Основная оппозиция, которая построена на игре смыслами и перспективами, напрямую связана со словом "Родина", вынесенным в заглавие стихотворения. Более того, в одном из прочтений "даль" и "близь" выступают как контекстуальные синонимы, что подчеркивается на формальном уровне аллитерирующим "л". При пристальном чтении текста становится очевидным, что заглавное слово "Родина" (которое повторяется в произведении 4 раза) имеет разветвленную систему контекстуальных синонимов, объединенных в единую цепь аллитерациями, а в некоторых случаях связанных паронимической аттракцией:
Россия - родина - даль - близь - боль - чужбина
| |
рок
¦
распрь моих земля ¦
| домой
тридевятая земля
| ¦
гордыня
Таким образом, выстраивается следующая концепция стихотворения: Россия - родина лирической героини - теперь для нее недостижима - она - даль, тридевятая земля, чужбина. В то же время, Родина для нее, несмотря на географическую удаленность и недосягаемость - близь, дом, поскольку любовь к ней - часть существа героини, "прирожденная, как боль". Эта любовь-боль - ее рок.
Россия определяется и как "распрь моих земля", что невольно вызывает ассоциации с распрями, раздиравшими Россию в первой половине ХХ века. Но, прежде всего, здесь имеется в виду раздор и разлад в душе говорящего, перед которым - вопрос: возвращаться на родину или нет. Причем, предвосхищая реальные события жизни Цветаевой, лирическая героиня склоняется к мысли о возвращении, даже под страхом смерти: "губами подпишусь на плахе".
Кроме того, родина здесь представлена как источник творческого вдохновения: "Недаром, голубей воды, я далью обдавала лбы".
Заключительный контекстуальный синоним родины - "гордыня", что сообщает всем чувствам лирической героини оттенок греховности, сознание которой переполняет ее душу сладкой болью. "Родина"- "гордыня" - "прирожденная, как боль". Круг замыкается.
Даже беглое знакомство со стихотворением Джо Шепкотт убеждает нас, что поэтесса не ставила перед собой задачу дать верный перевод стихотворения Цветаевой. Она дословно переводит название цветаевского текста "Мotherland" и насколько это возможно средствами английского языка передает первую строчку: "Language is impossible…" (язык бесполезен/невозможен). Правда, в результате исчезает отмеченная при анализе оригинала текучесть смысла. Ведь "язык" во фразе "О, неподатливый язык!" может быть понят как в лингвистическом (то, на чем говорят), так и в анатомическом смысле (то, чем говорят).
Английское стихотворение, приняв только одно значение русского слова, переключается совершенно в иную плоскость: Шепкотт занимает не сама жизнь, а ее отражение в языке, в творчестве. Потому вслед за словом "language" появляются слова: "dictionary"(словарь -повторяется дважды) , "word" (слово - повторяется трижды) и связанные с ними слова: "syllables"(слоги), "says/say"(говорит/говорю - повторяется трижды), "talks"(разговаривает), которые, собственно, и становятся "ключевыми словами" стихотворения Шепкотт. Причемвстрочке "England. It hurts my lips to shape the word" (Англия. Моим губам больно произнести это слово / буквально: придать форму этому слову) слово "word" выступает как контекстуальный синоним к "England".
Любопытно, что словарь ("dictionary") появляется в переводном стихотворении вместо "мужика" у Цветаевой: "мужик, пойми, певал и до меня: Россия, родина моя!". В результате то, что в русском тексте шло из народа, изнутри, было прирожденным, изначальным, в английском тексте стало умозрительным, интеллектуальным, искусственным. Поэтому, когда речь заходит о таких основополагающих вещах, как "'Еngland', 'Motherland', 'Home'" ('Англия', 'Родина', 'Дом'), язык оказывается бессилен, а словарь смеется над лирической героиней.
"Даль" оригинала превращается в переводном стихотворении в "distance" - degree of remotness, interval of space" ("расстояние" - степень удаленности, промежуток пространства). Здесь строчка стихотворения сама звучит как словарная дефиниция. "Distance" при обратном переводе на русский язык будет означать буквально: "расстояние", "дистанция", "отдаленность", "промежуток". Правда, англо-русский словарь под редакцией профессора В.К.Мюллера предлагает среди прочих значений и "даль", однако, как представляется, это слово имеет смысл, противоположный тому, что вкладывается в слово "distance". "Distance" обязательно предполагает "измеренность" в метрах, километрах, футах, милях, "сориентированость" в пространстве и подразумевает определенность, точность и упорядоченность, в то время как "даль" принципиально не может быть измерена и воплощает русский концепт "беспредельности".
Обращает на себя внимание и тот ряд, который выстраивает английская поэтесса: "'England', 'Motherland', 'Home'." вместо цветаевского "Россия, родина моя!". В то время как русское "родина" отсылает нас к слову "род" и, соответственно, к концепту "соборности", английское "Motherland" и "Home" задают иные коннотации. Один из элементов, составляющих слово "Motherland" -"land" вызывает ассоциации с "distance", предполагает некое измеримое пространство, так же как и "Home"- важнейший компонент английской национальной концептосферы. "Home" - это не просто "дом", но, прежде всего, "домашний очаг", в обязательном порядке предполагающий для британца связь с уютом, ухоженностью, защищенностью и уединенностью.[4] Таким образом, у Шепкотт слово "Home" приобретает смысл, противоположный тому, который вкладывает в него Цветаева, когда пишет "Вернись Домой!", подразумевая под "домом" Россию с ее необъятными пространствами.
Кроме того, "дом" в контексте творчества самой Марины Цветаевой, приобретает дополнительные коннотации. По наблюдению О.Н.Осиповой в поздних стихах поэтессы он утрачивает свою традиционную функцию центра сакрального пространства и все чаще ассоциируется с пустотой (нулевым пространством), со смертью, могилой. Поэтому призыв вернуться "Домой " порождает сложный комплекс чувств и переживаний: это и призыв вернуться к живительному истоку, и призыв обрести покой, а вместе с ним и последнее упокоение, жажда которого и манит и пугает лирическую героиню одновременно[5].
Показательно, что в английском стихотворении отсутствует слово "рок". Это концепт, отличающий русское сознание и нехарактерный для английской ментальности. Любовь-боль к родине сменяется болью за будущее Англии и за собственное будущее лирической героини. У Цветаевой "прирожденное", почти животное чувство родины, неодолимо влечет лирическую героиню назад: "Даль, говорившая: "Вернись Домой!" Со всех - до горних звезд - меня снимающая мест!". У Шепкотт место "дали" занимает словарь, который, смеясь, предлагает героине вернуться домой, не высовываться из его защищенного мирка, а сам уводит ее все дальше в звездные пространства: "Dictionary says laughing, 'Come back HOME', but takes me further and further away into the cold stars" (Словарь говорит, смеясь: "Возвращайся назад ДОМОЙ, но уводит меня оттуда дальше и дальше к холодным звездам"). Идея движения назад заменяется, таким образом, идеей движения вперед.
Хотя стихотворение английской поэтессы и называется "Родина", основной его темой становится тема творчества. Поэтическое ремесло, в трактовке Джо Шепкотт лишено какого бы то ни было романтического оттенка. За пределы обыденного существования: "into the horizon", "into the cold stars" (за горизонт, к холодным звездам) поэта ведет не гений, не творческий дар, а словарь. Здесь легко прочитывается постмодернистская трактовка мира как текста.
Поэт не принадлежит себе - он только передатчик, медиатор, который "переводит" пространство мира в слова человеческого языка: "I am nothing, for all I do is pour syllables over aching brows" (Я ничто, ибо все, что я делаю, так это только проливаю слоги на горящие от боли лбы). Лирическая героиня живет не в реальном мире, а в мире слов. Попытка выразить свое чувство родины побуждает ее, прежде всего, обратиться к словарным дефинициям. Однако язык - условный код для обозначения невыразимого - оказывается бесполезным, что заставляет поэтессу начать стихотворение с констатации невозможности облечь в слова свои чувства: "Language is impossible in a country like this" (В такой стране, как эта язык бесполезен).
Чувство принадлежности к определенному "пространству" всегда остается с лирической героиней, за какие бы рубежи, к каким бы заоблачным высям она не устремлялась. Родная земля, попытки передать свою любовь к ней, боль за ее будущее - то, что побуждает поэта к творчеству и в то же время заставляет ощутить свою беспомощность. "The country makes me say too many things I can't say"(Эта страна заставляет меня сказать слишком много такого, чего я сказать не в состоянии). Заключительная фраза: "Home of my rotting pride, my motherland" (буквально: дом, (понятый как источник и пристанище) моей гордыни, моя родная земля) прочитывается двояко. Речь здесь идет о честолюбивых попытках лирической героини выразить невыразимое. Но, вместе с тем, слова "rotting pride" неизбежно рождают ассоциации и с судьбой сегодняшней Британии, утратившей позиции имперской державы, какой она была в конце Х1Х - начале ХХ века, и с судьбой британцев, в сознании которых нынешнее положение страны пришло в конфликт с формировавшимся десятилетиями комплексом "первосортности".