А. Н. Тихомиров
В истории мировой культуры XV и XVI века являются эпохой совершенно исключительного значения. За эти двести лет в сознании народов передовых европейских стран произошел, по словам Энгельса, «величайший прогрессивный переворот», который определил конец средневековья и стал началом нового времени. Была сломлена веками длившаяся диктатура церкви, огромных успехов достигли позитивные науки, в частности естествознание, утвердились жизнерадостное свободомыслие и смелый полет философских исканий. Достигшее высочайшего развития искусство повернулось от «потустороннего» к «земному». Главным содержанием искусства стал человек во всем величии физических и духовных сил, многообразии переживаний. Человеческая личность, до этого скованная не только религиозными догмами, но и всей иерархической системой застывших феодальных общественных отношений, завоевала невиданную свободу для проявления индивидуальных способностей во всех областях деятельности.
Социально-экономические основы этого переворота рождали новые общественные отношения. Расширение торговли, новые формы промышленного производства и накопления утверждали буржуазные отношения; они начали развиваться уже в средневековых городах и все решительнее подрывали основы феодального строя. Принудительный крепостной труд вытеснялся трудом, свободно продаваемым и покупаемым. Связанные с ростом новых общественных отношений, конкуренция и разделение труда на первых этапах новой эпохи открывали новые пути изобретательности и инициативе. Огромными были изменения в идеологической области, в сознании людей, в их миропонимании. Целый ряд научных и географических открытий, технических изобретений как бы заново открывал землю перед народами разных стран, свидетельствуя о безграничных возможностях человечества. Италия стала в это время центром новой эпохи, в ней раньше всего зародились новые формы производства и обмена и порождаемой ими идеологии.
Термин «Возрождение» (по-итальянски — «Ринашименто», по- французски — «Ренессанс») условен и, строго говоря, не исчерпывает существа явления. В нем подчеркивается лишь значение для нового времени забытых в средние века достижений античной культуры.
Действительно, в эту эпоху сложение и рост новой культуры сопровождались огромным интересом к памятникам античной литературы и искусства, которыми была богата Италия. На поверхность земли извлекали обломки прекрасных античных статуй. Измерения руин античных построек обнаруживали закономерности гармонических пропорций и соотношений. Итальянским художникам этой эпохи часто казалось, что их заветной целью является возрождение искусства античной Эллады. Но изучение античности, несомненно, было не причиной, а следствием нового понимания жизни, рождавшейся светской культуры. Вновь открытая античная культура лишь способствовала собственным тенденциям итальянского искусства.
Но не следует и недооценивать значения обращения к памятникам античности. С ним, в частности, было связано такое огромное явление итальянской культурной жизни, как гуманизм (от слова humanus— «человеческий» и в более широком смысле — «человечный»). Помимо изучения классического латинского языка, на основе подлинников древних авторов (вместо «кухонной латыни» средневековых церковников), а также греческого языка, гуманисты остро полемизировали друг с другом по вопросам античной философии (споры «неоплатоников» со сторонниками учения Аристотеля). Возникали и разнообразнейшие политические системы. В Италии не умирала идея ее единства, причем поборники этой идеи (например, Кола ди Риенци) нередко связывали ее с воспоминаниями о величии древнего республиканского Рима. В гражданском сознании городских общин стал проявляться высокий и гордый дух республиканского величия.
Как характерен, например, в этомотношении несколько велеречивый и пышный декрет флорентийской общины 1294 года о постройке собора Санта Мария дель Фьоре: «Принимая во внимание, что для народа, великого своим происхождением, высшим благоразумием является поступать таким образом, чтобы внешними творениями равно выказывались как его мудрость, так и возвышенность его действий,— повелевается Ариольфо, главному архитектору нашей общины, сделать модели и рисунки для обновления Святой Марии Репараты с высочайшим и самым пышным великолепием, дабы мастерство и могущество людей никогда не изобрели и не могли бы никогда предпринять чего-либо более обширного и прекрасного». Надо «...сделать нечто, соответствующее великой душе, которую образуют души всех граждан, соединенных в единой воле».
Разумеется, это постановление, принятое «в публичном заседании и тайном совете», ближе к горделивому духу античных республик, чем к христианскому смирению средневековья. Если Арнольфо ди Камбио (ок. 1240 — ок. 1310), начавший упомянутую постройку, был еще художником, связанным со средневековыми приемами строительства, то завершил ее своим радостным величавым куполом более ста лет спустя один из величайших архитекторов Возрождения Филиппо Брунеллески (1377 — 1446). Это завершение действительно достойно гордого замысла строителей собора и свидетельствует о новом мировосприятии, об утверждении земной жизни. Не столько огромный размер купола, сколько гармоническая ясность, с какой зодчий превращает тяжесть в легкость и красоту, говорят о мощи нового человека.
Внешне отношение к церкви людей новой эпохи в Италии как будто мало изменилось. Итальянцы в подавляющем большинстве исполняли обряды католической церкви, не выступали против ее догматов, духовенство и его глава римский папа, несмотря на ряд политических поражений, продолжали обладать огромной властью и из Рима диктовали законы западному христианскому миру. Даже изобразительное искусство хотя и стало чаще обращаться к образам античности, все же преимущественно изображало эпизоды из евангелия, библии, жизни святых. И все же переворот был огромным и глубоким, и это наиболее впечатляющим образом выразилось именно в искусстве. Не потустороннее, а земное стало содержанием нового искусства, религиозный рассказ получил светское толкование.
Античные памятники в это время становятся как бы примером, образцом. В обиход входит понятие о «новой манере», противопоставленной «манере старой», готической и византийской.
Разумеется, ростки нового пробиваются постепенно и в разных местах. Одним из произведений итальянского искусства, в котором еще в рамках средневекового искусства новые начала выступили очень ясно, была мраморная кафедра для проповедей в баптистерии (крещальне) в Пизе (1260), созданная скульптором Никколо Пизано (1220/25 — 1278/84). В этом произведении религиозная догматическая сторона играет еще большую роль, но в декоративных рельефах и круглых фигурах видны уже начала совсем иного порядка. Особенно ярко это выступает в аллегорической фигуре «Силы», воплощенной в образе молодого обнаженного атлета. Не только в анатомической трактовке мощного тела, — в самом восприятии изображенного воплощено новое мировоззрение. Это уже не «грешная плоть», которой нужно стыдиться и которую по христианской догматике надо было умерщвлять, а восторженное утверждение физической красоты и силы человека. В художественном отношении это одна из удачнейших частей всего комплекса кафедры.
Конец XIII — начало XIV века в Италии называют «Проторенессансом», как бы преддверием Возрождения, когда новые начала проявились, но в борьбе с остатками готического средневековья еще не развернулись во всю силу. В оценке явлений этой эпохи еще очень много спорного. Однако все яснее становится значение творчества таких мастеров, как Чимабуэ (ок. 1240 — ок. 1303) во Флоренции, Каваллини (ок. 1260 — ок. 1330) в Риме, Дуччо ди Буонинсенья в Сиене (ок. 1255 — 1319).
Несмотря на условную симметрию, застылость фигур, Чимабуэ в своих мадоннах (изображения богоматери с младенцем) выступает не как безымянный мастер, а как крупная творческая индивидуальность. Спокойным ритмом, композиционным строем он достигает впечатления высокого достоинства и сурового величия своих образов. К тому же стремятся и другие художники. Большая композиция, написанная на доске сиенцем Дуччо, изображающая мадонну со святыми, так и называется «Маэста» — «Величество» (1308 — 1311). Замечателен ее колорит — синие, красные, фиолетовые, зеленые тона сияют, как драгоценные камни.
В конце ХШ века родился подлинно гениальный художник, чьи творения причисляются к вечным ценностям искусства. Это Джотто ди Лондоне (1266/76 — 1337). По тематике своего творчества Джотто еще человек средневековья. Но в его фресках выражается новое мировосприятие. Он создает новые формы в искусстве.
Джотто был не только живописцем, но и выдающимся архитектором, чему свидетельство стройная и легкая, необыкновенно изящная кампанила (звонница) возле главного собора Флоренции Санта Мария дель Фьоре (завершена Таленти).
Самым замечательным произведением Джотто являются росписи в Капелле дель Арена в Падуе, построенной на месте античного цирка. В трех рядах композиций на стенах Капеллы художник изобразил сцены из жизни Христа, Марии, Иоакима и Анны, а также аллегорические фигуры добродетелей и пороков. Иногда — это драма («Оплакивание Христа»), иногда — спокойная бытовая сцена («Отправление Марии в дом Иосифа»). Как величествен Иоаким в своей тяжкой думе, возле недоумевающих пастухов («Возвращение Иоакима к пастухам»). В мощи его фигуры как бы предчувствуется суровое величие будущих фигур Мазаччо и самого Микеланджело. В творчестве Джотто художественная сторона задачи выступает на первый план. Пластическое чувство, композиционный талант сочетаются у него с острой наблюдательностью реалиста, с восторгом перед явлениями жизни.
Джотто опередил свое время, и лишь через сто лет другой флорентиец — Мазаччо — поднял искусство на еще более высокую ступень. Вместе с гениальным скульптором Донателло и великим архитектором Брунеллески Мазаччо (1401 — 1428/29) является определяющей фигурой первого этапа Возрождения — первой половины XV века. Мазаччо прожил очень короткую жизнь, далеким от житейских забот, думая только о совершенстве своего искусства. Вазари*, выражая мнение людей своей эпохи, так определяет его историческую заслугу и его понимание задач искусства: «Что до хорошей манеры живописи, то ею мы обязаны Мазаччо, потому что он, в своем стремлении к славе, полагал, что живопись должна быть не чем иным, как воспроизведением в рисунке и красках всевозможных предметов живой природы такими, какими они созданы ею...»