Как правило, Георгий изображается воином: на коне (часто в паре с вмч. Феодором Стратилатом в симметричной композиции, где всадники направлены друг к другу), пешим, как на византийских иконах,– в рост, с копьем в правой поднятой руке, левой опирается на большой щит или в молении. На многочисленных чеканных иконах X–XI вв. изображен пеший Георгий, в рост. Наиболее ранние известные грузинские памятники данного иконографического извода относятся к посл. трети X века. Этот же тип изображения широко представлен в росписи храмов и на живописных иконах. Лишь в Грузии встречается иконографический извод, представляющий Георгия в молении – святой в воинских одеждах, в рост, в развороте, с поднятыми перед грудью руками, предстоит Христу в небесном сегменте. Его щит и копье стоят вертикально отдельно, либо расположены за спиной. Сохранилась также живописная икона XII в. с парным образом молящихся воинов вмч. Георгия и вмч. Феодора: изображены в легком повороте, руки воздеты в молении, между ними – один листообразный щит. В византийском искусстве подобная композиция моления воинов известна лишь на фрагментарно сохранившейся каменной иконке. Иконография Георгия на троне не получила широкого распространения, однако встречаются единичные примеры: например на одной из пластин серебряного чеканного предалтарного креста с житийным циклом из Горис Джвари (XV в., ГМИГ): Георгий-воин восседает на троне, с попранным драконом у ног, согнутая в локте правая рука – на поясе, в левой, отведенной в сторону руке – увеличенных размеров меч воспринимается как символ победы. Своеобразен тип Илорского Георгия – рядом с традиционным изображением пешего Георгия помещен чудотворный бык. Этот образ святого отображает местную традицию заклания быка.[21]
Широко известный в Грузии в X–XI вв. образ Георгия на коне почти неизвестен в других странах, включая Византию. Различаются 3 типа изображения. Одним из самых распространенных является изображение Георгия-всадника (без змия), попирающего змия или фигуру человека. По мнению Г. Н. Чубинашвили, «все три решения хронологически не зависят друг от друга, а появились… независимо.., как параллельные ответы на одно задание»[22]
В грузинском искусстве представлены древнейшие образцы житийного цикла Георгия, характеризующиеся большим разнообразием сюжетов. Уже в XI в. искусство Грузии хорошо знало развитый иконографический цикл жития святого.
Хорошо отработанная, сформированная иконография Георгия и его житийных сцен, дала возможность исследователям (Н. П. Кондаков, Г. Н.Чубинашвили) предположить местное происхождение некоторых образов, в частности, типов Георгия-воина и Георгия-всадника.
1.4 Изображение святого Георгия в эпоху Возрождения
Несмотря на отличительную черту эпохи Возрождения - светский характер культуры и её антропоцентризм, в это время существовало много сюжетов и на религиозную тематику. Образ св. Георгия встречается в творчестве П. Уччелло, Р. Санти, В. Карпаччо, Тинторетто.
Паоло Уччелло. Легенда о битве святого Георгия с драконом - один из популярнейших сюжетов в истории мировой живописи. Многие художники прославляли подвиги святого, но, ни одна из их работ не может сравниться с великолепной картиной Уччелло «Битва святого Георгия с драконом»[23]. Все элементы этой сложной композиции - благородный рыцарь, прекрасная принцесса, омерзительное чудовище, дикий пейзаж, неспокойное небо - как нельзя более гармонично соотносятся друг с другом. К сожалению, мы не знаем ни истории создания "Битвы святого Георгия с драконом", ни даже того, где она находилась до 1898 года. Однако по ряду признаков искусствоведы, в том числе М.В. Алпатов в работе «Этюды по истории русского искусства»[24], установили, что ее следует отнести к поздним работам Паоло Уччелло. Этот вывод стоит, по меньшей мере, на трех "китах". Во-первых, художник не единожды обращался к сюжету о святом Георгии и драконе - существует еще одна картина, и в ее композиции использованы практически все те же элементы, что и в рассматриваемой "Битве". Но написана она с меньшим мастерством, что позволяет говорить о том, что мастер создал ее раньше, чем ту картину, которую мы сейчас видим перед собой. Во-вторых, установлено, что персонажи поздней "Битвы" одеты в костюмы, вошедшие в моду не ранее 1450-х годов. В-третьих, она написана не на доске, а на холсте, не использовавшемся широко итальянскими живописцами вплоть до второй половины XV столетия.[25]
Рафаэль Санти. Самые ранние произведения Рафаэля дошли до нас от 1501 и 1502 гг., то есть от того периода, когда он работал в мастерской Перуджино. Стилистика мастера оказала на Рафаэля очень заметное влияние. Рафаэль настолько усвоил манеру своего учителя, что зачастую их работы трудно различить. Лишь к 1504 г. он постепенно освобождается от влияния своего учителя, не отрицая его искусства, но перерабатывая его формы в более совершенные, более гармоничные.
В 1502-1503 гг. Рафаэль несколько раз обращается к образу св. Георгия. В «Святом Георгии», написанном в 1502 году[26], тоже присутствуют чисто умбрийские приметы ландшафта, пространственная широта далей. Прозрачные и декоративные кроны деревьев в глубине, крепко, уверенно прорисованная, материально написанная лошадь со всадником.
Другой вариант «Святого Георгия» (1505 г.)[27] еще более гармоничен, поскольку здесь фигура более удачно вписана в формат, не столь вырывается из него, как предыдущая, в которой фигура коня, может быть, несколько великовата для обреза картины. В этих ранних работах вырабатывается и его почти интуитивное, великолепное чувство соразмерности, пропорциональности всех соотношений: фигуры с фигурой, фигуры с целым, фигуры с группой, фируры с плоскостью картины, масштаба целого и масштаба частности. Все это балансирует пока на грани Высокого и Раннего Возрождения. В изображениях «Святого Георгия» чувствуется столь же сильное влияние поздних кватрочентистов, сколь и обещание Высокого Ренессанса.[28]
Витторе Карпаччо. Карпаччо в первом десятилетии XVI века он исполнил три цикла композиций, из которых особенно широко известны картины для «Скуола Сан Джорджо дельи Скьявони» в Венеции. Они воспроизводят сцены из жизни святых Иеронима и Георгия. В «Битве Святого Георгия с драконом[29] святой представлен прекрасным белокурым рыцарем, бесстрашно поражающим копьем сказочного дракона. В сцене «Триумфа Святого Георгия»[30] героя приветствует на городской площади яркая восточная толпа в пестрых костюмах. Старцы в чалмах и дорогих расшитых халатах, разнообразные костюмы женщин, их причудливые головные уборы — все это увидено художником на улицах Венеции, которая вела оживленную торговлю со странами Востока.[31]
Тинторетто. У Тинторетто и мастеров его школы, едва ли не впервые в искусстве итальянского Возрождения, одним из важнейших средств, непосредственно выражающих отношение художника к изображаемым событиям, наряду со светотенью, цветом и фактурой, стала пространственная композиция, которую понимали как среду, насыщенную бурным внутренним движением.
Ярким примером такой композиции может служить картина “Святой Георгий, убивающий дракона”(1553 г.)[32], написанная одним из художников школы Тинторетто. Всадник на бешено скачущем коне буквально вылетает из глубины. Это стремительное движение подчеркивается не только манерой письма, динамичными, спешащими друг за другом мазками, но и множеством деталей. Развевающийся плащ, копье в руке Георгия, рассекающее картину по диагонали, резкое перспективное сокращение замка, мятущиеся в глубине фигурки люден — все подхватывает и развивает основной мотив движения. Экспрессия пронизывает всю композицию, не оставляя ни одной “нейтральной” детали. Так внешними экспрессивными средствами художник взволнованно раскрывает смысл происходящего события — победу Георгия над драконом, которому была отдана в жертву царская дочь.[33]
Мы проанализировали некоторые известные памятники, запечатлевшие высокий подвиг св. Георгия и увидели, что на Руси Георгия почитали, как одного из святых христианской церкви. Тем ни менее, он являлся наследником языческих богов и героев, вроде Персея или Хорса. В драконе под ногами его коня видели то побежденное язычество, то темные силы природы. При этом одно значение не исключало другого. Георгий сближался и с героями средневековой легенды: и с Михаилом Архангелом на белом коне, и с Никитой, поражающим дьявола, и с Ильей-пророком, причастным к молнии. На Руси он был сродни киевским богатырям-змееборцам, в Сербии — национальному герою Марку. Все эти сближения придают легендарному образу Георгия многогранность. Вместе с тем и византийские и древнерусские мастера подчеркивали в изображениях Георгия различные черты. То это всесильный заклинатель, который одним своим словом в состоянии покорить свирепое чудовище, то стойкий проповедник, то смелый воин, то бесстрашный искатель приключений, то гордый триумфатор, то заступник и защитник людей. Возникновение в XII—XV веках таких живописных шедевров, как новгородские иконы Георгия, было явлением не случайным. В общественной жизни Новгорода большую роль играли демократические силы, в его искусстве явственно слышен был голос народа.[34] В московской живописи XIV—начала XV века встречается меньше изображений змееборства Георгия. Однако в иконографии Георгия произошли изменения, которые свидетельствуют о его возросшем значении. Вместе с Дмитрием Георгий был отнесен к числу святых, занявших почетное место в церковной иерархии. Представление о Георгии как заступнике и защитнике так прочно укоренилось в народном сознании, что на протяжении XV века на Руси властями делались неоднократные попытки объявить народного героя своим союзником и покровителем и этим поднять свой авторитет. На протяжении средних веков, когда церковно-аскетические представления способны были вытравить всякие понятия о гуманизме, образ святого воина сохранял родство с античным идеалом героизма. В средневековом искусстве Западной Европы в образе Георгия более полно проявились рыцарские представления. Георгий — это бесстрашный завоеватель. Итальянским мастерам Возрождения удавалось опоэтизировать самую борьбу Георгия. Они опирались на античные традиции, восходящие к стелле Дексилея. У Карпаччо подчеркнуто равенство наступающих друг на друга противников. В картине Рафаэля, созданной, видимо, под влиянием образов Леонардо, все выглядит так, будто изящный рыцарь торжествует над страшным чудовищем не столько благодаря своей силе и ловкости, сколько благодаря своей обаятельности и юношеской прелести. Можно отметить, что в тоже время все эти образы однотипны и лишены индивидуальности.