Таким образом, отношение офицеров к женщинам в армии в первую мировую войну представляется весьма противоречивым: с одной стороны, недоверие, скептицизм, настороженность; с другой — снисходительная опека, покровительство слабому полу; с третьей — желание подтянуться, проявить себя с лучшей стороны, оказавшись в обществе дам.
Еще одно свидетельство — воспоминания большевика А.Пирейко, который служил рядовым (вернее, всеми способами отлынивал от службы, а потом красочно описывал в мемуарах свои дезертирские подвиги). Он рассказывает, как в поезде, шедшем к фронту, пассажиры, состоявшие главным образом из военных, во всю ругали большевиков. И тогда этот находчивый товарищ провел блестящую провокацию: сообщил солдатам, размещенным в вагонах третьего класса, что во втором классе едут женщины из батальона смерти (едут, заметим, на передовую, в действующую армию). Возмущенные этим обстоятельством солдаты ("Как это так? Нас возили кровь проливать в теплушках, а этих ... которые будут так же воевать, как и сестры воевали, — с офицерами, возят еще во втором классе!") отправились разбираться с доброволками. Недовольство было направлено в новое русло, о большевиках забыли9.
Интересны и сам факт, рисующий отношение солдат к женщинам в армии (в том числе к медсестрам из Красного креста), и бравый тон описания.
В книги Софьи Федорченко ”Народ на войне. Фронтовые записи" есть такие строки - от имени солдата; "На той войне и сестры больше барыни были. Ты пеший, без ног, в последней усталости грязь на шоссе месишь, а мимо тебя фырк-фырк коляски с сестрами мелькают."10 Здесь уже о снисходительности говорить не приходится, - отношение откровенно враждебное.
Что касается женщины-солдата, то в первую мировую такая фигура была все-таки редкостью. И судьба Антонины Пальшиной, повторившей путь своей землячки Надежды Дуровой (под мужским именем, в мужской одежде 17-летняя крестьянская девушка служила сначала в кавалерии, затем в пехоте, закончила войну в чине унтер-офицера, кавалером двух Георгиевских крестов и медалей), - яркое тому подтверждение; чтобы попасть на фронт, ей пришлось выдавать себя за мужчину. В гражданскую войну такая маскировка была уже не нужна (А.Т.Пальшина воевала у Буденного, работала в ЧК),- в этой братоубийственной схватке все прежние нормы поведения потеряли свое значение, были отброшены и забыты.11
Гражданская война - это вопрос особый. Комиссарши в кожаных куртках, из нагана добивавшие раненых офицеров, и лихие казачки из Белой гвардии, рубившие шашками направо и налево, - явление одинаково страшное...
СОВЕТСКАЯ ЭПОХА:
ОТ РАВНОПРАВИЯ В МИРНОЙ
ЖИЗНИ К РАВЕНСТВУ НА ВОЙНЕ
После революции политика советского государства способствовала быстрому развитию эмансипации со всеми её последствиями. Направленная на вовлечение женщин в общественное производство, эта политика довела идею мужского и женского равенства до полного игнорирования особенностей женского организма и психики, в результате чего участие женщин в наиболее тяжелом физическом труде, приобщение их к традиционно мужским профессиям к занятиями военно-прикладными видами спорта преподносились общественному мнению как величайшее достижение социализма, как освобождение женщины от "домашнего рабства."
Идеи эмансипации были наиболее популярны в молодежной среде, а массовые комсомольские призывы, наборы и мобилизации (под лозунгами "Девушки - на трактор!", "Девушки- в авиацию!", "Девушки - на комсомольскую стройку!" и т.д.)явились своего рода психологической подготовкой к массовому участию советских женщин в грядущей войне, которая вошла в историю нашей страны как Великая Отечественная. С ее началом сотни тысяч женщин устремились в армию, не желая отставать от мужчин, чувствуя, что способны наравне с ними вынести все тяготы воинской службы, а главное - утверждая за собой право на защиту Отечества.
Глубокий патриотизм поколения, воспитанного на героических символах недавнего революционного прошлого, но имевшего в большинстве своем книжно-романтические представления о войне, отличал и тех 17-18-летних девочек, которые осаждали военкоматы с требованием немедленно отправить их на фронт. Вот что записала в своем дневнике
27 мая 1943 г. летчица 46-го гвардейского Таманского женского авиаполка ночных бомбардировщиков Галина Докутович: "Помню 10 октября 1941г. Москва. В этот день в ЦК ВЛКСМ было особенно шумно и многолюдно. И, главное, здесь были почти одни девушки. Пришли они со всех концов столицы - из институтов, с учреждений, с заводов. Девушки были разные - задорные, шумные и спокойные, сдержанные; коротко стриженные и с длинными толстыми косами; механики, парашютистки, пилоты и просто комсомолки, никогда не знавшие авиации. Они по очереди заходили в комнату, где за столом сидел человек в защитной гимнастерке.
- Твердо решили идти на фронт
- Да!
- А вас не смущает, что трудно будет
- Нет!12
Они были готовы к подвигу, но не были готовы к армии, и то, с чем им пришлось столкнуться на войне, оказалось для них неожиданностью. Гражданскому человеку всегда трудно перестроиться на военный лад, женщине - особенно. Армейская дисциплина, солдатская форма (обычно на несколько размеров больше, чем нужно), мужское окружение, тяжелые физические нагрузки - все это явилось нелегким испытанием.. Но речь шла именно о той "будничной вещественности войны, о которой они, когда просились на фронт, не подозревали"13. Потом был и сам фронт - со смертью и кровью, с ежеминутной опасностью и "вечно преследующим, но скрываемым страхом"14.
Вернувшись с фронта, в кругу своих ровесниц они чувствовали себя намного старше, потому что смотрели на жизнь совсем другими глазами - глазами, видевшими смерть.15
Феномен участия женщин в войне сложен уже в силу особенностей женской психологии, которая определяла восприятие фронтовой действительности. "Женская память охватывает тот материк человеческих чувств на войне, который обычно ускользает от мужского внимания, - подчеркивает автор книги "У войны не женское лицо" Светлана Алексиевич. - Если мужчину война захватывала как действие, то женщина чувствовала и переносила ее иначе в силу своей женской психологии; бомбежка, смерть, страдание - для нее еще не вся война. Женщина сильнее ощущала, опять-таки в силу своих психологических и физиологических особенностей, перегрузки войны - физические и моральные, она труднее переносила мужской быт войны".16
То, что пришлось увидеть, пережить и делать на войне женщине, чудовищно противоречило ее женскому естеству.
Другая сторона феномена - неоднозначное отношение военного мужского большинства, да и общественного мнения в целом, к присутствию женщины в боевой обстановке, в армии вообще. Психологи отмечают, что женщина обладает более тонкой организацией, чем мужчина. Самой природой в женщине заложена функция материнства, продолжения человеческого рода. Женщина дает жизнь. Тем противоестественнее кажется словосочетание женщина-солдат, женщина - несущая смерть...
В период Великой Отечественной в армии служило 800 тысяч женщин, а просились на фронт еще больше. Не все они оказались на передовой; были и вспомогательные службы, где требовалось заменить ушедших на фронт мужчин, и службы "чисто женские" (например, в банно-прачечных отрядах). Наше сознание спокойно воспринимает женщину в роли телефонистки, радистки, связистки, врача или медсестры, повара или пекаря, шофера или регулировщицы - т.е. в тех ролях, которые не связаны необходимостью убивать. Но женщина-летчик, снайпер, стрелок, автоматчик, зенитчица, танкист и кавалерист, матрос и десантница - это уже нечто иное. Жестокая необходимость толкнула ее на этот шаг, желание самой защищать отечество от беспощадного врага, обрушившегося на ее землю, ее дом, ее детей. Но все равно у многих мужчин было чувство вины за то, что воюют девчонки, а вместе с ним - смешанное чувство восхищения и отчуждения. "Когда я слышал, что наши медицинские сестры, попав в окружение, отстреливались, защищая раненых бойцов, потому что раненые беспомощны, как дети, я это понимал, - вспоминает ветеран войны М.Кочетков, - но когда две женщины ползут кого-то убивать со снайперкой на нейтральной полосе - это все-таки "охота"... Хотя я сам был снайпером. И сам стрелял... Но я же мужчина... В разведку я, может быть, с такой и пошел, а в жены бы не взял".17
Но не только это несоответствие женской природы и представления о ней тому жестокому, но неизбежному, что требовала от них служба в армии, на фронте, вызывало противоречивое отношение к женщинам на войне. Чисто мужское окружение, в котором приходилось обитать в течение длительного времени, создавало для женщин немало проблем.
С одной стороны, солдаты, надолго оторванные от семьи, существовали в условиях, в которых, по словам Давида Самойлова, "насущной потребностью были категории дома и пренебрежение смертью, - единственным проблеском тепла и нежности была женщина". По этому существовала величайшая потребность духовного созерцания женщины, приобщение ее к миру"; потому так усердно писали молодые солдаты письма незнакомым заочницам, так ожидали ответного письма, так бережно носили фотографии в том кармане гимнастерки, чрез который пыля пробивает сердце.18
Об этой потребности "духовного созерцания женщины" на фронте вспоминают и сами фронтовички. "Женщина на войне… Это что-то такое, о чем еще нет человеческих слов, - говорит бывшая санинструктор О.В.Корж. - Если мужчины видели женщину на передовой, у них лица другими становились, даже звук женского голоса их преображал"19. По мнению многих, присутствие женщины на войне, особенно перед лицом опасности, облагораживало человека, который был рядом, делало его "намного более храбрым".