Последняя категория: опережение событий. Она касается 4,6% высказываний и выглядит, приблизительно, следующим образом: "С Бретанью покончено, с Францией покончено, все то, что раньше так называлось, теперь является Европой", или в случае необходимости: "С Европой, покончено, все то, что раньше так называлось, теперь является миром".
БС и общественная связь
Я пытался понять, допускают ли бретонцы возможность для небретонцев включатся в процесс БС. И я констатировал, в их ответах, живую приверженность тому, что один из интервьюированных выразил в двух словах: "право сердца". Другими словами, признается возможность стать бретонцем за всяким, кто любит Бретань, ее пейзажи, ее людей или ее культуру. Можно стать бретонцем при условии любви, что предполагает, конечно, очень большое усилие по обретению сходства с другими бретонцами.
С другой стороны, мне казалось, в контексте наших бесед, что общественная связь прочна в Бретани. Это что-то, что, можно получить, а contrario, воспользовавшись исследованием количества голосов отданных за Национальный Фронт, так как в целом, можно допустить, что это соответствует уровню социального отчаяния. Голосование за Национальный Фронт, в Бретани четко ниже среднего французского уровня. Можно, таким образом предположить, что социальная тревога относительно менее сильна в Бретани, чем в целом во Франции. Кроме того, в беседах опрашиваемые часто декларируют своё счастье. Они выражают, конечно, озабоченность, досаду по поводу безработицы, и т.д. Но когда речь идет о факте своей жизни в Бретани, они говорят: "О! В Бретани хорошо, я не хотел бы жить в другом месте". Таким образом, я пытался увидеть, что могло бы обусловить некоторую надежность социальной связи. Парадоксально, но как важнейшие факторы были названы проживание в сельской местности и бокаж. Лес издавна был представлен как изолирующий фактор. Но если верно, что люди разделены географически и материально, это обязывает общество к объединению своих членов и усилению связи между ними. Таким образом, общественная практика встреч и общения скорее усилилась за последние годы и отметилась географической мобильностью, в то время как в областях группового проживания, где у людей вошло в привычку жить обособленно от других, и где социальные правила, более направлены на изоляцию индивидуума, чтобы гарантировать его частную жизнь, мобильность способствовала тому, чтобы усилить отчуждение между людьми. Этот тезис я взял у Эрве Ле Браза (Herve Le Bras).
Устойчивость некоторых ценностей кажется также играла благоприятную роль для общественной связи. Это традиционные ценности, такие как работа, семья, воля, честолюбие, верность, справедливость и честность. Они благоприятствуют общественной связи и кажутся связанными с христианством. Таким образом, кажется, что христианское наследие, которое еще заметно в бретонском обществе, играет роль общественной связи. Бретань, в европейском движении перехода от "модели католической" к "гуманистической светской модели", немного отстает. Но что с ней произойдет, когда она присоединится к другим регионам, более дехристианизированным? Бретонские культура и самосознание - являются ли они неразрывно связанными с этими следами католицизма? Стало быть, все будет разрушено? Или другая идеология заменит католическую религию? И в случае необходимости, бретонские регионализм, сепаратизм или национализм, могли бы играть роль объединяющей идеи, роль, которую до настоящего времени выполняла католическая религия?
Заключение
Бретонский вопрос всеобъемлющ не только по своей истории, даже очень современной: он вписан в мировой контекст кризиса современности основанном на универсальном Разуме, и размышлениях о будущем. Франция, одна из стран мира, идущая дальше, по пути отрицания традиций и меньшинств, констатирует сегодня, что ее модель республиканского интегрирования - в тупике: "республиканская модель, пишет Алан Турэн, (Alain Touraine) не продвигает больше страны к будущему выбранному всеми от имени ценностей свободы, равенства и общности интересов; она оберегает нажитые выгоды и главным образом чрезмерную власть административных и иногда профсоюзных манипуляторов, которые защищают, от имени общих правил, наиболее усредненные категории ..."
Интересно наблюдать как в Бретани, несмотря на насильственную акультуризацию, эта модель интегрирования породила с течением веков, отличие устойчивое и поныне. С одной стороны, бретонский язык еще употребляется несколькими сотнями тысяч людей, даже если его следы быстро затушевываются. С другой стороны, активное национальное меньшинство создает культуру (лингвистическую, музыкальную, хореографическую, и т.д.) обновленную и приспособленную к современной жизни. И главным образом, большинство бретонцев отныне гордо разницей, даже если она в настоящее время больше умозрительного порядка. Наконец, бретонское отличие выражается мирным способом, без следа ненависти или желания ссоры: бретонцы не цепляются, судорожно, за свое самосознание.
Несколько иначе дело обстоит с той частью французской интеллигенции, которая плохо переносит то, что ее культура больше не представляет собой универсальной модели. По отношению к англо-саксонскому миру, она стоит на защите своей культурной "самоиндентификации", которую она трактует как исключительную. По отношению к культурам, которые живут на ее территории, она переживает потрясение: "страсти, пишет Michel Wieviorka, взрываются, среди представителей интеллигенции, как только произнесены такие слова как "культурное различие", "мультикультурализм ", "меньшинства"... "Франция, добавляет он, страна которую страшит идея [стремительного роста иных, отличающихся самосознаний], и которая, обычно, чувствует угрозу своему культурному месту в мире". Чтобы избежать роста опасности - речь идет о популизме, о замыкании сообществ внутри себя, или неолиберализме сверх всякой меры - следовало бы проявить добросердечность: неправда, что Европе и Франции необходимо было бы выбрать между универсализмом и возвращением к племенам. Как написал Алан Турэн, "мультикультурализм не является оппонетом европейскому универсализму; он является другой его стороной". И, прежде чем каждый станет защищать свое "самосознание "когтями и зубами", не будет ли предпочтительнее защищать уважение к "инакости"?
Действовать и рассуждать в пространстве "инакости" предполагает другие политические решения, отличающиеся от узко государственных. Однако, не этого ли требует современный контекст? Эдгар Морин (Edgar Morin) показывает в своей работе ЗЕМЛЯ - РОДИНА что, повсюду в мире, существует сегодня настоящее осознание общности земной судьбы. Этому можно только порадоваться…
Если Франция и другие подобные государства немного расслабятся и признают настоящие коллективные права за меньшинствами; еще лучше, если наднациональным образованиям - таким как Европа - удалось бы осуществить политический суверенитет и признание таких прав, основанных на уважении "инакости" - нельзя ли представить, что меньшинства довольствуются - как это сделала Каталония в Испании, например - полнотой прав, без обязательных попыток борьбы с государством или создания нового государства? Это привело бы к форме федерализма, противоположного французской практике. Франция, таким образом, пишет Жан-Луи Quermonne, "не может оставаться глухой по отношению к трансформациям которые происходят на ее территории. Иначе она не найдет в своем арсенале децентрализации средств, чтобы на них ответить".
Бретонцы, которые не считают себя сторонниками автономии, не кажутся, конечно, теми, кто сегодня создает опасность для французского государства. Но они ждут большего уважения к своему культурному своеобразию и больших экономических прерогатив. Ибо, пишет Ismail Kadare,
"народы не надеются никогда всуе, как те, кто остаются мечтать в одном шаге от своей двери. Когда народ ожидает чего - либо, он на пути к тому, чтобы создать то, чего он ожидает ".