Буквально через две страницы — новая «находка». Автор говорит о «заблуждении», согласно которому «авторская песня на сегодняшний день якобы осталась в прошлом — в породивших ее (что, кстати, само по себе неправда) 60-х» (с. 49). Пусть Л.А. Левина укажет нам хоть одну серьезную работу, где утверждалось бы, что авторскую песню «породили» 60-е годы. А если так пишут в работах несерьезных — нужно ли ломиться в открытую дверь и спорить с ними в претендующем на серьезность литературоведческом труде?
Ну ладно, это мелочи. Но не все ясно и в крупном. Когда встречаешь в книге очерки о жанровой традиции баллады или басни в авторской песне, хочется спросить: а почему именно эти жанры? Почему нет, например, очерка об элегии, явно характерной для творчества Окуджавы или Клячкина? Когда читаешь очерки о поэзии Визбора и Ланцберга, и подавно недоумеваешь: по какому принципу для персонального анализа отобраны только эти две фигуры? Сами очерки написаны, как нам кажется, неплохо. Так, в первом из них содержится тонкий анализ мотива луны в песнях Визбора, выдающий в авторе книги особое пристрастие и к мотивному анализу как таковому, и к поэзии данного барда (хотя приходится еще раз удивиться тому, что автор не заметил пусть небольшого, но все же специального исследования по этому вопросу [7]). Ничего не имеем и против Ланцберга, но ведь есть авторы покрупнее... Вновь выбирается то, что ближе, понятней, обдуманней.
Одним словом, главный недостаток книги Л.А. Левиной — в ее несоответствии заявленному научному жанру: она пишет не монографию, а скорее популярную работу, где за видимостью научности кроется очень субъективный, очерковый, эссеистский подход. Популярный характер издания проступает и в стиле, отнюдь не академическом («окололитературная халтура», «блаженной памяти ХХ век»...), и в обильном цитировании песен, неоправданно (для монографии) увеличивающем объем книги. Если она адресована специалисту по авторской песне, то нет смысла приводить в ней полный текст, скажем, «Горнолыжника» Визбора или «Городского романса» Галича. Специалисту они хорошо известны, а соответствующие тексты у него всегда под рукой. Если же адресатом книги является читатель неподготовленный, с материалом знакомый слабо — то так и надо сказать.
Стоило обозначить жанр книги как «очерки» или «этюды», отказаться от обязывающего к полноте охвата наукообразного подзаголовка «Эстетика и поэтика авторской песни» — и критерии оценки оказались бы иными, да и достоинства книги стали бы заметнее. Сильная же сторона работы Л.А. Левиной состоит, на наш взгляд, прежде всего в умении анализировать отдельное произведение. Несколько страниц, посвященных «Чудесному вальсу» Окуджавы или визборовской «Речке Наре», представляют собой тонкие и точные министатьи внутри книги. Конкретика оказывается убедительной и выигрышной, особенно на фоне неоправданного замаха на «эстетику и поэтику».
Оставляя автора «Граней...» «в поисках жанра», обратимся к антологии «Авторская песня», претендующей на концептуальное осмысление авторской песни в целом [8]. Составитель ее — человек в области АП известный и лицо заинтересованное. Может быть, поэтому антология оказалась, как и песня, «авторской».
Д. Сухарев считает, что в антологии должны быть на равных представлены поэты, поющие собственные стихи, и поэты, на стихи которых написаны бардовские (по стилистике) песни. В итоге в книгу вошли подборки не только известных и менее известных бардов, но и Ахматовой, Блока, Багрицкого и многих других. Здесь даются их стихотворения с указанием фамилий авторов музыки. Сами же «авторы музыки» (в том числе, скажем, Виктор Берковский или Сергей Никитин) попали в одноименный вспомогательный раздел. При таком раскладе составитель антологии, на стихи которого «авторы музыки» написали немало песен, но который сам песен не пишет, попадает в один престижный ряд не только с Окуджавой и Визбором, но и с Пушкиным и Твардовским (это тоже барды, а вы не знали?). Что и требовалось доказать.
Мы, впрочем, не собираемся сводить все к амбициям составителя. Пожалуй, дело даже не в них, а в литературоцентризме его сознания. Ему, так сказать, хочется, чтобы поэзия была в авторской песне на первом месте. Да она и так на первом, это известно. Но все же есть в авторской песне «композиторская ветвь»: ее представляют авторы мелодий к чужим стихам, работающие в бардовской манере и делающие эти самые чужие стихи своей авторской песней. «Времена не выбирают» Никитина на стихи Кушнера — это не авторская песня Кушнера (кстати, такую форму поэзии и не жалующего) — это авторская песня Никитина. Он и должен быть представлен в основном разделе антологии.
Составитель этому принципу не следует (хотя на словах против «композиторской ветви» вроде бы не возражает), и оттого в книге возникают явные перекосы. Речь не о том, кому из бардов отдано больше места, хотя, например, едва ли справедливо представить Клячкина десятью текстами, а Кукина при этом — всего пятью: нам они видятся художниками примерно одного уровня. Но тут трудно сойтись во вкусах полностью, да это и не нужно. Речь о другом — о том, что подборка Кукина меньше соседствующей с ней (антология построена по алфавитному принципу) подборки того же Кушнера. А это уже принципиально несправедливо, ибо авторские песни пишет Кукин, а не Кушнер!
Другой пример: Александр Суханов, бард заслуженно известный, представлен в антологии... одной песней. Ну конечно, знатоки догадаются открыть подборку Овсея Дриза и найдут там «Зеленую карету», где «автор музыки» — Суханов. А человек не очень сведущий и не заметит какого-то Суханова с одной песней...
Литературоцентризм незаметно прокрадывается и в так называемые маргиналии — короткие попутные цитаты, сопровождающие подборки поэтических текстов. Вот, скажем, Высоцкий, удостоенный весьма двусмысленной ссылки на Иосифа Бродского, якобы «с грустью» сказавшего: «Это прежде всего очень хорошие стихи, и я думаю, что было бы лучше, если бы они так и были стихами, а не песнями. То, что Высоцкий их поет, сильно мешает восприятию» (с. 121). После этого удивляешься: зачем же плохого барда включать в антологию «Авторская песня»? И как отнестись к «широчайшей известности и признанию у самых разных слоев населения», констатированным в составительском врезе к подборке Высоцкого? Выходит, со вкусом у этих самых слоев было неважно...
Недоразумение вышло и с Геннадием Шпаликовым. Из вреза (куда более развернутого, чем у Высоцкого) узнаем, что поэт «некоторые свои стихи пел под гитару на собственную мелодию»; одна даже названа — «ставшая популярной песня “Ах ты, палуба, палуба”» (с. 518). Но в подборку Д. Сухарев включил только песни, музыку к которым написали другие авторы. Получается, что в антологии представлен поэт Шпаликов, но бард Шпаликов, и без того почти не известный читателю и слушателю (его немногочисленные авторские записи не изданы), ею фактически проигнорирован.
Немного странно при этом, что «литературоцентричный» составитель склонен апеллировать к авторитетам не столько литературно-критическим и литературоведческим (чего жанр антологии вообще-то требует), сколько к каэспэшным, предполагающим оценки все же любительские, «самодеятельные». Так, критерий номер один для авторской песни он видит в том, «признано» ли произведение «своим в Государстве КСП» (с. 28). Стоит ли придавать этому, довольно расплывчатому, критерию такое большое значение? Известно, что крупнейшие барды от КСП были далековаты и считали себя профессиональными поэтами, даже если и не имели членского билета Союза писателей. Между тем, в одном из входящих в книгу очерков под общим названием «Введение в субъективную бардистику» Д. Сухарев приводит попавший ему на глаза «реестр бардов по версии президента одного из КСП» (с. 29), состоящий из восемнадцати имен. Любопытно, однако, что в этом «реестре» ни Пушкина, ни Ахматовой нет, зато Берковский и Никитин как раз есть.
Составитель, конечно, не особенно скрывает, что его «бардистика» — субъективная. Наверное, не обошлось здесь без вдохновляющего примера Евгения Евтушенко с его «Строфами века»: ведь если можно издать русскую поэзию «по Евтушенко», то почему нельзя издать авторскую песню «по Сухареву»? Да потому, что по «Строфам века» русскую поэзию изучать все равно никто не будет — для того есть издания академические, есть и «объективные» антологии. Но по авторской песне, в сущности, ничего аналогичного еще нет. И для человека, который возьмет в руки этот массивный, богато иллюстрированный, хорошо оформленный (хотя, увы, проклеенный, а не прошитый) том, — он должен был бы стать важнейшим ориентиром в мире авторской песни. Увы, не стал.
2
Жанр сборника научных статей кризисам, казалось бы, не подвержен. Но, оказывается, и здесь все не так просто.
В 2002 г. ГКЦМ издал шестой выпуск ежегодного альманаха «Мир Высоцкого. Исследования и материалы» [9]. Есть все основания полагать, что он станет последним. В результате кадровых перестановок в Музее теперь там, по-видимому, меняется концепция научной работы и сворачивается активная издательская деятельность, которая придавала этому учреждению заметный авторитет в гуманитарной среде.
Проще всего сожалеть о прекращении замечательного издания и ностальгически «вздыхать о прежнем, о былом», когда исследователи имели и надежную трибуну, и исчерпывающую информацию: ведь значительное место в каждом выпуске занимали обзоры, рецензии, аннотации, библиографические списки. Но полезнее задуматься о судьбе этого издания.