1. Охарактеризовать основные свойства и качества русского национального мироотношения: Н. Бердяев об антиномичности русской души
Исходная посылка всех рассуждений Бердяева – специфическая двойственность «русской души», противоречиво сочетающей в себе восточный и западный элементы, а так же православный аскетизм со стихийно-природным началом. Из данного базисного противоречия он выводит сущностные конфликты русской истории, кажущиеся ему характерными для нее метания между крайностями. Русский народ, не раз повторяет в своих книгах Бердяев, можно охарактеризовать лишь в полярных противоположностях: он с одинаковым основанием может считаться и государственно-деспотическим и анархически свободолюбивым, склонным к национальному самомнению и более всех способным в к всечеловечности, жестоким и вместе с тем способным к доходящему до болезненности состраданию.
Антиномичность русской души усугубляется тем, что в своих устремлениях она не знает ограничений. В этом отношении «пейзаж души» русского человека напоминает пейзаж земли, на которой она формировалась: та же необъятность, отсутствие каких-либо пределов, устремленность в бесконечное. Этот природно-языческий элемент стал отличительной чертой, особенностью русского человека, православному в своей основе, такие черты, как приверженность к определенной идее, готовность нести во имя нее страдание и жертвы, напряженный максимализм, тяготение к вечности, иному миру. Эти духовные качества, утрачивая непосредственную связь, со своим религиозным источником и приобретая иное содержание, стали воплощаться в различных общественных теориях и движениях, в том числе, и в русском коммунизме».
Характеризуя духовный склад русского народа, Бердяев опровергает расхожие на западе легенды о его варварстве и косности. Он напоминает западному читателю и о культуре киевской Руси, стоявшей выше современной ей культуре западной Европы, и о замечательном русском зодчестве, и о величии классической русской литературы, и об оригинальности русской религиозно-философской мысли, и о коллективном гении закрепощенных, неграмотных крестьянских масс, создавших самобытную народную культуру, основанную на православии.
Вместе с тем, русская духовность, по его мнению, чужда западному просвещению. Западные и восточные элементы в русской культуре существуют как бы порознь и противостоять друг другу. Западное просвещение, перенесенное на русскую почву петровской реформой, сконцентрировалось в узком слое дворянства и интеллигенции. Усвоив западные знания, этот слой оторвался от народа, продолжавшего жить своими традициями, стал для него «чужой расой». Но и само «образованное общество» восприняло иноземные влияния поверхностно. Они не смогли совершенно преодолеть русского человека, а лишь породили в его сознании и делах напряженные коллизии: созданная Петром империя разрасталась, сделалась обширнейшим государством в мире, но ее единство не носило духовного характера. Наоборот, оно порождало и воспроизводило разрозненную духовность. Поэтому, утверждает Бердяев, при всем своем внешнем величии русское государство XIX века было противоречивым и нездоровым. В сердцевине его был заложен конфликт между исконной русской идеей гармонично устроенного православного государства («Святая Русь») и заимствованной у немцев идеи империи, самым ярким воплощением которой был «прусский офицер» на троне - Николай I. Носителем противостоящих империи начал стала, прежде всего, интеллигенция, оказавшаяся в хронической оппозиции к власти.
Разрешением этого конфликта - разрешением болезненным, но по-своему закономерным, и стала, по Бердяеву, русская революция.
В рассуждениях Н.Бердяева о «русской душе» проявилась наблюдательность, и понимание национального характера. В них нашли свое продолжение старые споры славянофилов и западников. В этих спорах он занял достаточно оригинальную позицию. В противовес односторонне западнической точке зрения, рассматривавшей все не похожие на «Европу» элементы русской жизни как признак ее отсталости, философ утверждает духовно-историческую самобытность России. Русский народ не догоняет запада, а идет своим собственным путем. Вместе с тем, Бердяев не принимает и традиционного славянофильства, и в отличие от него считает, что в русской истории невозможно найти гармоничного внутреннего единства. Не соглашается он и со славянофильским тезисом о «негосударственной» сущности русского народа. В соответствии со своей концепцией противоречивой природы «русской души», Бердяев развивает иной тезис: в русском сознании уживаются и приверженность государственному могуществу, и идеал свободы. Столкновение инстинкта государственности с инстинктом вольнолюбия и правдолюбия исторически выразилось в постоянном чередовании разрушительных бунтов вольницы с периодами усиления власти, сдерживавшей эту вольницу железной рукой.
Замысел Бердяева, очевидно, состоял в том, чтобы снять крайности западничества и славянофильства в новом теоретическом синтезе. В «Итогах...» прослеживается некоторая «ориентализация» в оценке русской народной жизни. В частности, «русский коммунизм» рассматривается как коммунизм восточный. В то же время, русская история рассматривается в контексте европейской истории, развернутой во времени целостности, формируемой совместным участием в ней всех населяющих континент народов.
Однако России принадлежит особая роль в общеевропейском историческом процессе. Следуя В.Соловьеву, Бердяев пропагандирует мессианский смысл русской истории и божественное предназначение русского народа.
Современными учеными неоднократно обсуждалась возможность использования при разработке новой методологии гуманитарных наук опыта российской общественной мысли конца XIX - начала XX вв. Поэтому приоритетным направлением развития исторической науки стало изучение интеллектуальной истории и духовной культуры дореволюционной России, и, в частности, наследия одного из ведущих отечественных религиозных мыслителей НА Бердяева.
Однако, на наш взгляд, именно в творчестве Бердяева наиболее ярко отразился кризис, который пережила «русская идея» в начале нашего столетия
Русская религиозная философия (в лице ее ведущего направления - школы В. Соловьева, группы журнала «Путь») представляла собой попытку объединить трудносоединимое: политическую культуру российской интеллигенции, основанную на вере в социально-политический прогресс, и религиозное миросозерцание. Этой основной цели соответствовали и методы: синтез веры и философского сомнения, догмы и творчества должен был создать почву для «гибридного идеала» - компромисса традиции и современной культуры.
Той же цели должно было служить и создание особой, религиозной версии националистической идеологии - «русской идеи» Версия национализма, созданная религиозными философами начала века, была довольно мягкой: они подчеркивали такие черты русской души, как всечеловеческая отзывчивость, веротерпимость. Это давало возможность, как полагали мыслители, снять противоречие между западничеством и славянофильством, то есть между верой в прогресс и «консервативной утопией» Святой Руси, универсализмом - и убеждением в особом всемирно-историческом призвании России.
Н.А. Бердяев, совершивший в начале XX в. знаменитый переход «от марксизма к идеализму», обратился к «русской идее» после неудачи первой русской революции. Первоначально его трактовка русской идеи носила утопически-славянофильские черты. В своих произведениях Бердяев описывал Россию как особый тип культуры, главной чертой которого является идеал «святой свободы, свободы святых», осуществимый «в соборности, а не в индивидуализме». Всемирно-историческое призвание России, как полагал философ, состоит в следующем. В геополитическом плане Россия должна создать культурный «мост» между Востоком и Западом; в плане политическом - предложить миру общественное устройство, основанное на началах соборности, в интеллектуальном - создать новый тип миросозерцания, идущий не от отвлеченного разума, а от целостного, религиозно просветленного духа. Иными словами, все стороны бытия России как единого национального организма должны выражать неповторимый религиозный опыт русского православия и служить осуществлению замысла Бога о России.
В то же время задача воспроизведения российской уникальности интерпретировалась мыслителем не в консервативном, а в реформистском ключе: Бердяев принимал кадетскую программу социально-политического реформаторства, призывал к обновлению церковной жизни, критиковал теории Н.Я. Данилевского и К.Н. Леонтьева за проповедь изоляционизма. Кроме того, его концепция всемирно-исторического развития человечества строилась по прогрессистской схеме - как последовательное восхождение человечества к преображению мира и Царствию Божьему, где каждый народ поочередно (почти по Гегелю) берет на себя духовное руководство человечеством, а Россия становится лидером на завершающей стадии этого процесса. Таким образом, историософская концепция Бердяева была обращена в утопическое будущее и в то же время содержала призыв к социальной активности.
Революция 1917 г. опрокинула исторические надежды провозвестников «русской идеи». В этой ситуации Бердяев был вынужден переосмыслить сложившиеся у него ранее представления об особенностях русской культуры и «русской души». Он переносит акценты на такие темы, как слабость «культурного слоя» в России, недостаточное развитие личностного начала, особую «географию» русской души - ширь, зовущую к скитальчеству, но не знающую чувства меры и формы. Конституирующим принципом русской души Бердяев стал считать антиномичность, противоречивость. Соответственно изменились представления философа о «русской идее»: теперь Бердяев воспринимает ее не как замысел Бога, который остается неизменным, что бы ни происходило в земной России, а вполне реалистично - как литературно-философскую традицию, обусловленную особенностями национальной психологии. Эта традиция, по мнению Бердяева, столь же двойственна и противоречива, как и сама русская душа. Историческую вину интеллигенции философ видел уже не в том, что она совершила отступничество от ценностей русской души, а в том, что интеллигенция слишком верно воспроизводила противоречия русской души, не пытаясь творчески их преодолеть. Русский коммунизм является «изнанкой», карикатурно-точным подобием русской идеи, как она была воплощена славянофилами, Ф.М. Достоевским, Л.Н. Толстым. Подмена оказалась возможной именно потому, что и славянофильский идеал был ложным: за «соборностью» скрывалась неразвитость личности, за «мессианизмом» - грех народопоклонст-ва. Новая система историософских воззрений позволила философу истолковать революцию как трагическое, но закономерное порождение отечественной истории и культуры.