Смекни!
smekni.com

Синтагматическое членение художественного текста (стр. 4 из 7)

Для Стабба Моби Дик просто кит. Огромный белый кит, и только. Для Ахава Моби Дик воплощение всего Зла мира. Для Измаила — символическое обозначение вселенной. И дело здесь не в том, что Моби Дик символически представлен в нескольких ипостасях. Дело в типе познающего сознания. У Стабба сознание индифферентное. Оно только регистрирует явления, не подвергая их анализу и не пытаясь определить их существо. У Ахава сознание проецирующее. Ему безразлично, каков Моби Дик на самом деле. Ахав переносит на Белого Кита представления, живущие в его собственном мозгу. Именно по этому сознание Ахава трагично. Ахав не может уничтожить Зло. Он может уничтожить лишь самого себя.

Лишь созерцательному сознанию Измаила Мелвилл дает увидеть истину. Эта истина с точки зрения религиозной ортодоксии крамольна и ужасна. Во вселенной нет сил, направляющих жизнь человека и общества. В ней нет ни бога, ни провиденциальных законов. В ней — только неопределенность, безмерность и пустота. Она безразлична к человеку. Этот вывод чрезвычайно важен.


Создание образа Ахава.

В романе достаточно широко представлены атрибутивные словосочетания. По количеству выделяются простые аттрибутивные словосочетания типа A+N:awfulAhab, darkAhab, crazyAhab, wordlessAhab, oldman, ivoryleg, fatalgoal, mortalman, ironsoul, finalperch. Самой распространенной группой являются концептуально-обусловленные и клишированные словосочетания (“wreckedcraft, crookedjaw, submergedtrunk, bentface, oldlog-books”). Часть этих словосочетаний служит для передачи информации (oldage, greybeards, wrinkledbrow). Другие играют роль в создании художественного образа. Например словосочетание “whiteelephant” является клишированным, но попадая в контекст помогает автору создать образ киты как белого, благородного исполина. Изделия из белой слоновой кости во все времена были предметом роскоши и позволить себе иметь такие могли только очень богатые люди. Тем более, что в Индии они вообще считаются священными животными.

Другое словосочетание “old log-books” несет на себе и второй смысл. Книгами замера глубин пользовались капитаны судов, у каждого была своя собственная. И старость их говорит не о их ветхости, а о том, что Ахав пробыл на море не один год и был старым, опытным морским волком. Тем более что в романе автор достаточно часто употребляются сочетания типа “oldman, oldAhab, (his) oldacquaintance, oldage) при описании капитана.

Особую роль играют два словосочетания проходящие через весь роман “ivoryleg” и “ivorylimb”. В своей схватке с Моби Диком Ахав потерял ногу и вместо нее он приказал плотнику изготовит ему протез из челюсти кита. Поддержкой ему в прямом и переносном смыслах стал кит. Убивая кита он, в то же время, использует его для продления своей жизни. Пусть эта нога и не настоящая, но тем не менее она дает ему возможность двигаться, а следовательно быть капитаном, и по- морским законом господом богом на корабле.

Словосочетание “ mortalman” употребленное в самом конце романа во время последней схватки с китом несет на себе двойную нагрузку. Употреблено оно по отношению к Ахаву и это абсолютно оправдывает весь смысл книги. Ахав пытался посягнуть на вечность, будучи простым смертным. За что и был жестоко наказан.

Особое внимание заслуживает само имя Ахава, которое в связи с прилагательными создает в голове читателя достаточно сильный, но мрачный, негативный образ “wordlessAhab, solidAhab, earthlyAhab, inflexibleAhab, oldAhab, darkAhab, awfulAhab”. Концептуальная их обусловленность явна. Капитаны судов не отличаются особой говорливостью, как и пожилые, перенесшие множество невзгод люди. Поэтому такой набор эпитетов дается не с проста. Создается эффект твердости, несгибаемости, даже грубости человека, в чьих руках лежат жизни экипажа судна. Такая твердость хороша, когда решаются вопросы, где важна мгновенность реакции, т.е. на флоте, но слепая фанатичность может перейти в свою противоположность. И не только может, но и переходит у Ахава. Ради достижения своей цели отомстить киту он ставит на карту жизни всех находящихся на “Пекоде”. И он не остановится до самого конца, пока не погибнет кит или пока кит сам на погубит его. Ничто и никто другой его не интересуют.

Здесь же рядом стоит и следующий пример — “monomaniac thought” . Это словосочетание жестко приковывает все интересы капитана к убийству кита, придавая его сознанию некоторую параноидальность. Прилагательное “monomaniac” сводит значение существительного к простой умственной деятельности, показывая, что все мысли, образы, надежды и желания сводились к достижению своей единственной цели.

Динамику роману придают, используемые автором, сложные словосочетания со второй основой “-ing”. Для описания корабля, являющегося главным местом действия, он использовал выражение “world-wandering whale ships” и уже через несколько строк идет описание капитана “an all-ramifying heartlessness”. Интересно здесь употребление атрибута “all-ramifying”, поскольку он не совсем обычен в связи со словом “heartlessness”. Здесь хладносердие и жестокость приобретают , в какой-то мере, положительную черту, позволяющую Ахаву идти вперед к своей цели.

Не менее важную роль в создании образа Ахава играют и социолингвистически-обусловленные словосочетания. К примеру “bloodthirstypirates” или “remorselesswildpirates”. Всё это клишированные, социолингвистически-обусловленные словосочетания. Понятие “пираты” имеет под собой историческую основу. Но здесь о “пиратстве” речь идет метафорически. Нет, они не жгли и не грабили проходящие корабли и не убивали людей, но они убивали китов, таких же живых существ, и даже еще более беззащитных, безмолвных, ради спермацета.

Еще более ярким словосочетанием такого рода можно назвать следующий пример — “independent lord”. Его использование приурачивается автором к началу финальной погони за китом. Испытывая ночные агонии Ахав тем не менее становился все большим и большим тираном. Слово “lord” не может иметь никакого иного значения, кроме чем доброго, хорошего, ибо Бог в сознании всех людей связан именно с этим. Но в сочетании с прилагательным “independent” оно приобретает негативную коннотацию. Само представление Ахава, как человека равного Богу, и даже не просто равному, а еще одному господу, противопоставление ему, выходит за рамки понимания в современном автору обществе, исповедующему всемогущие и всесилие единого Бога. Противопоставление Ахава Богу создает из первого дьявольский образ, образ отступника. И тем сильнее, ярче впечатление об Ахаве в глазах современного Мелвиллу читателя.

Вообще, автор довольно часто использует ссылки на библейские и религиозные мотивы, тем самым придавая героям и персонажам налет “вековой мудрости”. Образ следующего примера строится на аллюзии — “last men in flooded world”. Изображаемая автором последняя ночь перед катастрофой, когда все уже предчувствуют несчастье и только капитан до конца стоит на выполнении цели его жизни и остается на ночь в лодке в открытом море, чтобы не упустить Моби Дика, становится сродни библейскому эпизоду о всемирном потопе. И акцент здесь делается не на то, что одиночество это избранность божья, а на мирское несчастье, людское горе. Достигается такое ощущение посредством смешения значения библейского потопа и того положения, в котором находился Ахав, с командой своей шлюпки в ночном море вдали от корабля.

Все примеры касающиеся темы веры принадлежат к классу социолингвистически-обусловленных словосочетаний, так как библейские образы возникают в среде людей знающих содержание Святого писания. Вот еще один пример, основанный на использовании образов описания ада. “Forked flames” — простое атрибутивное словосочетание, употребленное для описания мук во время сна Ахава. Здесь явное метафорическое сравнение состояния Ахава перед его погоней за китом со сценами ада. У читателя, тем самым, создается ощущение предчувствия Ахавом своего близкого конца физического, и уже полного духовного разложения.

Важную роль в раскрытии образа Ахава играют и многочленные аттрибутивные словосочетания: “inhuman atheistical devils, formless somnabulic being, exhausting and intolerably vivid dreams”. Особенность их употребления в романе такова, что их количество увеличивается по мере приближения к концу книги. Это связано с тем, что в книге простые аттрибутивные словосочетания используются , в основном для описания физической стороны предметов и событий и лишь некоторая часть из них носит яркий метафорический характер. Многочленными атрибутивными словосочетаниями создаются более абстрактные образы.

В словосочетании “some guilty mortal miseries”, описывающем один из образов вспыхивающих в голове Ахава слово “guilty” значащее в словаре виновный, виноватый приобретает значение заслуженный и это придает словосочетанию положительную коннотацию.

Другойпример, построенныйнаоксюмороне: ”an eternally progressive progeny of griefs beyond the grave”.В английском языке словосочетание “an eternally progressive progeny” связанно прежде всего с жизнью, с продолжением рода так как денотативное значение слова “eternally” -”вечно”, а “progeny” -”потомство”. Но в сочетании с “grief” - “печаль, горе” это словосочетание приобретает внутреннее противоречие. Определенное концептуальное несоответствие заложенное в данном словосочетании, полностью раскрывает понимание мира Ахавом и автором посредством своего персонажа.

В тоже время для команды и для читателя он “courageous, the undaunted and victorious foul”. Само слово птица создает образ свободы, свободного полета и в тоже время одиночества. Прием же синонимической конденсации усиливает эффект и придает Ахаву качества героя-одиночки, непризнанного гения, тем самым как бы убирается на второй план его физическая неполноценность и эмфатируется воля, сила духа, чего так пытался добиться Мелвилл.

“The firm tower” — словосочетание простое по структуре, но несущее сходное значение. Это словосочетание клишированно и концептуально-обусловлено. Слово “tower” несет здесь особую нагрузку. Оно переводится здесь не как “башня”, то есть согласно своему словарному значению, а как “столп”. И это придает большую значимость образу.