В российском музееведении одной из основных функций музея признавалась функция документирования общее шейных процессов и явлений посредством памятников. Это подчас приводило к тому, что вещи выставлялись в качестве знаков или воплощения этих процессов. Такой иллюстративный подход позволял манипулировать музейными предметами на основании какой-либо идеи авторов экспозиций, либо выставлять их в качестве воплощенных ценностей, благодаря чему музей превращался в лавку антиквариата.
В XXI в. на эти проблемы стали смотреть в ином ракурсе. Возник вопрос о качестве знаний, представляющих информацию об истории и культурном наследии страны. Музей стал выступать как институт познания исторических и культурных ценностей и расшифровки их значений, а не только сопричастности к ним, рассчитанной на восприятие.
Соответственно, изменилось представление о концепции и миссии музея в обществе. Он стал представляться в виде информационного центра, который разрабатывает и на основе различного вида источников ведет базы данных по истории, культурному наследию и окружающей среде региона. Такую концепцию взял на вооружение Государственный исторический музей - быть источниковым центром по российской истории и культуре.
Отличительной чертой этой информационной системы является подлинность, оригинальность и показ в едином пространстве временной перспективы, т.е. историзм.
Изменились и требования к музею российского общества. В условиях кризиса, нарастающей неразберихи, неумения предвидеть в музей стали приходить в поисках жизненных ценностей, обретения душевного спокойствия, ощущения преемственности во времени и материала для формирования самобытности. В период перестройки россияне остро восприняли существенную смену общей картины мира. С позиций теории коммуникации это рассматривается как вариант информационной агрессии на базовую культуру. Следует признать, что страна еще не имела опыта воздействия в таких масштабах, поэтому мы не можем реально представить последствия такой агрессии3.
Записи посетителей в книге отзывов Государственного исторического музея свидетельствуют о том, что они приходят, чтобы познакомиться с историей страны (школьники и студенты пишут, что только здесь они поняли, что такое история), ощутить гордость за ее прошлое (некоторые пишут, что это единственное место, где можно испытать это чувство), понять нравственное значение поступков предков. Таким образом, миссия современного историко-краеведческого музея проявляется в том, что он должен стать институтом социальной адаптации, которая
19способствует выживанию в условиях быстро меняющегося мира путем использования организованных и всеобъемлющих с исторической точки зрения баз данных и коллекций. Такой институт должен служить инструментом структурирования действительноеги и формирования культурной и духовной самобытности. Главными его ценностями являются ответственность, уважение к жизни и терпимость.
Формирование такой концепции музейной коммуникации связано с местом музея в историческом информационном пространстве, которое составляют наука, образование и масс-медиа.
В исторической науке с конца 80-х гг. XX в. идет поиск теории, которая представила бы адекватно основу для объяснения прошлого. Плюрализм подходов мало способствует пониманию масс населения, тех или иных исторических явлений, да и сама информация о научных исследованиях почти не доступна. Возникновение империи фольклорной истории А.П. Фоменко и его последователей, чьи работы, в отличие от других научных трудов, издаются массовыми тиражами, ведет к дезориентации в научном познании и представлениях об истории страны.
В образовании разнообразие учебников, каждый из которых отличает свой подход (за 1997-1998 гг. было напечатано 28 учебников), ежегодная смена методик, введение тестовой системы не могут способствовать получению адекватных знаний по истории страны. Согласно социологическим опросам, школьники лучше знают А. Шварценеггера, чем А.В.Суворова4.
Масс-медиа, воспроизводя ситуацию информационной агрессии, подчас еще больше усугубляют дезориентацию в историческом пространстве.
Наличие этих явлений вряд ли может способствовать социальной адаптации. В обществе, особенно у молодежи, развивается кризис самоидентификации, что представляет определенную угрозу его развитию. Показательны в этом отношении результаты* опроса, который НИИ Московской гуманитарно-социальной академии/провел в 2001 г. среди столичных студентов и старшеклассников. На вопрос, готовы ли вы, если будет необходимо, отдать жизнь за Отечество? "Да" ответили 32%, "нет" - 38%, иное - 12%, затруднились ответить 18%.
Все эти факторы поставили музей в ряд немногих общественных институтов, способных на основе коммуникационной модели, о которой говорилось ранее, представить возможность такой самоидентификации. Переход общества на визуальную культуру еще более укрепил его позиции. Визуальное сообщение несет большее число информационных прочтений, чем вербальное, и является универсальным для процесса восприятия. Музейная экспозиция представляет собой именно такой
20
канал. В едином пространстве и времени она может дать представление о ie\ или иных метрических событиях и явлениях. Однако осуществление такой модели зависит от содержания коммуникации, которое тесно связано с адекватном интерпретацией культурною наследия страны. Это предполагает умение на основании фрагментов прошлой реальности воспроизвести взаимосвязанную картину гой культ>ры и общества, остатком котором они являются Та же задача поставлена перед м\ зеями в государственной программе «Кутьгура России 2001-2005» и является одним из основных требований при составлении концепций их развития и социальной оценки эффективности деятельности.
Решение этой задачи связано с семиотической моделью коммуникации и представления музейной экспозиции в качестве комплексной семиотической системы. В конце 80-х - начале 90-х гг. знаковый семиотический подход начал применяться ко всем культурным явлениям, в том числе и к музеям. В российском музееведении в целях исследования семиотической функции экспозиции были сделаны попытки использования вербальных моделей. Признание лингвистической мутации гуманитарного знания и моделей коммуникации, основанных на этом подходе, способствовало появлению представлений о существовании «языка вещей». Такие музеологи, как М.В. Гнедовский, связывали его с новыми способами осмысления предметного мира в области искусства, дизайна, архитектуры . Н.А. Никишиным была предпринята попытка разработки языка музейной экспозиции Он выделил в нем два структурных блока Один составляли музейные предметы, представленные в виде фе>юль-ника Фреге, где одна из вершин - сам музейный предмет, а остальное -его значение'. Знаковые пирамиды укладывались им в фундамент текста экспозиции гак, что зритель мог видеть определенные плоскости. Второй блок составляли их пространственные связи и отношения в тексте экспозиции, которые должны были осуществлять художники'1.
Чтобы был понятен инструментарий вербальной модели, обратимся к той из них, на основании которой проводились исследования семиотики культуры - модели Ю.М. Лотмана (тартусско-московская семиотическая школа). Все явления культуры трактовались им как разного рода коммуникативные механизмы, т.е. разного рода языки. Отсюда приоритетность лингвистических методов для их анализа, использование терминов, словаря или грамматики для описания совершенно далеких от естественного языка коммуникативных явлений. Определение такой роли естественного языка и лингвистического механизма связано с рассмотрением первичных и вторичных моделирующих систем как объекта семиотики. Под первичной понимался язык, под вторичной -
21литература, театр, кино - принимали на себя большое число языковых характеристик, поскольку базировались на языке7.
Однако такая модель неприменима к музейной экспозиции, которая, как уже отмечалось, представляет визуальный вид коммуникации, связанный с процессом перекодировки вербальной в невербальную и невербальной в вербальную сферу.
В этом ракурсе наиболее близкой для нас является модель, предложенная итальянским семиотиком Умберто Эко. Он занимался исследованием визуальной коммуникации и считал, что далеко не все коммуникативные феномены можно объяснить с помощью лингвистических категорий8. В естественном языке значение оказывается заданным заранее, в визуальном оно вырабатывается по мере получения сообщения. Отличие визуальной коммуникации он видел в том, что знаки ее объектов не являются единицами членения, соотносимыми с фонемами языка, потому что они лишены предзаданного позиционного и оппозиционного значения. Сам факт их наличия или отсутствия еще не определяет однозначно смысла сообщения - они значат только в контексте (точка, вписанная в миндалевидную форму, означает зрачок) и не значат сами по себе. Они не образуют системы жестких различий, внутри которой точка обретает собственное значение, будучи противопоставленной прямой или кругу9.
Таким образом при построении визуальных текстов экспозиции вещь, как знак, приобретает значение в определенном контексте10. Культурно-исторический контекст означает соотнесение явлений вещественных с явлениями социальными, детерминирующими их. Часто контекст определяется как круг событийных векторов и идеологических констант определенного временного периода, концепция бытия данной культуры в плане исторических и ментальных событий".