Смекни!
smekni.com

Александр I (стр. 6 из 9)

Тильзитский мир наносил серьезный удар по междуна­родному престижу России, уязвлял патриотические чув­ства русских общественных кругов. Популярность Алек­сандра I резко упала. Поднялся всеобщий ропот. “Вообще неудовольствие против императора более и более возрас­тает, — доносил шведский посол Стединг своему королю, — и на этот счет говорят такие вещи, что страшно слу­шать”. По свидетельству русского современника, “от знатного царедворца до малограмотного писца, от гене­рала до солдата, все, повинуясь [царю], роптало с негодо­ванием”. Французский посол в Петербурге герцог Рене Савари писал: “Видна оппозиция решительно против все­го, что делает император”. В 1807 г. распространялся в списках “Проект обращения” дворянства к императору с требованием проявлять твердость во внешнеполитичес­ких вопросах. Поговаривали даже о возможности дворцо­вого переворота и возведении на престол умной и эне­ргичной сестры Александра I Екатерины Павловны, жив­шей в Твери. По материалам французского историка Альбера Вандаля, усердно собирал и распространял слухи о “заговоре” против русского царя герцог Савари.

Александр внимательно следил за настроением различ­ных кругов и собирал об этом сведения. Еще в 1805 г., уез­жая на войну, он создал Временный комитет высшей по­лиции для наблюдения за общественным тлнением, тел среди публики. После Тильзитского мира этот коми­тет был преобразован в Комитет общественной безопас­ности, которому вменялась в обязанность и перлюстра­ция частных писем.

В правящих кругах, однако, прекрасно понимали, что тильзитские соглашения 1807 г. знаменовали лишь пере­дышку перед новым военным конфликтом с наполеонов­ской Францией. “Тильзитский мир для Франции, — писал Сперанский, — всегда был мир вооруженный. Вероят­ность новой войны между Россией и Францией возникла почти вместе с [этим] миром, самый мир заключал в себе все элементы войны”. Наполеон откровенно заявлял свои притязания на мировое господство, на пути к которому стояла Россия.

Ни к одной из войн Наполеон не готовился так тщатель­но, как к походу на Россию, прекрасно отдавая себе отчет в том, что ему предстоит иметь дело с серьезным против­ником. Под ружье он поставил 1200 тыс. солдат. Около 650 тыс., составивших так называемую Большую армию, были двинуты к русским границам. В России знали о всех деталях подготовки Наполеона к войне. Русский посол в Париже князь А. Б. Куракин начиная с 1810 г. регулярно, дважды в месяц, доставлял точные данные о численности, вооружении и дислокации французских войск; ценные сведения он за крупные денежные суммы получал от Та-лейрана — министра иностранных дел в наполеоновском правительстве.

В России знали и примерные сроки вторжения француз­ской армии — июнь 1812 г. Распространенное в литера­туре мнение о внезапности нападения Наполеона неспра­ведливо. Неверно также и утверждение, будто вторжение произошло “без объявления войны”. Как установлено в последнее время, объявление войны России Наполеон сделал официально 22 июня (за два дня до вторжения) че­рез своего посла в Петербурге Жака-Александра Лори-стона, который вручил управляющему министерством иностранных дел А. Н. Салтыкову надлежащую ноту. Но Россия к этой войне не была готова, хотя с 1810 г. полным ходом шло перевооружение русской армии, укрепление ее западных границ, строительство крепостей, устрой­ство складов боеприпасов, фуража и продовольствия. Од­нако тяжелое финансовое положение страны не позво­лило выполнить эту программу. Архаическая рекрутская система не могла подготовить необходимые резервы. Чи­сленность русской армии была значительно мень­ше французской, хотя по боевой выучке солдат и техни­ческому уровню вооружений она нисколько ей не усту­пала.

Александр I не блистал военными талантами. Совре­менники отмечали характерную закономерность: там, где непосредственно он находился, его войска терпели не­удачи. Во время тильзитской встречи Наполеон прямо сказал Александру: “Военное дело — не Ваше ремесло”. В сущности такого же мнения придерживались и трезво мыслящие русские военные и государственные деятели и даже члены царской семьи.

В преддверии войны Александр имел долгую беседу со Сперанским и в частности спросил, что он думает о пред­стоящей войне и принимать ли ему, императору, непо­средственное руководство военными действиями. Спе­ранский советовал Александру не брать командование лично на себя, а созвать “Боярскую думу” и ей поручить вести войну, при этом “имел дерзость” расхваливать “вои­нственные таланты” Наполеона, чем сильно уязвил само­любие царя. “Что ж я такое? Разве я нуль?” — возму­щенно говорил Александр.

Первая акция Александра при известии о вторжении французских войск — предложение Наполеону мира; с письмом императора к Наполеону был направлен генерал А. Д. Балашов. Впрочем, Александр не верил в успех этой миссии, надеясь лишь выиграть время. Присутствие царя в армии сковывало действия русского командования. Александру недвусмысленно указывали на “неудобство” такого присутствия. И он нашел в себе мужество внять до­водам влиятельных лиц и членов царской семьи, но его отъезд из армии преследовал и другую цель — возложить ответственность за первые неудачи и отступление рус­ских войск на своих генералов. Не мог Александр не при­слушаться и к голосу общественности, требовавшей наз­начить главнокомандующим М. И. Кутузова, которого он особенно не жаловал после Аустерлица. “Общество желало его назначения, и я его назначил, — сказал он ге­нерал-адъютанту Е. Ф. Комаровскому. — Что же ка­сается меня, то я умываю руки”. При этом Александр се­товал, что в молодости не отдали его к Суворову или Ру­мянцеву: “Они меня научили бы воевать”.

Находясь в столице, Александр был в курсе всего, что происходило в действующей армии, отнюдь не доволь­ствуясь официальными донесениями ее командующих. Верный своему принципу противопоставлять одних лиц другим, Александр, передав командование М. Б. Барк­лаю де Толли, начальником штаба назначил его сопер­ника генерала А. П. Ермолова с правом личного доклада императору; назначив затем главнокомандующим Куту­зова, начальником штаба поставил личного его недруга генерала Л. Л. Беннингсена, доносившего царю о всех ша­гах Кутузова.

Обычно одно-два генеральных сражения решали судьбу всей кампании, которую вел Наполеон. И на этот раз, используя свое численное превосходство в силах, он рассчитывал разбить рассредоточенные русские армии поодиночке в нескольких приграничных сражениях. Но этот расчет не удался. Русские войска с боями, организо­ванно и в полном боевом порядке отступали. Еще до под­хода к Смоленску Наполеон убедился, что предстоит дли­тельная и изнурительная кампания. Из Смоленска он отп­равил пленного генерала П. А. Тучкова к Александру I с предложением мира, но оно осталось без ответа. Позже Наполеон, находясь в Москве, несколько раз обращался к царю с подобными предложениями, но все они были отвергнуты. Перед началом войны, видя ее неизбеж­ность, Александр заявил: “Я не начну войны, но не по­ложу оружия, пока хоть один неприятельский солдат бу­дет оставаться в России”. Когда война разразилась, он не­однократно заявлял о своей готовности “истощить все силы империи, дойти до Камчатки”, но не заключать мира с Наполеоном. Узнав о взятии Москвы, Александр сказал: “Я отращу себе бороду и лучше соглашусь пи­таться картофелем с последним из моих крестьян, нежели подпишу позор своего Отечества”.

Война 1812 г. явилась поистине всенародной, освободи­тельной, и это обеспечило победу над агрессором. 25 де­кабря 1812 г. был издан царский манифест, возвестивший об окончании Отечественной войны. Россия явилась единственной страной в Европе, способной не только про­тивостоять наполеоновской агрессии, но нанести ей со­крушительное поражение. Была разгромлена громадная, закаленная во многих сражениях армия, предводитель­ствуемая выдающимся полководцем. Но победа досталась дорогой ценой: огромными людскими и материаль­ными потерями, разорением десятков губерний, бывших ареной военных действий, сожжением и разорением Мо­сквы, Смоленска, Витебска, Полоцка и других древних российских городов. Но победоносное окончание кампа­нии 1812 г. еще не гарантировало Россию от новой агрес­сии Наполеона. Сам Наполеон считал, что война против России еще не закончена. Но теперь военные действия были перенесены уже за пределы России. Советские ис­торики обычно рассматривают заграничные походы рус­ской армии 1813 — 1814 гг. как продолжение Отечествен­ной войны 1812 года. Александр I расценивал продолже­ние войны за пределами России как достижение своей цели — низвержения Наполеона. “Не заключу мира, пока Наполеон будет оставаться на престоле”, — открыто за­явил он. Он также добивался и восстановления “легитимных”, т. е. абсолютистских режимов в Европе.

Военные успехи России сделали Александра вершите­лем судеб Европы. С лихвой было удовлетворено и его са­молюбие. После решающей битвы при Фершампенуазе (под Парижем) он с гордостью говорил Ермолову: “Ну что, Алексей Петрович, теперь скажут в Петербурге;

меня считали за простачка”. И далее: “Двенадцать лет я слыл в Европе посредственным человеком: посмотрим, что она заговорит теперь”. В 1814 г. Сенат преподнес Александру I титул “Благословенного, великодушного держав восстановителя”. Император находился в зените величия и славы. Декабрист Якушкин вспоминает об эн­тузиазме, с каким был встречен Александр по возвраще­нии в Россию. Его поразил такой эпизод во время цар­ского смотра возвратившейся из Франции гвардии. Ка­кой-то мужик, оттесненный толпой, перебежал дорогу перед самым конем императора Александра. “Император дал шпоры своей лошади и бросился на бегущего с обна­женной шпагой. Полиция принялась бить мужика палка­ми. Мы не верили собственным глазам и отвернулись, стыдясь за любимого царя. Это было во мне первое разо­чарование на его счет”.