Одним словом, религиям есть воспроизведение чувственного в сфере сверхчувственного. Отсюда и критика Фейербаха: вместо того, чтоб носиться с чувственными образами, фетишами, символами, мечтами и т.п. словно с писаной торбой, необходимо ЖИТЬ чувственной жизнью и ПЕРЕЖИТЬ ее, дабы удалить эту занозу чувственного из сверхчувственного и тем самым постичь это сверхчувственное в его истине, а не в кривом зеркале материального мира.
Однако сам то Фейербах понимает дело не так, что реальность бесконечна и потому реальная жизнь вполне и до конца способна насытить вечностью; и не так, что если реальность конечна, то как раз поэтому нелепо придавать каким угодно материальным вещам сверхчувственный смысл, чем именно и "грешит" всякая религия; но так, что сама эта жажда бесконечного, потребности духа - фальшь и заблуждение. Но к этому выводу Фейербах приходит извилистым путем. Начинает же он, наоборот, с утверждения бесконечной сущности человека, т.е. бесконечности разума:
"Сознание бесконечной сущности есть не что иное, как сознание человеком бесконечности своего существа, или: в бесконечной сущности, предмете религии для человека объектом является лишь его собственная бесконечная сущность". (т2,317)
Штирнер ловит на этом Фейербаха и делает ему выговор за то, что Фейербах де так и не вырвал сверхчеловеческое ("бесконечную сущность" и т.п.) из человека. Фейербах оправдывается:
"...Необходимо... различать... между существенным и несущественным, близким и отдаленным, высшим и низшим. Следуй чувствам! Что пространственно выше всего расположено в человеке, то и качественно самое высокое в нем, самое ему близкое, уже прямо от него неотличимое, это его голова..." и т.д. и т.п. (416)
Для обоснования бОльшей важности головы совершенно недостаточно указания на то обстоятельство, что голова выше задницы; равным образом и "свидетельства чувств" совершенно недостаточно, когда речь фактически идет о СВЕРХчувственном. Если уж "заклеймил" сверхчувственное как "религиозный обман", то доведи эту мысль до конца и поставь голову и задницу на один уровень не пространственно конечно, но в смысле: одно другого стоит, одно не более СВЕРХ, чем другое (впрочем, и то сказать, по отношению к иным головам это вполне справедливо). В этом Штирнер прав, Фейербах же, как всегда, пытается свести философию к риторике. С другой стороны, если голова ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нечто более существенное, чем, например, руки или ноги, если мышление ДЕЙСТВИТЕЛЬНО бесконечно, то, опять таки, совершенно необходимо сделать отсюда надлежащие выводы.
Если человек заключает в себе бесконечное, то это бесконечное уже не может быть достоянием лишь его головы наряду с ушами, волосами и т.п. Бесконечное "по определению" вырывается за пределы человеческой головы; это то, что соединяет человека с другими людьми, с природой, с мирозданием - нечто не только субъективное, но то, что выше субъективности и объективности, т.е. АБСОЛЮТНОЕ, бог, - не бог религии, но бог философии... Бог религии, неизменно вырождается в фетиш или всегда осквернен фетишизмом. Философия, которая посредством критики религии осознает фетишизм во всех его формах и тем самым радикально освобождается от него - только философия и становится единственно возможной дорогой к богу. Эти выводы просто и прямо вытекают из утверждения, что человек бесконечен, если только это утверждается всерьез. Однако вот здесь то и начинаются "но": никакого серьезного смысла в собственные слова Фейербах не вкладывает. Фразы о бесконечной сущности человека опять скорее риторический оборот, нежели осмысленное утверждение. Он понимает бесконечность разума как способность произвольно возводить в превосходную степень все, что угодно, или мысленно выходить за какие угодно границы. Но как из того, что человек может бесцельно и неопределенно долго брести куда глаза глядят еще никак не следует, что его физические силы безграничны, так и эта способность мысленно нагромождать времена и пространства "пока не надоест" - ибо это занятие весьма скучное и утомительное - еще не означает, что разум человека действительно бесконечен. Поэтому если в "Сущности христианства" Фейербах еще так сказать парит на высоте предмета и как будто вполне серьезно говорит о бесконечности разума, то в других работах, напр. статье о бессмертии, он выбалтывает сермяжную правду своей философии:
"Человеку не присуще стремление к неограниченному совершенствованию... (т.1 359)
Человек делает все, даже наиболее конечное, под углом зрения бесконечности. Однако эта бесконечность или вечность есть лишь негативное неопределенное выражение. Только ошибка рефлексии или спекуляции... превращает это выражение аффекта... в разумную идею". (295)
Итак, даром, что "человек человеку бог", и что сущность человека и божественна, и бесконечна, "на самом деле" человек совсем не бог, и ничего то в нем не бесконечно и не божественно. И тем не менее - замечательное признание! - все, даже какие-нибудь пустяки, человек делает "под углом зрения вечности". Чтобы он не воздвигал, не громоздил вокруг себя: великое или ничтожное, умное или глупое, доброе или злое, - всему он стремится придать бесконечный смысл; даже погрязнув в материальном, он неизменно пытается перерасти себя, стать больше самого себя. Отдать ли нищему последнюю рубашку, воспарить ли мыслею к небесам, накопить ли побольше денег, соблазнить ли жену ближнего своего: сначала эту, потом ту и т.д. и т.п. - во всем проявляется это стремление сделать конечное бесконечным, эта ненасытная жажда бытия - в этом и состоит весь интерес жизни. Поэтому даже если бесконечное и химера, то это такая химера, которая сообщает жизни смысл и вкус; химера, которая более реальна, чем сама реальность. Бесконечное есть "соль земли", СУЩНОСТЬ жизни. И вот, уткнувшись носом в эту сущность, и даже как будто признав ее "существенное значение" хотя бы в качестве аффекта, даже как будто призвав человека обратиться к этой ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЙ бесконечности и вкусить ее, Фейербах, сам-то, однако, ее то как раз и не заметил, отказался замечать! Человеку де чуждо стремление к бесконечному, и даже когда он... вернее сказать, несмотря на то, что он ВСЕГДА стремится к бесконечному, это все... в общем, пустяки.
Сколь странен, однако, Фейербах: казалось бы в ГЛАВНОМ он прав: человек мечтает не о ВЕЧНОЙ жизни, он мечтает о ЖИЗНИ! В самом деле, спросите заключенного: мечтает ли он вечно сидеть в тюрьме, больного - вечно терпеть боль, скучающего - вечно "помирать со скуки" и т.д.? Человек не мечтает о ВЕЧНОЙ жизни, он мечтает о ЖИЗНИ, ибо только реальная жизнь и способна напоить его вечностью. Для этого надо не уходить от жизни, а броситься в нее, т.е. необходимо разрушить жизнь как монотонную последовательность мгновений и времен, взорвать эту пустую двумерную продолжительность, и сделать шаг в третье, четвертое измерение, опрокинуть продолжительность в себя, окунуться в само это мгновение, в его бесконечность, и так стать подлинно бесконечным, обрести бесконечность. Ощущение, состояние счастья есть ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЕ преодоление собственной ограниченности; вкус счастья - вкус бесконечности. НЕВАЖНО возможно это или нет, т.е. достижима или нет бесконечность с точки зрения математики или физики. Счастье есть вся полнота ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ и потому - высший критерий истины. Поэтому ничего не надо выдумывать, следует лишь привести мысль в соответствие с бесконечностью чувства, т.е. мышление должно стать актуально бесконечным. Думать иначе может лишь тот, кому неведома эта бесконечность чувственного бытия, чья жизнь не доросла до ощущения и осознания высшей действительности, кто не столько жил, сколько мыслил и не столько мыслил, сколько увиливал от действительного мышления философски обосновывая ограниченность человеческого разума, т.е. непреодолимость человеческого скудоумия. - Именно это и делает Фейербах, когда заунывно продолжает:
"Но из этой необходимости мысли о вечном существовании... ничуть не следует предметная необходимость и действительное наличие такой бесконечной жизни". (296)
Фейербах не ухватывает главного - как будто глухой толкует о музыке: человек не воображает, не тешит себя иллюзией, что любовь, например, бесконечна, он поистине ОБРЕТАЕТ в любви бесконечность. Он вовсе не строит никаких силлогизмов насчет "предметной необходимости", т.е. он не рассуждает вместе с Декартом в том духе, что раз я мыслю любовь бесконечной, то она бесконечна и т.п. В любви он обретает эту саму "предметную необходимость" прямо, непосредственно и абсолютно. Его высшее напряжение духовных и физических сил и есть та бездна, которую раскрывает в нем любовь, это И ЕСТЬ бесконечность жизни как его собственное состояние.