Произвол — проявление внутренней несвободы человека. Ведь стоит только появиться тому, кто всерьез вопрепятствует нраву самодура, как он пасует и теряется. Самодур всецело «завязан» на подчинении окружающих и пребывает в постоянном страхе, что найдется кто-нибудь посильнее его. Потому самодурство неизбежно связано с хамством — качеством, одновременно предполагающим деспотизм по отношению к подчиненным и раболепие перед вышестоящими. Не случайно Ю.Лотман противопоставлял культуру хамству как свободу несвободе.
В противоположность произволу свобода предполагает самоограничение, ибо любая свобода есть вы-свобождение лучшего в себе.
Не случайно А.Хомяков выводил этимологию слова «свобода» от «быть собой».
Правомерно ли это с лингвистической стороны, остается вопросом, но с антропологической точки зрения это утверждение безусловно. Потому-то свободу невозможно отнять извне: ведь нельзя заставить человека перестать быть собой. Утрата таланта свободы — беда (и вина!) лишь самого человека, а внешние обстоятельства могут лишь объяснить такую ситуацию, но никак — не оправдать.
Свобода человека перед лицом своей судьбы может выражаться двояко — в активной и в пассивной форме. Он может активно противиться жизненным невзгодам: такую позицию замечательно выразил Р.Брэдбери словами Хуана Рамона Хименеса в эпиграфе к одной из своих книг, гласящем: «Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперек».
Он может стоически принимать превратности судьбы, в любых житейских катастрофах не теряя чувства собственного достоинства. Но общая суть феномена свободы от этого не изменяется. Ведь и в том, и в другом случае свобода человека состоит в его совпадении с лучшим в себе — с волей, с честью, с мыслью, с собственной внутренней необходимостью. В ХХ в. — веке тоталитарных утопий — феномен свободы стал предметом неустанных размышлений многих мыслителей. Наиболее яркие «лики свободы» были созданы Н.Бердяевым и Ж.-П.Сартром. Это не случайно: ведь именно идея свободы являлась точкой отсчета их учений. Основной целью своей философии Н.Бердяев сделал поиск путей от рабства к свободе. «Своеобразие моего философского типа прежде всего в том, что я положил в основание философии не бытие, а свободу», — писал он.
Для Бердяева свобода человека самоочевидна и априорна. Ведь сама его способность к осознанию мира говорит о том, что человек — существо, превышающее мир и себя. Он «может познать свет, смысл и свободу, потому что в нем самом есть свет, смысл и свобода».
При этом свобода — тяжкий, порой непереносимый груз. В своей интерпретации «Легенды о Великом Инквизиторе» Ф.М.Достоевского Бердяев ставит в центр именно эту тему — тему невыносимого бремени свободы. Ведь свобода «гибельная», являющая собой шаг в неизвестность, чреватая опасностями, не может не тяготить слабого человека. Ему кажется куда более предпочтительным променять ее на счастье комфортного существования под крылом управителя, руководителя. Потому человек постоянно пребывает в поисках того, кто бы взял на себя ответственность за него. В разные периоды истории этим «кем-то» становится вождь, государство, наука и техника. Итак, корень проблемы — не в том, что у человека нет свободы, а в том, что он не хочет ее принять, взять на себя. Свобода — не есть дар Бога человеку. Как всевластная творческая сила, она существует независимо от существования Бога. Эта первичная свобода, прежде всего, заключается в силе творческой активности. Ее носителем изначально является человек как экзистенциальный субъект. Но при том, что человек наделен метафизической свободой, он предельно зависим от своей каждодневной жизни, от объективированного мира — мира быта, рода, коллектива. Тем самым он ослабляет и даже подрывает собственное величие. Мир объективации не обладает подлинностью, ибо его основа — утрата человеком прирожденной свободы. Причина такой «порчи» человеческого бытия — грехопадение. Отпадение от Бога повлекло за собой «утяжеление» мира, ставшего грубым, массивным, материальным. Такой мир подчиняет себе человека, делает его рабом. Главный признак рабства — пассивность. Победа над «рабьим миром» — творческая активность, пример которой показал человечеству Иисус. Но как редко человек отваживается следовать его путем!
Бердяев выделяет три основных структуры сознания человека — «раб», «господин», «свободный». Сознание раба есть сознание существования себя для другого, сознание господина — другого для себя. Потому тиран тоже раб, раб массы, без которой он не мог бы осуществить своей воли к могуществу. И лишь сознание свободного человека самостоятельно и индивидуально.
Рабство в жизни человека многообразно. Оно прячется под сонмом масок, за которыми порой неразличимо. Так, человек может быть рабом у бытия. В этом случае он воспринимает бытие как неизменный космический порядок, выражающийся в освященных социальных правилах, которым должны подчиняться люди. Установка, противоположная рабству у бытия, такова: основы мировой и социальной жизни не навязаны сверху, они меняются благодаря активности и творчеству. Только эта установка, по Бердяеву, и является поистине свободной. По его мнению, человек не должен быть рабом ни у кого, даже у Бога. Бердяев утверждает, что на человеческой идее Боге отразились отношения в социуме: Бог — господин, начальник, человек — всецело подчиненный, раб. Бог есть не господин, утверждает философ, он — свобода и любовь. Главное свойство Бога — не всемогущество, а человечность. «Христианину безмерно дорога свобода, потому что свобода есть пафос его веры, потому что Христос есть свобода… Религия Христа исключительна в своем утверждении свободы и нетерпима в своем отрицании рабства, насилия и принуждения».
Другой распространенный тип рабства — порабощение человека природой. В первую очередь, это рабство у ее «законов», которые открывает человек научным познанием. Приобретая техническую власть, человек частично освобождается от власти природы, но попадает в другую зависимость — в рабство у цивилизации. Отныне он существует под властью техники и вещей в качестве придатка к машине. Подчиняя гигантские пространства, техника овладевает огромными массами людей, организуя их в коллективы. Основа коллектива — надличностный закон, и потому всякая группирующаяся масса враждебна свободе. В основании организации общества должна лежать идея целостного человечества, а не общества как тотальности, а человека как винтика. Единственный тип общности, не основанный на рабстве, — это та, что возросла на духовной свободе. Только в ней и может раскрыться подлинно личностная коммуникация. И, наконец самый распространенный вид рабства — рабство человека у самого себя. Ведь прежде всего рабство — структура сознания. Человек рабски определяет отношение к массе, вождю, государству, в первую очередь потому, что он рабски определяет отношение к себе.
Свобода человека заключается в его великой роли сверхприродного субъекта, и он может стать достоин ее, победив в себе рабское начало. Общество и природа дают лишь материал для активной деятельности личности, но сама личность не зависит от государства, общества, природы. Она является личностью, лишь поскольку определяет себя изнутри, из великой тайны человека — свободы. Бог — великая помощь человеческой свободе, он «как бы ждет от человека свободного творческого почина».
В противовес идеям Н.Бердяева концепция Ж.-П.Сартра основывается на том, что именно отсутствие Бога есть то, что делает человека свободным. Человек не создан Богом по своему образу и подобию: он «заброшен» в мир случайно, наугад. Бога нет, на его месте раскинулось «черное жерло» Ничто. Именно Ничто и есть источник свободы. Фигурально говоря, именно Ничто и дает человеку свободу делать «нечто» из мира и из себя. Будь Бог — человек навсегда остался бы в предугаданном и предусловленном.
Потому главный антропологический тезис Сартра гласит: существование предшествует сущности. Человек есть причина самого себя. «Человек потому не поддается определению, что первоначально ничего собой не представляет. Человеком он становится лишь впоследствии, причем, таким человеком, каким он сделает себя сам».
Человек — проект себя самого: он направлен в будущее, не обусловленное никакой высшей силой. Его свобода состоит в отсутствии предопределенности, в возможности самостоятельно, без высшего влияния «вылепить» из своего существа труса или героя, негодяя или праведника. Именно это самоформирующее движение вперед и характеризует человеческое бытие как отличное от бытия всех иных внешних объектов — «бытия-в-себе».