В одном из писем Флобер писал: «Для меня «Бовари» была книгой, в которой я поставил себе определенную задачу. Все, что я люблю, там отсутствует». В другом случае он формулирует задачу следующим образом «передать пошлость точно и в то же время просто». Флобер решил предпринять близкое к научному исследование пошлости. Эта задача диктовала изменение традиционной формы романа: экспозиции он отводит 260 страниц, основному действию – 120, развязке – 60 страниц. Огромная экспозиция оказывается необходима для того, чтобы читатель увидел предпосылки, которые обрекают героиню на страдания и смерть. Романтическое воспитание, которое Эмма получает в монастыре, оторванное от жизни, бросает ее в плен иллюзий. Она мечтает об иной, несуществующей жизни. В мир мечты Эмма войдет на балу в Вобьессаре. Но все то, что поражает воображение Эммы – светскость манер, мороженое с мараскином, любовная записочка, уроненная словно бы случайно – все та же пошлость, но пошлость иного социального круга. Пошлость – спутница провинциальности – вживается в каждого человека современности. Сам Флобер ощущал ее власть и тяготился ею.
Предметом исследования Флобера оказывается проблема любви. Исследователь его творчества Б.Г. Реизов пишет о страданиях героини их осмыслении в романе: «Это настоящая романтическая тоска, в различных вариантах культивировавшаяся писателями начала века, мечта о «голубом цветке», меняющая свои объекты, но психологически все так же. Однако в «Мадам Бовари» эта тоска оказывается не личным переживанием автора, а предметом социального исследования и характеристикой современности»[7]. Эмма возвышается над прочими персонажами романа силою того, что ее притязания к жизни неизмеримо больше, чем у них (сам Флобер говорил, что о душевной высоте человека мы судим по его желаниям, так же как о высоте собора мы судим по колокольне). Но с течением времени из любви Эммы уходит все духовное – Эмма уже не видит разницы между словами «любить» и «иметь любовника». Не случайно оба любовника Эммы – Родольф и Леон – являются пародией: один – на романтического героя байронического типа, другой – вертеровского. В романтических идеях Флобер видит вред – нельзя искать идеал там, где его быть не может.
Итак, роман Г.Флобера «Мадам Бовари», с одной стороны, продолжал линию, заданную творчеством Бальзака – пошлость и низменность жизни провинциального буржуа, пошлость и низость нравов современной Франции. Но с другой стороны, героиня романа Флобера отличается от окружающих ее людей возвышенностью и романтичностью, стремлением найти в жизни те идеалы, которые она переняла из романтической литературы. И именно стремление реализовать в жизни свои грезы делает образ Эммы Бовари трагическим.
2.1.2 Образ Эммы Бовари в романе
Итак, Эмма Бовари – героиня романа Г. Флобера, прототипом которой была реальная женщина – Дельфина Деламар, жена лекаря из города Ри. Флобер, хорошо знавший историю семьи Деламар из первых рук, воспроизвел в Эмме не только черты реального человека, но и отразил столкновение неординарной личности с пошлостью провинциальной жизни.
Эмма Бовари в начале романа – классическая романтическая героиня, ищущая в жизни «подлинности» бытия и стремящаяся осуществить «права сердца» в мире реальных социальных структур. Юная девушка, дочь фермера, воспитанная в монастырском пансионе, затем жена провинциального лекаря, Эмма с самой юности и до печальной зрелости живет иллюзорными представлениями о возможности воплощения романтической мечты.
Про Эмму никак не скажешь, что это обычная фермерская дочка. В ней есть нечто, свойственное любой женщине, любому человеку: все мы тешим смешные и нелепые мечты, в которых видим себя богатыми, красивыми, удачливыми, предстаем героями и героинями романтических приключений; и все-таки в большинстве своем мы достаточно благоразумны, трусливы и ленивы, чтобы позволить мечтам серьезно влиять на наше поведение. Эмма же необычна хотя бы тем, что пытается воплотить в жизнь свои фантазии, необычна она и своей редкостной красотой.
Время от времени она предпринимает попытки обрести искомый идеал в реальном существовании, столь чуждом красот, явившихся ей на страницах Вальтера Скотта, Ламартина и других романтических авторов. Образ воображаемого мира, литературные и религиозные призраки которого так манят барышню Руо (все эти «любовники, любовницы, сердечные тревоги, дремучие леса, соловьиное пение в рощах, герои, храбрые как львы, кроткие как агнцы», «звуки арфы на озерах, лебединые песни, голос Предвечного»), иронически осмыслен автором как заведомо «неистинный», не только не имеющий отношения к действительной жизни, но, что важнее, отвлекающий душу от познания подлинной красоты. Именно поэтому в один ряд с первоклассными писателями-романтиками поставлено имя слащавого и откровенно надуманного Ламартина.
С другой стороны, действительность дана в романе в весьма непривлекательном виде, во всяком случае, такова социальная реальность провинции, где разворачивается драма героини. Если верить автору, многократно прокомментировавшему свое творение, перед читателями – повествование о беспросветной «прозе жизни» и о беспомощной, вульгарной попытке освободиться от ее давления, противопоставив последнему «костюмированную» любовную интригу и надуманный идеал. «Считают, что я влюблен в реальное, а между тем я ненавижу его; только из ненависти к реализму я взялся за этот роман», – пишет Флобер, объясняя свой замысел «воссоздать серый цвет заплесневелого существования мокриц» и историю женщины, чьи «чувства и поэтичность фальшивы». Причиной самоубийства госпожи Бовари является не только разочарование в романтическом идеале, но и весьма обыденные долги, невозможность их погасить и угроза разоблачения перед мужем. Образ героини как бы перетекает из романтического в реалистический, показывая, как жажда возвышенного и духовного постепенно заменяются фальшивыми подделками и внешними атрибутами.
И все-таки ее образ – один из немногих женских характеров в мировой литературе, способных вызвать весьма противоречивые мнения: Бодлер писал о недосягаемой высоте души Эммы Бовари и восхищался ее «близостью к идеалу человечности»; наш соотечественник Б.Г. Реизов находит в ней «фаустовское беспокойство» и даже видит «пути, ведущие от Прометея и Каина к Эмме Бовари». Попытки прочитать образ, не игнорируя противоречивые свойства героини, привели к признанию у нее «извращенного сознания» и «живой, страдающей» души, «открытой и нашей насмешке и нашему состраданию одновременно» (А.В.Карельский). Наследница «смешных жеманниц» и господина Журдена, созданных Мольером, героиня Флобера смеха не вызывает. Весьма любопытны ее портреты, которых так много в книге. Можно говорить об игре с ракурсами восприятия, которую предпринимает автор, то рисуя красивую женщину под взглядом восхищенного и робеющего Шарля, то описывая томные позы, ее взгляд и туалет такими, какими они видятся Родольфу, то являя ее отражение в глазах юного Леона. Но в памяти читателя запечатлевается образ героини, способный вызвать не столько восхищение, сколько озадаченность этой претенциозной жены провинциального лекаря: черные волосы, кольцами падающие ниже колен, белая кожа на пурпурном фоне, бледное, как полотно, лицо с огромными глазами, опущенные уголки губ. Благородная монументальность облика Эммы служит ее характеристике не менее, чем описание ее «падений», перечень ее ошибок и долгов. Мадам Бовари, по признанию простодушного Шарля, павшая жертвой рока, может показаться античной героиней, чудом возродившейся во французской провинции, чтобы сполна узнать масштаб деяний, которыми живет новое общество. «Несоразмерность» героини миру, в котором она родилась и решилась противопоставить «законы сердца» мощи «мира без богов», воплощенная прежде всего во внешности флоберовской героини, – один из мотивов, сопровождающих образ на всем протяжении его развития. Этот мотив выполняет своего рода «фундаментальную» функцию, мешая отнестись к истории мадам как к вульгарному житейскому эпизоду, героиня которого достойна брезгливого сожаления или, в крайнем случае, осторожного сочувствия. «Античный комплекс» образа Эммы, вмещающий ее бунтарство против социума (Антигона), запретные иррациональные страсти, ведущие к душевному распаду (Федра) и самоубийству, разумеется, не может безоговорочно возвеличить и оправдать мадам Бовари, как не может до конца и объяснить. Несомненная ее «вина» – в глубокой неорганичности, высокомерном презрении к тому невзрачному облику «мировой тайны», который явлен ей в трогательной и, несмотря на скромное обличье, очень духовной любви Шарля, в прошедшем почти незамеченным рождении дочери. Вина ее и беда в глубоко присущем человеку обыкновении более доверять уже однажды «сформулированному», чем стремиться узреть разлитую в мире гармонию собственным духовным усилием. Так, Эмма зачарованно наблюдает «в блеклых тонах написанные картины, на которых мы видим пальмы и тут же рядом – ели, направо – тигра, налево – льва, вдали татарский минарет, на переднем плане – руины древнего Рима… в обрамлении девственного, тщательно подметенного леса». Этот образ насильственной гармонии, поработившей сознание героини, – поистине то, что теперь называется «кичем», с присущей этому явлению агрессивной и простодушной убежденностью, что красота всегда «готова к употреблению», что все символы и знаки скрывают за собою доступную и легко усваиваемую реальность.
«Утопия» героини и ее крушение вряд ли нуждаются в развенчании. В то же время «кичевое сознание» героини романа – проблема для критиков, до сих пор нуждающаяся в разрешении. Возможно, все дело в ее «неверии» , мешающем прийти к гармонии с «наличным бытием», может быть, проблема в «мужской природе», сопротивляющейся длительным, изнуряющим страстям, о чем также писали исследователи романа. Очевидно одно: неверная и расточительная жена ионвильского доктора, склонная к красивым позам мечтательница о несбыточном принадлежит к самым «захватывающим» и «сокрушающим сердце» литературным героиням.