В иконографии Георгия древнерусские памятники занимают особое место. В русских Георгиях нет такой безудержной удали, смелости и задора, как в средневековых рыцарях, но в них нет и следов себялюбия, свойственных искателям приключений, эпохи Возрождения, зато в русских изображениях Георгия сильнее подчеркивается, что он вступает в бой во имя исполнения своего долга и веры. В Древней Руси змееборство передается не так осязательно и материально, как на Западе, менее подробны обстоятельства кровопролитной схватки. Зато иносказательный язык нашей иконописи позволил древнерусским мастерам не ограничиться передачей, лишь одной борьбы, но еще дать почувствовать, что в этой борьбе восторжествует герой.
Глава II. Осмысление образа Святого Георгия в русской литературе
2.1 Черты образа Георгия Победоносца в образе Петра I скульптора Фальконе
Медный всадник на Сенатской площади Петербурга стал мощным источником символики в русской литературе, поэтому необходимо обратиться к истории создания памятника Петру I , чтобы указать на факты, которые свидетельствуют о том, что образ святого Георгия повлиял на его создание.
"Медный Всадник" - знаменитый памятник Петру Великому (1782г.)[35] и державный символ Санкт-Петербурга и Новой России. В конной статуе преобразователя, попирающей огромного змея, хорошо угадывается один из важнейших символов русской истории, государственности и национальной культуры. Торжествующий герой на могучем вздыбленном коне, преодолевая препятствия, празднует победу над поверженным врагом. Образ Петра, как устроителя Земли Русской, былинного богатыря и героя-полубога, повелевающего стихиями, - удивительно точно совпадает с образом могучего Георгия Победоносца в национальной культуре России. Нет ни одного изваяния в истории русской культуры, которое могло бы сравниться с памятником Петру I, по своей прямой славе, по количеству и значительности отзвуков в литературе — от Пушкина до Блока и Белого.
По мнению С. Сендеровича, в этом есть некоторая загадка. Дело не объясняется только значимостью фигуры самого исторического Петра, в самом памятнике есть нечто, что пробуждало мысль и больше того — глубоко укорененную культурно-историческую интуицию.[36]
Со времен поздней античности и до нового времени прототипом конных памятников королям и военачальникам была конная статуя императора Марка Аврелия на Капитолийском холме в Риме. Конь этого памятника прочно стоит на четырех ногах, и всадник основательно и вертикально сидит в седле. Но памятник на Сенатской площади Санкт-Петербурга иной
Петр изображен верхом на вздыбленном коне, соответственно, несколько откинувшимся назад, с правой рукой простертой вперед; конь попирает змею. Мотив этот хорошо нам знаком и вместе с тем недосказан он лишь отчасти отвечает иконографии Георгия Победоносца. В этом неполном сходстве заключена загадка — тройная. Во-первых, возникает вопрос: заложен ли был Георгиевский подтекст: автором памятника или это чисто случайное совпадение, вроде игры теней? Во-вторых: каков действительный символический потенциал памятника в его культурном контексте? В-третьих: был ли отзвук Георгиевской иконографии распознан в памятнике интуицией поэтов? [37]
Памятник Петру был возведен на новой, завоеванной территории, в новом городе, заложенном им и построенном по европейским образцам европейскими архитекторами. Он был создан французским скульптором, который за 12 лет жизни в России, будучи окружен людьми, говорившими по-французски, так и не приобщился к русской жизни. Как же случилось, что он создал один из важнейших символов русской истории?
Этьен-Морис Фальконе к середине 1760-х гг. имел репутацию крупного и просвещенного художника и мыслителя, был приглашен в Россию и к лету 1778 года закончил работу над отливкой и обработкой статуи. Важнейшая особенность памятника — образ змееборца — задана ему одной деталью: змеей под ногами коня. Прямое упоминание о змее появляется в письме Фальконе к Екатерине, из которого очевидно, что авторство этой детали принадлежит скульптору, и он им гордится.
Скульптор решительно защищал свое намерение включить в композицию змея. Фальконе отстаивал свой проект, ссылаясь на конструктивную необходимость: змей поможет решить нелегкую задачу укрепления веса вздыбленной лошади.
С. Сендерович подчеркивает, что в рассуждениях о конструктивной роли змея проскальзывает и нечто иное: так скульптор видел Петра — это не просто аллегорическое добавление. Облик Петра для него неотделим от змея.[38] Так же автор говорит о том, что существует ряд документальных свидетельств, которые говорят о том, что замысел Петра-змееборца пришел из источников, чуждых образу Георгия Победоносца.Фальконе был представителем Просвещения в его самой рационалистической, французской разновидности. При этом он находился в глубоком творческом контакте не только с неоклассической и рационалистической аллегорикой, но и с традиционной христианской символикой и иконографией. Самое очевидное - всадник, топчущий змею, Георгий Победоносец,- был перед глазами Фальконе на государственном гербе России, в самом его центре, на груди двуглавого орла. Размышляя о будущем памятнике, разрабатывая его проект, скульптор должен был размышлять о его символическом аспекте, поскольку ему предстояло создать символ русской государственности и поскольку использование готовых, традиционных символов государственности для императорских памятников было частью традиции. Отказываясь от загроможденности памятника символами, он, тем не менее, не имел в виду отказа от символики вообще, а лишь стремился к компактному символическому эффекту[39]. Так же предпосылки для изображения Петра именно в таком виде, могли быть получены Фальконе во время его путешествия в Россию, и затем впечатление должно было вспомниться при разработке задачи уже в Петербурге. Путешествие по Германии могло быть также важным обстоятельством, в старинных немецких городах Фальконе мог видеть изображения и конные статуи св. Георгия. Конечно же, стоит обратить внимание на то, что замысел образа Петра, в качестве устроителя земли русской на разумных, добрых, но в то же время прогрессивных началах совпадает с образом Егория Храброго в русских духовных стихах, распевавшихся калеками перехожими. Он созвучен и очень близкому иконописному образу Георгия Победоносца – воина – защитника, так хорошо знакомому русскому человеку. Медный Всадник является не только памятником Петру, но памятником екатерининской эпохи. Именно в эту эпоху происходит государственная институциализация Георгиевского культа: в 1769 г. Екатерина II основала Орден Георгия Победоносца. В следующем году Фальконе завершает работу над моделью памятника.[40]Так происходит осмысление образа этого святого в народном и государственном сознании.
2.2 Змееборческий мотив в творчестве Пушкина
В своем творчестве к змееборческому мотиву Пушкин обращался, несколько раз.
В пьесе "Борис Годунов" (1825г.) важны мотивы, проходящие как бы между прочим. В середине драмы есть сцена 13, "Ночь. Сад. Фонтан". Здесь происходит объяснение Самозванца с Мариной Мнишек. Сцена завершается словами Самозванца:
Нет — легче мне сражаться с Годуновым
Или хитрить с придворным езуитом,
Чем с женщиной - черт с ними; мочи нет.
И путает, и вьется, и ползет,
Скользит из рук, шипит, грозит и жалит.
Змея! змея! — Недаром я дрожал.
Она меня чуть-чуть не погубила.
Но решено: заутра двину рать.[41]
В этот момент Григорий Отрепьев предстает в виде своеобразного змееборца.
Исследователь С. Сендерович, говорит о том, что в поддержку этой пока еще мало разработанной гипотезы можно добавить, что Пушкин мог сознавать народное сближение имен Георгий и Григорий, а также сходство - иконных образов (стоящих фигур) Стратилатов Георгия Победоносца и Димитрия Солунского, покровителя царевича Димитрия. Таким образом, «православное сознание, задающее индивиду его тип в образе тезоименитого святого, позволяет Самозванцу, знакомому с практикой перемены имени, отождествить себя с законным самодержцем путем мифологического, фольклорного присвоения имени».[42]
Воплощением результатов историософских размышлений всей жизни Пушкина явилась его, последняя поэма "Медный всадник" (1833г.) Посвященная размышлениям о русской истории, она сосредоточена на образе Петра I. Однако в центре поэмы не собственно Петр, а памятник Петру — это заявлено названием поэмы. Медный Всадник является в поэме Пушкина символом. Рисунки в рукописях поэмы свидетельствуют о том, что поэт был зачарован образом Медного Всадника не менее чем герой его поэмы. Он даже интересовался историей памятника.