют...

Цветы кругом могил пестрят24.

Возле церкви был фамильный некрополь. «В ограде церковной стояли мраморные красивые памятники с мерцающими неугасимыми, кое-где разноцветными, лампадами в углублениях и с соответствующими надписями из Слова Божия»25. В некрополе нашли последний приют первая владелица Мары - мать поэта Александра Федоровна Боратынская, ее родная сестра Екатерина Федоровна Черепанова, второй владелец усадьбы Сергей Абрамович, его супруга Софья Михайловна, их сын Михаил Сергеевич и дочери Елизавета (Дельвиг), Анастасия, Александра, мраморные надгробия которых сохранились до сих пор. В углу справа от входа было место для погребения иноверцев. Здесь похоронили Жьячинто Боргезе:

Ты сам глаза сомкнул, когда мирские сети

Уж поняли тобой взлелеянные дети;

Когда, свидетели превратностей земли,

Они глубокий взор уставить уж могли,

Забвенья чуждые за жизненною чашей,

На итальянский гроб в ограде церкви нашей26.

В 1890-х годах при храме существовали церковно-приходской попечительский совет и общество трезвости. «Пьяницы были исключением, из всей округи я сейчас буквально не помню ни одного лица, напивались допьяна лишь на покровских свадьбах у себя или у родных.< ...> Народ в массе был трезвым и скромным»27. Имелась библиотека, действовала одноклассная приходская школа. Для церковного хора отбирались музыкально одаренные крестьяне. Митрополит Вениамин вспоминал: «Я, уже будучи тогда студентом Духовной академии, по обычаю и любви пел на клиросе с дьячком Павлом Андреевичем Космодемианским. <...> Он обладал прекрасным нежным тенором и ходил еще с длинной косичкой и в подряснике по старому обычаю»28.

В штате церкви тогда состояли священник Павел Иванович Успенский, дьякон Андрей Александрович Агатов и псаломщик Павел Андреевич Космодемианский. «У причта земли 25 десятин усадебной, вся в одном месте, 33 десятины пахотной удобной. <...> Земля дает годового дохода 22 рубля с десятины. Братский годовой доход 1000 рублей, кроме того, причт получает ежегодное пособие от казны в размере 550 рублей. У священника дом церковный 22х12 квадратных аршин»29.

Ежегодно 8 июля в праздник Казанской иконы Божией Матери вблизи усадьбы на лугу проходила ярмарка. «На ярмарке веселый гомон, зазывание торговцев из палаток с «красным товаром» - сукном, коленкором, сатином, ржанье лошадей, запах оладьев - «с пылу с жару, пятак за пару», «кислые щи» - род хлебного крепкого кваса, белые булки, калачи, яблоки, огурцы, конфетки, леденцы, сладкая вода. Балаган с фокусами. Все это нас увлекало.< ...> Подальше: косы, топоры, «скрябки», грабли, ножи, вилы - это нас не интересовало. <...> В церкви - беспрерывные молебны, древний лысый диакон и еще не успевший искуситься Павел Андреевич так задушевно <...> поет: «Пресвятая Богородице, спаси нас!» Горят свечки копеечные и «семиковые» (по 2 копейки). На пять копеек с позолотой винтом ставили лишь господа да управляющие. Выслушав <...> молебен, мы спешили на людской радостный гомон. Родители давали нам по пятачку, чтобы мы купили себе чего душа захочет. <...> Часам к четырем начинался разъезд в дальние деревни. К вечеру на месте веселой однодневной жизни оставался лишь сор, вытоптанная трава, дыры из-под кольев палаток»30.

В 1910 году церковный приход включал в себя волостное село Вяжлю и четыре деревни: Осиновку - в 6 верстах, при ней усадьба купца Сычева, Натальевку - в 3 верстах, при ней усадьба дворянина Стрекалова, Рачиновку - в одной версте, Софьинку - близ церкви, при ней усадьба Мара, а также находившуюся в полуверсте усадьбу Н. Е. Маркова. Крестьянская община владела приобретенными с помощью Поземельного банка и на собственные средства землями - пахотной (160 десятин) и пастбищной (9,2 десятины). Некоторые крестьяне занимались кирпичным производством, веревочно-канатным и другими промыслами.

Второй хозяин усадьбы Сергей Абрамович Боратынский в 1830 году окончил Московскую медико-хирургическую академию с серебряной медалью и званием лекаря первого отделения. Некоторое время проживал в Петербурге, но после женитьбы (1831) на вдове поэта А. А. Дельвига Софье Михайловне31, имевшей полуторагодовалую дочь Елизавету, приехал в Мару. Затем путешествовал за границей, посетив ряд европейских столиц. Непродолжительный период (1848-1855) служил старшим чиновником особых поручений при Тамбовском губернаторе П. А. Булгакове. В отставку вышел в чине коллежского асессора.

Врач по образованию, Сергей Абрамович был человеком широкой эрудиции и разнообразных недюжинных дарований - разбирался в вопросах строительства, гравировал на меди, делал музыкальные инструменты и различные бытовые приспособления. «В спальне своей жены он устроил <...> возле ее кровати так, что она могла нажать кнопку и на окнах опускались сетки, чтобы ее не беспокоили комары, если нажать другую - опускались темные занавески»32. При этом еще «безвозмездно и очень успешно лечил всех: не только вяжлинское и окрестное население, но и помещиков, то и дело приезжавших к нему, даже издалека, или приглашавших его к себе, подчас в другие губернии. Дома он содержал небольшую больницу, аптеку и фельдшера»33.

Сергей Абрамович любил музыку, играл на фортепиано и на скрипке. Как свидетельствовал композитор Ю. К. Арнольд34, живший в 1839 году по соседству с Боратынскими, владелец Мары поставил у себя в усадьбе два акта оперы «Анна Болейн» Г. Доницетти. Партии исполняли члены семьи Боратынских, представление проходило в зале грота35. Другой сосед по имению, Н. В. Чичерин, «часто говаривал, что Сергей Абрамович сделался бы великим человеком, если бы не родился русским барином»36. Писатель Н. Ф. Павлов37 в 1832 году по случаю излечения Сергеем Абрамовичем его старого камердинера Ивана посвятил «барину-лекарю» стихотворение, напечатанное позже (1899) С. А. Рачинским (племянником Е. А. Боратынского):

Тихой степи гражданин,

Науки сумрачный поклонник,

Аптекарь, доктор, дворянин,

Какой-то странный беззаконник,

Не фабрикант и не делец,

Кого не встретишь за обедней,

Кто в жизни новый толк сыскал,

Не стаивал ни в чьей передней38.

После смерти Александры Федоровны к Сергею Абрамовичу перешли все права по управлению хозяйством усадьбы. «Физически это была натура железная, способная все выносить. <...> Возвращался из бани в легком халате и в туфлях на босую ногу. <...> Под старость Сергей Абрамович сам сознавал себя остатком отжившего строя. Иногда он подзывал к себе молодого человека: «Пойди, садись сюда: ведь ты другого такого не увидишь»39. По его ходатайству 6 февраля 1841 года род Боратынских был внесен в 6-ю часть родословной книги дворянства Тамбовской губернии40.

Софья Михайловна, прекрасно образованная, любившая поэзию, имевшая хороший музыкальный слух, от родителей унаследовала просвещенный ум и необычайную живость. Обучалась в Петербургском женском пансионе Е. Д. Шретер, где преподаватель русской словесности П. А. Плетнев знакомил воспитанниц с творчеством Пушкина, Дельвига, Боратынского, Рылеева. В 1825 году она встретилась с Антоном Дельвигом; в том же году состоялась их свадьба. Творческая элита Петербурга, ценившая Дельвига-поэта, стала окружением Софьи Михайловны, оказавшейся в центре литературной жизни столицы. В марте 1828 года дипломат Ф. П. Фонтон писал из Петербурга поверенному в делах в Риме П. И. Кривцову: «Три поэта, три друга, три вдохновения, ищущие в поэзии решения вечной задачи, борьбы внутреннего с внешним, а между тем три натуры во всем различные. Боратынский - плавная река, бегущая в стройном русле. Пушкин - быстрый, сильный, иногда свирепствующий поток, шумно падающий из высоких скал в крутое ущелье. Дельвиг - ручеек, журчащий тихо через цветущие луга и под сенью тихих ив. Боратынского все читали, Пушкина все наизусть знают, их обоих можно знать по их сочинениям. Но Дельвига надобно лично знать, чтобы понять его поэзию»41.