Раскрытие теории почвенничества.
Почвенники продолжили обсуждение славянофильской – западнической проблематики в новых исторических условиях, когда активно распространялись идеи естественно – научного материализма, классовой борьбы, радикальных преобразований на пути к «единоспасающему» прогрессу. Достоевский подчёркивал, что стремление отыскать общую формулу для всего человечества, отлить готовую форму для всех национальностей ставит под сомнение саму идею прогресса, ибо собственного фундамента и родной почвы «ничего не вырастет и никогда плода не будет», а движение вперёд может обернуться невозможными потерями. В печатавшихся на страницах журнала «Время» «Объявления об издании «Времени», в «Ряде статей о русской литературе», работе «Два лагеря теоретиков» и др. писатель утверждал, что органическое развитие русской культуры и народного самосохранения нарушилось петровскими реформами, которые были исторически необходимы, но проводились не нормальным, естественным путём, а революционным, насильственным, противоречившим народному духу средствами. В результате образовалась определённая пропасть, разделявшая «наша цивилизованное «по – европейски» общество» с народом, далеко разводившая интересы разных сословий.
Главным губительным следствием удаления высшего слоя общества от «земли» Достоевский считал потерю живых связей с традициями и преданиями, сохранявшими атмосферу непосредственной христианской веры. По его мнению, возвышение над народом и атеизация дворянской интеллигенции создавали благоприятные условия для смещения иерархии духовных ценностей, развития болезненной гордыни ума, воззрения наивной и безграничной уверенности в непогрешимости «науки» и незаменимости социальных преобразований в деле нравственного благоустроения человечества. Следовательно, необходимо «примирение цивилизации с народным началом» - в его разных, но самых лучших и наиболее глубоких проявлениях.
Эта «почвенническая логика» логика по-разному и в художественных и в публистических произведениях писателя. Например, в «Записках из Мёртвого дома» (1860) дантовские картины каторжного ада сочетаются, говоря словами самого автора, с осмыслением «возврата к народному корню, к узнаванию русской души, к признанию духа народного». В «Зимних заметках о летних впечатлениях» (1863) Достоевский обнаруживает в природе западного человека «начало особняка, усиленного самосохранения, самопромышления», которое несовместимо ни с каким «братством» - ни с христианским идеалом, ни с социалистическими идеями. Отныне в его сознании существует как бы две Европы: на смену «первой» Европе «святых чудес», высоких идеалов, вдохновенного духа, мощной культуры, которая жизненно угасает и превращается в музей, в «камни и могилы», приходит «вторая» Европа – корыстных побуждений, усреднённых стандартов, мельчайшего вкуса, Европа духовного нигилизма и убийственного позитивизма, где «Бог умер» (нищие), а «средний европеец» становится орудием «всемирного разрушения» (К.Н. Леонтьев). Писатель с горечью обнаруживает, что «чудеса» многовекового и вдохновенного культурно-исторического строительства на Западе молчат, они отступили в тень перед новыми «идеалами», когда «высшее место в Европе отведено миллиону», когда вырабатывается «самый главный кодекс нравственности («накопить фортуну» и иметь побольше вещей), когда лицемерное прикрытие заботы о самообеспечении и самообогащении занимают всё внимание человека, а господствующий индивидуализм отодвигает в сторону всякое помышление об общем благе. В натуре же русского человека, по его убеждению, живёт «потребность братской общины», сумевшая сохранить народ, «несмотря на вековое рабство, на нашествие иноплеменников». Именно поэтому он полагал, что в России возможен «русский социализм», т. е. Устройство общества на христианских основаниях. В 1861 году Д-ий публикует роман «Униженные и оскорблённые», в котором присуще ему в 40-е годы «гуманистическое «изображение» маленьких людей» обогащается элементами будущих романов – трагедий, анализом эгоцентризма человеческой природы, бессилия «естественной морали» перед господствующим злом. И чем дальше, тем больше социальная неполноценность или значительность героев в художественном мире писателя неизмеримо перекрывается величием или ничтожностью их души и местом на духовно – нравственной «лестнице», способностью или непосредственностью осознавать и преодолевать собственное «подполье» на пути к «святости».
С «Записок из подполья»(1864) которые могут рассматриваться, как своеобразное художественно-философское введение к последующим произведениям и в которых заложена скрытая полемика о человеке, начинается принципиально целеустремлённое выражение центральных идей всего позднего творчества Д-го. «Только я один, - писал он, - вывел трагизм подполья, состоящий в страдании, в самоказни, в сознании лучшего и в невозможности достичь его и, главное, в ярком убеждении этих несчастных, что и все таковы, а стало быть, не стоит и исправлять!». Писатель приходил к выводу, что «причина подполья» заключается в «уничтожении веры в будущие правила». «Нет ничего святого». Оторванный от «почвы» и от «святого», т. е. от христианского идеала, герой «Записок из подполья» оказывается заложником не преображенной человеческой природы и свободы, в свете основополагающих закономерностей и возможностей которых Д-ий станет отныне подвергать глубочайшему философско-эстетическому синтезу не только противоречия и тупики в межличностных отношениях, но и ограниченность, и уступчивость в генеральных идеях социализма и капитализма, цивилизации, гуманизма, позитивизма, науки, прогресса и т. д.
В одной из статей о Достоевском. Вл. Соловьёв сформулировал принципиальный итог, который вытекает из художественных раздумий автора «Записок из подполья» и знаменитых романов над неубывными условиями и коренными особенностями пребывания человека в мире: «Пока тёмная основа нашей природы, злая в своём исключительном эгоизме и безумная в своём стремлении осуществить этот эгоизм, всё отнести к себе и всё определить собою, - пока эта тёмная основа у нас налицо – не обращена – и этот первородный грех не сокрушен, до тех пор невозможно для нас никакое настоящее дело и вопрос что делать не имеет разумного смысла. Представьте себе толпу людей слепых, глухих, бесноватых, и вдруг из толпы раздаётся вопрос что делать? Единственный разумный здесь ответ: ищите исцеления, для вас нет дела, а пока вы выдаёте себя за здоровых, для вас нет исцеления».
10. Мировоззрение Достоевского. Достоевский-психолог
Мировоззрение самого Достоевского было продуктом беспощадно описанной им эпохи кризиса и краха идеалов. Все страдания, потери, все муки ничтожности, бедности, нравственно-оскорбительного пожелания в обществе людей безвестных и бессильных, но наделенных «душой», отразились в его произведениях. Это настоящий плач по каждодневно погубленной человечности, плач и заступничество перед всеми будущими временами. Такой страстной, мучительной, кровоточащей любви к людям, такого понимания и участия в самом тайном, что прячут люди от других, да и от себя тоже, не было больше в мировой литературе. Это исключительная черта гения Достоевского.
Не было бы нужды говорить обо всём этом, если бы речь шла не о действительно гениальном, захватывающем художнике. Картины жизни, открывающиеся нам со страниц произведений Достоевского, незабываемы, есть целый образный мир Достоевского, который мы столь отчётливо и запечатлённо представляем себе, как, например, мир Толстого. Типы и характеры, выведенные Достоевским, по своей значительность стоят в цепи «вечных» образов мировой литературы, таких, как Гамлет, Фауст, герои мифов и легенд. « Общее» и «индивидуальное» в этих образах воссоздано с почти таинственной, поражающей художественной яркостью, на самом высшем уровне художественного реализма. Достоевский – великий психолог; психическая жизнь человека, всё сознательное и подсознательное, болезненные противоречия души, лава смятённых мыслей, холодное рас - суждение, тайное мерцание чувства и невыносимый натиск переживаний – всё доступно напряжённо-испытующему, серьёзному взгляду Достоевского. Романы Достоевского – каждый из них – это мир поразительных по интенсивности художественных и интеллектуальных впечатлений, обнимающих целые области жизни во всех её предельно выявленных контрастах тьмы и света, вспышек возвышенного романтизма и «бездны падений». Наконец, огромное наслаждение – острохарактерный, неистощаемый, разноречивый язык прозы Достоевского, язык глубоко национальный.
11. Значение периода каторги и солдатской службы для дальнейшего художественного творчества.
Произведения не теряют мысли, после каторги, всё также ведется описание молодых людей некоторых прогрессивных взглядов и других, не желавших уходить от существующего строя. Произведения патриотического настроения.
Записки из мертвого дома воспринималось современниками и как волнующий рассказ о страданиях народа, об ужасах и несправедливости царской каторги, и как книгу о тяжелой судьбе политических ссыльных, об испытаниях, выпавших в мрачные годы правления Николая I на долю одного из деятелей русской литературы и русского освободительного движения. Принципиальное значение для всего мировоззрения Достоевского имеет впервые полемически заявленная в «Записках», занимавшая писателя и позднее проблема среды. Как все писатели-реалисты XIX века, Достоевский признавал значение социальных и культурно-исторических условий места и времени, нравственной и психологической атмосферы внешнего мира, определявших характер человека, его сокровенные мысли и поступки. И в то же время Достоевский восстаёт в «Записках» против фаталистического представления о «среде» как об инстанции, апелляция к которой позволяет оправдать поведение человека её влиянием, сняв тем самым с него нравственную ответственность за совершённое им преступление. Дурное влияние среды не освобождает человека от нравственной ответственности перед другими людьми, перед людьми, перед миром.