«…Фарисеи, организационно оформленные в виде клановых по природе структур, всегда нуждались в двух видах идеологии: одной – для регулирования внутриклановой жизни (собственно иудаизм); второй – для внешней пропаганды, регулирования жизни общества в целом на фарисейской основе. Этой второй идеологией на религиозной основе стал протестантизм, на светской основе – либерал-демократия. Наличие идеологии «доля внешнего потребления» позволяет избежать фарисейству страшной опасности: попасть в изоляцию в общественном мнении и зачахнуть»(450 с.113), - полагают авторы монографии «Духовная борьба».
Такая двойная идеология могущая возникнуть не только на основе иудаизма предполагает и двойную этику для внешнего и внутреннего потребления. Этика для внешнего потребления выполняет манипулятивно-пропагандистские и маскировочные функции в обществе, а этика для внутреннего потребления является действенной основой регулирования внутриклановой дисциплины и поведения его членов во внешнем мире. При этом этика для внешнего потребления должна быть устроена так, чтобы создавать максимально благоприятные условия носителям этики для внутреннего потребления. Аналогичное положение подобная двойная идеология создаёт и в сфере действия других форм социальных ограничений. В частности, такая этика служит благоприятной основой для генезиса социального неравенства и коррупции, истоки и формы которых показаны в диссертации Э.Н. Грибакиной (117). При этом само социальное неравенство во многом является следствием негативной комбинаторики различных форм и уровней социальных ограничений.
Функции эстетических социальных ограничений во многом аналогичны функциям этических социальных ограничений, только сферой их действия являются представления о прекрасном и безобразном, допустимом и недопустимом в культуре и искусстве. Эти ограничения очень важны, так как их функцией является определение в целом внешнего вида и форм практически всех предметов материальной культуры, используемых человеком и канонов творчества в духовной сфере.
Б.П. Вышеславцев пришел к идее снятия границ между этикой и искусством: «Проблема сублимации приводит к требованию совершенно новой этики. Эта этика во всем противоположна морализму, юридизму, категорическому императиву, этике обязанностей, этике всеобщего закона разума…. Могучей сублимирующей силой обладают образы красоты, образы искусства. Мораль не сублимирует, и сублимировать не может» (89, с.68). Искусству, по Б.П. Вышеславцеву, противостоит только законническая, пресекающая, ограничительная мораль и только символическая этика религиозной благодати способна полностью сублимировать эрос и объединить этику с эстетикой.
«Этика – следствие эстетики, следствие метафизического учения о красоте и гармонии макро и микрокосма, так, по крайней мере, считали в античную эпоху. При нарушении эстетической гармонии, т.е. квинтэссенциональной целесообразности структуры, невозможно и нелепо говорить о каком-либо этическом совершенстве. Но необходимо иметь представление о красоте и гармонии, прежде чем исследовать причины искажений…» (114, с.291), – отмечал Е.В. Головин. В христианской же культуре возник раскол этического и эстетического идеалов, что, по мнению В.В. Зеньковского нашло, в частности, своё выражение в жизни и творчестве Н.В. Гоголя и Ф.М. Достоевского (См. 164-Т.1, ч.1). Таким образом, в иудео-христианской цивилизации функции этических и эстетический социальных ограничений разделились, причём на первое место вышел морализм, а не красота. В настоящее же время широко распространился культ аморализма и эстетического безобразия, усиленно навязываемый СМИ (См. 246). Культура и искусство стали превращаться в инструменты массового разврата (П.А. Сорокин), осуществляющего в массовом порядке функцию «контринициации» по Р. Генону, то есть понижения уровня массового сознания, культуры и способностей. Идеациональную культуру (П.А. Сорокин), господствовавшую в Средние века, сменила чувственная. Центральное место в современном искусстве стал занимать не герой как в античности и средневековье, а извращенец и деградант (См. 373, с.454-455). Те же самые процессы констатируют и более современные авторы (См. 147, 246, 268, 269, 322).
Исходя из представлений Е.В. Головина, одной из главных функций эстетических социальных ограничений в современной цивилизации является задание определённых коллективных шаблонов восприятия прекрасного и безобразного, которые в настоящее время во многом характеризуются прямолинейным рационализмом и плотной материальной устойчивостью не превращающихся форм.
Примеры концептуальных проектов эстетических ограничений можно найти в «Государстве» и «Законах» Платона, «Городе Солнца» Т. Кампанеллы, где все дисгармоничные формы подлежали гармонизации, творцы дисгармонии – наказанию и изгнанию, а люди евгеническому улучшению своей внешности и психофизических свойств. Причём в этих утопиях эстетические социальные ограничения имели тенденцию к растворению в природных стандартах красоты и гармонии, то есть, как это не парадоксально, они как бы исчезали.
Более острый характер эстетические социальные ограничения могут иметь скорее в современном обществе, ориентированном на острые углы и прямые линии, которых нет в природе. В архитектуре такой яркий пример мы можем наблюдать в так называемом «конструктивизме», модном в Европе 1920-х гг. В принципе в истории культур мы можем наблюдать различные системы эстетических социальных ограничений – например запреты на изображение человека и животных в иудейской и исламской культурах, обусловленные различными идеологиями. Константой для оценки красивости/некрасивости того или иного явления культуры или природы можно считать их гармоничность и функциональную целесообразность. Некрасиво то, что функционально дисгармонично и нецелесообразно в соотношении с собственным «телосом». Поэтому можно вести речь о красоте, эстетике безобразного в соответствии с его деструктивной целью. Критерии оценки прекрасного и безобразного задает соответствующая идеология, поэтому эстетические социальные ограничения можно считать мерой красоты, соответствующей концепции и идеологии. Нарушителей эстетических канонов ожидают неизбежные социальные санкции: от преследований и репрессий при тоталитаризме, до замалчивания и «непопулярности» при демократической системе управления.
Онтологическо-гносеологические социальные ограничения посредством объемлющей их идеологии и концепции тесно связаны с этическими, эстетическими и языковыми социальными ограничениями и попытки их разделения, характерные для европейской культуры, свидетельствуют лишь о властно-манипулятивных амбициях разделителей, направленных, в частности, на сокрытие объемлющей их концепции. Пора уже, видимо, отбросить евроцентристский нововременной миф об универсальной уникальности, возникшей в этот период в Европе науки и признать, что разные цивилизации, основанные на различных концепциях могут и даже, видимо, всегда создают и свои собственные науки, основанные на своеобразной онтологии и гносеологии. Когда нацисты говорили об «арийской» и «еврейской» физиках, они ошибались лишь терминологически, но не по сути. Действительно не существует какой-либо физики (химии, биологии) с фатальной неразделимостью связанной с какой-то нацией, но могут существовать и существовали (по крайней мере, в прошлом) аналоги соответствующих наук, основанные на иной концептуальной, онтологическо-гносеологической основе и бывшие поэтому другими. Исходя из представленной здесь концепции, неверно называть такие аналоги астрономии и химии как астрология и алхимия – преднауками или не науками, а скорее их следует называть науками другой не нововременной цивилизации, подразумевая под наукой систему организованного и упорядоченного знания, имеющую свою философию, методологию и т.д. «Судьба так называемых герметических дисциплин любопытна: одни вполне даже расцветают – астрология, некромантия, алхимия… не будем говорить о качестве этого расцвета. Другие совершенно неизвестны – гоэтия, дагонология…»(114, с.266), – писал культуролог Е.В. Головин. Вот эти герметические дисциплины, обычно называемые сейчас ненаучными формами знания, и можно назвать основанными на иной концептуально-методологической основе науками средневековой европейской и античной цивилизаций.
Функциями онтологическо-гносеологических социальных ограничений является соответственно определение того, что вообще «есть» и того, как это существующее можно познать, используя определённые методы. В зависимости от признания того, что «есть» и выбранной методологии оказываются и полученные результаты исследований. Социальные ограничения определяют онтологические и гносеологические границы соответствующих исследований, то есть за их пределами оказывается то, чего нет и то, что нельзя познать. В качестве примера социально ограниченной гносеологии можно привести критику рационализма В.Ф. Эрном.
«Будучи сам схемой, т.е. созданием схематической мысли, ratio существенно схематичен. В подлежащей действительности для него «понятно» только рациональное, т.е. то, что может быть приведено к схеме математической, динамической, механической, произвольно им избранной. В схему геометрического следования ratio Спинозы пытается заключить всю сложность космогонического процесса. Схемой математической формулы пытается Гегель объяснить реальное движение планет. Осознанный схематизм рассудка легализуется «Критикой чистого разума». В порабощенности схемой – корень всех искажений. Взнузданная рационализмом мысль совершенно бессильна перед действительностью. Оторванная от последней, она может оперировать только схемой. Рационализму действительность дана может быть только в схеме и ровно настолько, насколько в схеме она умещается. А так как рассудок склонен считать себя единственным законным владыкой сознания, то он с мнимо логической принудительностью стремится действительность «сократить» и сделать себе сообразной»(483, с.110). Результатом подобной гносеологической ограниченности становится примерно следующее: «Прогресс знаний есть простое верчение в беличьем колесе. Из знаний не вырастает познания. Приближения к истине быть не может, ибо истины нет; значит, в развитии знаний развивается только самообман. Прогрессивный рост знаний есть прогрессивный рост заблуждения»(483, с.207), - писал В.Ф. Эрн о гносеологии позитивизма.