Наибольшие возможности для установления выгодных им систем социальных ограничений получают те группы и личности, которые либо обладают дающими им власть социальными ресурсами в виде денег, собственности, должностей, полномочий, привилегий, дипломов, знаний, умений и т.п., либо те, кто находится в большинстве и чьи желания, мнения, установки, привычки, являются, поэтому господствующими. Таким образом, основными субъектами социальных ограничений в обществе оказываются «элита» и «большинство», а объектами – «неэлита» и «меньшинство». Эти субъекты социальных ограничений в зависимости от уровня их нравственного и психофизического развития могут устанавливать как системы негативных, так и системы позитивных социальных ограничений. В худшем случае возникает ситуация описанная Ф. Ницше: «Чернь сверху, чернь снизу! Что значит сегодня бедный и богатый! Эту разницу забыл я, - и бежал я все дальше и дальше, пока я не пришел к этим коровам» (306-Т.2, с.197). В этом случае субъектами негативных социальных ограничений и творцами лжесвободы выступают одновременно и элита (точнее, псевдоэлита), для которой духовное и психофизическое развитие стоящих вне их корпорации людей является угрозой их власти и привилегиям, и косные массы, привыкшие к бездумно-инертному существованию.
Подобные псевдоэлиты естественно заинтересованы в сокрытии субъекта социальных ограничений, выступающего в качестве одного из проявлений субъекта управления. В этих целях создаётся соответствующая научная мифология, разрабатывающая два диаметрально противоположных мифа. В случае первого мифа утверждается наличие в обществе незыблемых законов социального развития, как, например, в марксизме, предполагающих обязательный переход всех обществ от феодализма к капитализму, от глобального Востока к глобальному Западу и т.п. В этом случае реальный субъект социальных ограничений может и не скрываться, но он перекладывает всю ответственность за свою деятельность на «объективные» законы и процессы, выразителем которых он якобы является.
Другая мифология напротив утверждает отсутствие каких-либо закономерностей общественного развития, как, например, К. Поппер. Так как в этом случае мир представляется набором хаотических случайностей, будущее состояние которых непредсказуемо и неизвестно, то какая-либо целерациональная, в том числе управленческая деятельность, оказывается невозможной и бессмысленной по причине не гарантированности её результата. Субъекта социальных ограничений в этой картине мира не существует, так как все социальные ограничения возникают случайно и сами по себе и так же исчезают. Исходя из подобных представлений, А. Макинтайр отрицает наличие какого-либо профессионального управленческого знания. Бюрократия, по его мнению, вообще ничем не управляет, осуществляя лишь имитацию этой деятельности (См. 260). На мой взгляд, эмпирический социальный опыт не подтверждает этого представления. Хотя бюрократы действительно не всесильны и многие их затеи не удаются, а распоряжения и законы не выполняются, факты систематического выполнения многих их распоряжений опровергают тезис об их полной неспособности к управленческой деятельности.
Более адекватной мне представляется следующая модель. Существует более или менее обширное множество вариантов или путей развития, детерминированных по своему характеру, направлению и результату. Свобода заключается в возможности выбора того или иного пути и возможности изменения этого выбора равнозначной выбору иного пути в любые или определённые моменты времени и пространства. В этом случае роль субъекта социальных ограничений заключается в постановке объекта на тот или иной путь и лишении возможности его смены. Управление здесь возможно, хотя и не обязательно ведёт к желаемому результату. Возможно и сокрытие субъекта социальных ограничений, по крайней мере, от сознания объекта. Элементарным примером этой схемы являются регулярные выборные процедуры в демократической системе управления.
Рассмотрев некоторые особенности системы социальных ограничений и учитывая их в дальнейшем, можно перейти к рассмотрению основных структурных компонентов данной системы.
Как видно из данной цитаты, по небезосновательному мнению В.Г. Тахтамышева, заложенная в основу Библии концепция и выражающая её идеология носит нерелигиозный характер. Вообще, вопрос о границах религиозных и нерелигиозных (светских) учений и идеологий является спорным. Например, Р. Эпперсон полагает, что религией является светский гуманизм, приводя в качестве одного из аргументов решение Верховного Суда США: «суд постановил: «Среди религий страны, которые не учат тому, что обычно рассматривается как вера в существование Бога – буддизм, даосизм, этическая культура, Светский гуманизм и другие»(484, с.420). Р. Генон полагал, что существует всего три религии: христианство, иудаизм, ислам и множество метафизических систем. Нередко светские идеологии подобные марксизму причислялись к псевдорелигиям. Однако в любом случае различие являющихся основой идеологий религиозных и светских концепций порождает разнообразие исходящих из них систем социальных ограничений.
Идеология, в отличие от концепции, носящей предельно абстрактный характер, является приспособлением концепции к условиям внешней – природной и социальной среды и особенностям подвергающихся идеологической обработке людей. Она имеет менее абстрактный и более детализированный характер по сравнению с концепцией и соответственно более подвижна и подвержена изменениям. Субъектом-носителем идеологии выступают рационально осознающие основы господствующей концепции идеологи. «Только подавляющее меньшинство членов общества способно действительно рационально и в полном объеме постичь и осмыслить логику «правящих идей», их взаимосвязь, их гармонию. Массам же эта «элита» передает определенные готовые нормативы, выведенные из «правящей идеологии» (478-№3, с.1), - отмечалось в журнале «Элементы». Идеология находит своё выражение в системе специфических мировоззренческих представлений, способствующих реализации данной концепции. Например, в марксизме концептуальной цели пролетарской революции соответствовало мировоззренческо-идеологическое представление об огромной роли ручного труда в становлении и развитии человека. Так как буржуазия не была занята ручным трудом, то получалось, что она дальше отстояла от человеческого архетипа, чем пролетариат, была ближе к обезьяне и поэтому господствовала необоснованно. В кальвинизме по аналогичным причинам возникло представление о божественной благодати, якобы осеняющей богатых.