Социальной мобильности и быстрым изменениям образа жизни во многом способствовали железные дороги, действующие в Англии с 1825 г.: люди могли позволить себе жить в одном городе, а работать в другом. Лондон, который стал самым большим городом мира, предлагал рабочие места представителям новых массовых профессий — инженерам, бухгалтерам, архитекторам, юристам, которые, в свою очередь, образовали рынок потребителей для новых универсальных магазинов и клиентуру новых ресторанов. Недорогие железнодорожные путешествия также сделали лондонские магазины более доступными для всех, а это означало широкое распространение городской моды, норм единообразия и благопристойности во внешнем облике викторианцев: они, как правило, носили костюмы темных тонов, что напрямую было связано с городским образом жизни.
Тот факт, что вскоре по движению поездов начали проверять часы, отражает еще одно изменение в повседневной культуре того времени: в ее основание были положены методичный расчет и точность. Общезначимую ценность точности в жизни англичан XIX в. можно проследить в научных исследованиях (особенно в физике) и в банковских расчетах; в повседневной жизни англичан викторианского периода повсюду сопровождали детальные инструкции, подчеркивавшие, насколько важно быть точным [Schaffer, 1995].
Помимо точности, город как средоточие деловой жизни требовал от викторианцев сдержанности и быстроты решений. Но индивидуализм и принцип дистанции в общении, скорость и многообразие контактов не удовлетворяли потребности в общении в полной мере в силу своей поверхностности. Поэтому в городской жизни появляется всеобщее стремление к созданию небольших групп и сообществ, в которые мобильный индивид, движущийся по городу в поисках выгодных сделок, входил в зависимости от своих частных интересов. Он нуждался в новой информации, в коллективном обсуждении новостей экономической, политической, литературной жизни, в выработке общей оценки происходящего. Это способствовало появлению театров и клубов, организации выставок и галерей, концертов как новых мест для респектабельного отдыха представителей среднего класса. Эти тенденции отмечает в своей книге «Философская антропология» Б. В. Марков [1997]. Об этом же пишет и К. Дункан в статье о процессе создания Национальной галереи в Лондоне XIX в. Конечной целью общения было создание нового респектабельного пространства коммуникации для представителей средних классов [см.: Duncan, 1999].
Городские улицы считались неподходящим местом для встреч, споров, свиданий или прогулок, попытка вступить в разговор с незнакомым человеком на улице казалась викторианцам неуместной и даже антиобщественной. Улицы существовали лишь для того, чтобы без помех добраться из одного места в другое, в то время как городские парки стали еще одним местом общения, где вполне допустимо было сбросить маску отчужденности и вести себя более непринужденно.
Существенно изменилось отношение к природе: более всего стал цениться «прекрасный вид», повышающий стоимость загородного дома. Жизнь за городом — идеал викторианца, не досягаемый для бедноты. Образ жизни старой земельной аристократии как привилегия избранной касты оставался в викторианской Англии непререкаемым идеалом, однако призывы возвратиться к «традиционному образу жизни» носили коммерческий характер и стали викторианскими городскими мифами о сельской Англии. Выработанная веками и доведенная до совершенства традиция проживания в условиях сельской местности — не только сам образ жизни, но и подсознательная философия ее обитателей — была практически уничтожена. Тем не менее торжество динамизма вызывало тоску по этим социальным устоям, что привело к огромной роли традиции, несмотря на многочисленные перемены этой эпохи. Это обстоятельство стало причиной ряда социокультурных особенностей, характеризующих викторианство.
С одной стороны, это торжество технического динамизма, значительная социальная мобильность приводят к страстному желанию многих викторианцев сохранить устойчивость в обладании вещами, сохраняющими свою ценность. Следовательно, можно говорить о том, что одна из парадоксальных особенностей викторианской культуры состоит в том, что в эту эпоху, которая вошла в историю культуры благодаря очень устойчивой и своеобразной системе духовных и нравственных ценностей огромное значение придавалось материальным ценностям, обладанию вещами. Однако можно обнаружить внутреннюю взаимосвязанность ценностей бытия и ценностей быта как двух измерений культуры: ее обусловливает то обстоятельство, что в то время модернизация общества начинает приобретать качественно необратимый характер, затрагивающий наиболее фундаментальные устои жизни. Помимо утилитарно-функционального смысла вещи, который также обладает культурным измерением, сразу возникает и эмоционально-личностный аспект. В Викторианскую эпоху, как ни в какую другую, вещи становятся предметами особой привязанности и атрибутами личности, воплощениями переживаний, эмоций, памятных ассоциаций.
Этот инстинкт собирательства стал одной из доминант существования многих викторианцев среднего класса. Королева Виктория разделяла взгляды буржуазии и в отношении предметов быта, свидетельства тому можно найти в ее биографиях (в частности, написанных Л. Стрэчи, Э.Энтони). Она обладала не только громадным состоянием, но и неисчислимыми предметами обихода: она унаследовала невероятное количество мебели, фарфора, разного рода безделушек, которые считались «настоящими» ценностями, и эти запасы изрядно пополнялись за счет покупок, сделанных ею за долгую жизнь. К тому же со всех частей света нескончаемым потоком шли подарки. «За всей этой невероятной массой вещей она постоянно и пристально следила, причем изучение и сортировка этих предметов доставляли ей глубокое внутреннее удовлетворение. Инстинкт собирательства коренится в самой человеческой природе. В случае с Викторией он был обязан своей силой двум доминирующим мотивам — всегда присущему ей ощущению собственной личности и страстному стремлению к возведению прочных барьеров против времени и перемен, которое с годами росло и в старости стало почти одержимостью» [Стрэчи, 1999, 329].
Институту собственности в эпоху викторианства придавалось настолько большое значение, что его считали одним из непременных условий культурной эволюции. Такие элементы культуры, как ценности, установки, обычаи, правила владения и наследования собственности, рассматривались в качестве высшей степени развитости социальной организации. Так, один из основателей культурной антропологии Л. Морган в 1871 г. подчеркивал: «Трудно переоценить влияние собственности на цивилизацию человечества. Она была и остается свидетельством его прогресса. Высшая страсть цивилизованного разума — это ее приобретение и наслаждение ею. В самом деле, правительство, институты, законы порождают множество агентов, предназначенных для создания и охраны собственности» [цит. по: Орлова, 1994, 141]. Итак, наиболее характерным для викторианского общества становится модус обладания.
С другой стороны, представляется совершенно необходимым исследовать традиции повседневной культуры, сложившиеся и закрепившиеся именно в Викторианскую эпоху, но продолжающие действовать в современном западном обществе. Некоторые авторы (С. Минц, К. Робинс, Э. Хобсбаум) настойчиво подчеркивают, что многие современные традиции были изобретены в XIX в. и даже говорят о Викторианской эпохе как об «одном из величайших периодов для изобретения традиций», называя этот процесс «invention of tradition» или «mass-producing traditions» [см.: Hobsbaum, 1999, 61]. Они отражают массовые, эмпирически возникшие представления, пристрастия, моральные идеалы и недостатки викторианства, одновременно давая возможность увидеть глубинные пласты общественного сознания той эпохи.
К примеру, С. Минц в своем «Обзоре по истории частной жизни» пишет о том, что англичане Викторианской эпохи отличаются поразительной консервативностью и приверженностью к традициям [см.: Meantz, 2001]. Он рассматривает эту проблему в связи с распространением праздника Рождества. Каждая яркая эпоха оставляет после себя новые ритуалы и традиции, викторианство не является исключением. В 1644 г. празднование Рождества было запрещено по всей Англии специальным парламентским актом, так как новая протестантская церковь с большой силой обрушилась на все эти старые традиционные обычаи.
Уже в конце XVII в. Рождество вновь стали праздновать, но на протяжении XIX столетия сопровождавшие его обряды изменились, и к началу XX в. из большого социального события всей общины Рождество стало чисто семейным праздником. В Викторианскую эпоху Рождество превратилось в главный национальный праздник, а сама королева посылала тысячи открыток знакомым. В 1843 г. в типографии была напечатана первая рождественская открытка, а вскоре их изготовление стало особой отраслью полиграфического производства. Таким образом, с XIX в. вошло в обычай обмениваться поздравительными открытками вместо обязательных когда-то личных поздравлений с праздником.
За рождественским столом стали собираться родственники, непременно была индейка и подарки; на следующий день одаривали слуг. Так поддерживалось уважение к семейному очагу и укреплялось единство между разными поколениями. В результате появился единый респектабельный семейный праздник, который пришелся по душе средним классам, относившимся к семье с особым почтением и нуждавшимся в своих ритуалах. Таким образом, можно утверждать, что современное семейное Рождество не только почтенная традиция в религиозном значении, но и социокультурное явление, сложившееся в определенную историко-культурную эпоху.