Эта фрагментарность идет и дальше, распространяясь на все повествование в целом: действие ведется скачками од одной сцены к другой, без связующих пояснений, без постепенности развития и характеристики его промежуточных этапов, устремляясь к неминуемой развязке. Так, в балладе «Эдвард» (Edward) мать главного героя – рыцаря Эдварда, - заметив, сын ее грустен и на его одежде капли крови, расспрашивает его о том, что произошло. Боясь признаться в преступлении, Эдвард говорит, что убил своего единственного сокола и лучшего скакуна. Но мать не верит ему. И тогда наступает развязка сюжета – Эдвард признается, что убил собственного отца. Ни один поступок героя не объяснен (как в этой, так и во многих других балладах), но с тем большей остротой и напряжением читатель воспринимает все произведения.
Фрагментарность придает особый драматизм повествованию, создает эмоциональный напал стиха и одновременно открывает простор для широких и неопределенных возможностей лирического восприятия и истолкования слушателями сюжета и образов.
Суровость и сдержанность поэтической логики в балладном жанре, возможно, были также рассчитаны на воображение слушателей и впоследствии читателей, на их соучастие в процессе творчества. К этому же ведет отсутствие определенных и однозначных финалов, навязанных выводов. Старинная народная баллада, обращенная к чувствам, воображению и разуму, не нуждалась назидательной концовке. Нравственное содержание, органично присущее балладе в целом, не требовало ни специально сформулированных сентенций, ни особых пояснений. Оно основывалось на безграничном доверии к моральным основам человеческой личности, способной самостоятельно различить добро и зло, обращалось к совести каждого человека.
Фрагментарность баллады объясняется многими причинами, и прежде всего - плохим состоянием текстов, В течение нескольких веков баллады существовали только в устной передаче. Они исполнялись людьми различных интересов, культурного уровня и одаренности. Отдельные строфы забывались, слова понимались иначе или заменялись другими, имена искажались или на их место подставлялись слова, обозначающие социальное положение героя, его профессию, должность и т.д. Звенья выпадали одно за другим, части одной баллады попадали в другую, и действие теряло свою логику,
Но есть и другие причины. Авторы часто рассказывали о совсем недавнем событии, может быть даже участникам его. Сочинять балладу для тех, кто ничего не знал о повествуемом, было бы бессмысленно. Поэт опускал то, что все знали, и останавливался на эпизодах, особенно поразивших участников или неизвестных большинству. Таким образом, первые слушатели баллады не замечали в ней никаких пробелов; они обнаруживались только тогда, когда событие начинало забываться (Английская и шотландская народная баллада, 1988, 10).
Старинная баллада, воспринятая по-новому поэтами следующих столетий, была совершенно переосмыслена. То, что было ясно первым слушателям менестреля, через несколько веков общественного и умственного развития оказалось непонятным. Формы общественной жизни, нормы поведения, обычаи и нравственные понятия - все изменилось до неузнаваемости. Казалось вполне естественным убить мужа своей сестры, вышедшей замуж без согласия брата, или убить своего дядю, чтобы овладеть имуществом тетки. Что может быть проще, чем околдовать свою невестку или извести ее? Или вызвать с того света сыновей, чтобы узнать, хорошо ли им там живется? Все это было понятно с полуслова и не требовало никаких объяснений. Просвещенный XVIII век перестал понимать эти вещи, а девятнадцатый тогда еще не научился их объяснять.
Одна из самых замечательных особенностей балладного стиля, неразрывно связанная с фрагментарностью, - диалог, диалог, который может сразу вводить действие. Обычно он занимает большую часть баллады, как бы составляет ряд диалогических сцен и едва лишь перемежается несколькими повествовательными строками или строфами.
Иногда форма диалога полностью вытесняет повествование, и произведение строится по типу вопросно-ответной структуры – например, баллада «Старуха, дверь закрой» (Get up and Bar the Door). Это комическая баллада, и сама диалогическая форма делает балладу сродни средневековому фарсу, построенному сплошь на диалоге.
Оценка героев дана в их же собственных словах, автор освобождает себя от рассуждений, которые появляются в тех редких случаях, когда диалога в балладе сравнительно мало. В диалоге раскрывается ситуация, сквозь речь персонажей воспринимается действие. Диалог выполняет функции описания и повествования. Не случайно, в балладе «Два ворона» (Two Corbies) читатель узнает о погибшем рыцаре, покинутом всеми его близкими, именно из диалога двух воронов:
«In behind yon old turf duke,
I wot there lies a new-slain knight,
And nobody knows that he lies there
But his hawk and his hound and his lady fair».
Диалог вводит в балладу лиризм, который получает в нем объективную форму., свободную от классических излияний. Так, форма диалога придает необыкновенный лирический настрой балладе «Демон-любовник» (The Demon Lover): после долгой разлуки демон возвращается к своей влюбленной и пытается увлечь ее за собой, бросая к ногам весь мир. Но возлюбленная не может не отказать ему: она уже замужем за другим:
«O where have you been, my long-lost love,
These long seven years and more?»
«O I’m come to seek my former vows,
That you promised me before».
Слушатель или читатель становится свидетелем этого разговора. Но в данной балладе диалог также создает движение, быстрое, полное неожиданностей, захватывающее с первых же строк. Он придает балладе и драматический характер, когда в развязке сюжета демон губит свою возлюбленную, утопив в море ее корабль:
«I struck the top-mast with my hand,
The fore-mast with my knee:
And I brake that gallant ship in twain,
And sunk her in the see».
Баллада, уникальный жанр народного творчества, характеризуется единством стилистической системы, сохранившейся в течение столетий, и набором постоянных устойчивых изобразительных и выразительных средств, выработанных традицией.
Многие стилистические приемы баллады роднят ее с другими жанрами народной поэзии. Прежде всего это постоянные эпитеты (например, bonnie, true, fair Ladye, salt tear, gallant Knight и другие), которые облегчают импровизацию, столь характерную для устных жанров. Часто в балладах используются причастные обороты, которые перенимают функцию эпитетов, более точно выражая эмоциональный настрой. Для достижения более яркой образности в балладах иногда используются нетипичные, неожиданные атрибуты к существительным. Если на английском языке такие сочетания понятны и даже «прозрачны», то при переводе они требуют расшифровки. Это своеобразная метафоризация стиха: doubtful gleam из баллады «Кэтрин Джоунстон» (Katherine Johnstone), vulgar light – баллада «Дочь Герцога Гордона» (The Duke of Gordon’s Daughter) и bleak way – баллада «Старый плащ» (The Old Cloak).
Говоря об эмоциональности, нужно сказать, что диалект северной Англии и Шотландии, на котором было написано много баллад, вызывал впечатление душевной простоты и трогательной наивности. Слова, произнесенные по-шотландски, вызывают более конкретные представления, чем те же слова, произнесенные по-английски. Слово children более отвлечено и менее живописно, чем слово bairnies, потому что bairnies означает только шотландских детей в их специфической обстановке, босых – и с особым ласковым к ним отношением. Если поставить «mother» вместо «minnie» или «three children» вместо «bairnies three», то тотчас исчезает вся изобразительность баллады.
Среди экспрессивных средств также – архаичные единицы, превратившиеся «в словесные лейтмотивы, поскольку их возникновение относится к давним годам» (Жирмунский В.М.). Однако устаревшие слова характерны для всех старинных текстов, и те из них, которые в момент создания произведения были употребительными, лишены стилистической окраски. Рассматривать как элемент стиля можно только те архаичные лексические единицы, которые в момент возникновения или первичной записи уже были вытеснены из активного употребления и использование которых представляло собой результат сознательного отбора языковых средств безымянными авторами баллад с целью эмоционального воздействия на слушателя. Кроме того, многие народные баллады увидели свет только в XVIII - XIX вв. благодаря воссозданию их текстов известными фольклористами (Т.Перси, Д.Хердом, Ф.Чайлдом и др.) и, следовательно, не могли не подвергнуться литературной обработке. Стилизация неизбежно наложилась на подлинный текст баллад. Архаичные слова были оставлены в них или привлечены в качестве стилистического приема.
Основные категории устаревшей лексики – это архаизмы и историзмы. Под архаизмами понимаются вышедшие из употребления слова, устаревшие на данном временном отрезке. Историзмы остаются в пассиве языка как единственное обозначение исчезнувших из обихода явлений, предметов, понятий.
Архаизмы и историзмы в народных балладах можно объединить в несколько тематических групп:
1-я группа - обозначения внешности, эмоций, поступков человека (личностная сфера).
Например, употребление архаизма ugsome («ужасный, отвратительный») в балладе «Сэр Алдингар» («Sir Aldingar»):
Since she has lain into your arms,
She never shall lie in mine.
Since she has kissed your ugsome mouth,
She never kiss mine.
Ugsome являет собой своеобразное единство двух стилистических средств: архаизмов и эпитетов. Архаичный эпитет ugsome обладает оценочным компонентом, выражая резко отрицательное, презрительное отношение короля к уродцу-нищему, оскорбившему королевскую честь. Использование устаревшего слова подчеркивает эмоциональную напряженность ситуации, передает настроение героя: негодование и вместе с тем боль, поскольку королева предпочла его не доблестному рыцарю, а безобразному нищему.
В этой же балладе сосуществуют синонимы boot («значение, польза») и help. Boot на момент записи уже являлось архаизмом, help – нейтральным словом. Архаизм обладал большей экспрессией из-за неупотребительности в активном языке и, кроме того, отличался от своего синонима оттенком значения, передача которого была необходима по сюжету: не просто помощь, а помощь в момент большой, часто смертельной опасности, когда уже нет надежды. Использование архаизма контекстуально обусловлено – королева была спасена уже в момент казни: